Страница 10 из 11
Второй проблемой формирования и развития института социального партнерства в российском обществе является проблема его социальной ориентации. Такая ориентация предполагает поиск и нахождение совместных способов и методов решения возникающих конфликтов, а не технократическое отношение к вопросам социального развития. Идеология прежних лет, согласно которой «лес рубят – щепки летят» не приемлема для института социального партнерства, изначально нацеленного на «сохранение леса». Смысл использованной нами метафоры состоит в постепенном вытеснении отношений эксплуатации партнерскими отношениями. Одним из первых на это обратил внимание Дж. С. Милль, который писал: «Отношения между хозяевами и работниками будут постепенно вытеснены отношениями партнерства в одной из двух форм: в некоторых случаях произойдет объединение рабочих с капиталистами, в других… объединение рабочих между собой» [248, с. 100–101].
Возрастание социальной ориентированности института социального партнерства находит свое отражение в росте масштабов солидарного принятия решений и непосредственном участии самих работников в организации и управлении производством. Но это экономическая сторона проблемы. В более широком плане возрастание социальной ориентированности института социального партнерства находит свое отражение и во взаимоотношениях между разными поколениями и различными этносами. Это означает, что социальное партнерство постепенно заменяет прежнюю традиционную систему социальных ролей и статусов, иерархию административно-хозяйственной, административно-властной и иной подчиненности. Партнерские отношения предполагают отказ от прежней традиционной субординации «начальник – подчиненный», «руководитель – исполнитель» и т. д. Естественно, что в тех социальных образованиях, в которых в силу их целевой и организационной специфики развитие социального партнерства объективно затруднено (кланы, касты, корпорации и т. д.), степень социальной ориентации будет оставаться на относительно низком уровне по отношению к тем социальным образованиям, которые более восприимчивы для партнерских отношений. Очевидно, что в армии масштаб социального партнерства никогда не будет таким же, как на предприятии, производящем обувь, или в образовательном учреждении, готовящем педагогов. Это не означает, однако, что в более открытых социальных образованиях укрепление социальной направленности и партнерских отношений осуществляется повсеместно. Например, массовое распространение в хозяйственной сфере жизнедеятельности обществ именно закрытого типа (ООЗТ, ЗАО и т. д.) говорит само за себя. В политической и культурной сфере мы также обнаруживаем подобные организационно-правовые формы (закрытый клуб, закрытый просмотр, закрытые торги и т. п.).
Однако, развитие и укрепление солидарности отнюдь не означает полного отказа от субординации, административных решений или властных полномочий со стороны субъектов системы социального партнерства. Наиболее ярко это видно на примере интерпретации смысла государственно-частного партнерства. Он трактуется как «долгосрочное сотрудничество на долгосрочной основе между органами государственной власти и частными предпринимателями, при котором все необходимые ресурсы (например, ноу-хау, средства производства, персонал и т. д.) предоставляются партнерами для совместного использования в общей организационной структуре, а возможные проектные риски оптимально распределяются между партнерами в зависимости от их компетенций в области управления рисками» [133, с. 53].
В этом определении конкретной формы социального партнерства обращает на себя внимание «усеченный» состав его участников. В этом составе названы только государство и предприниматели, но отсутствуют наемные работники, профсоюзы и иные социальные образования. Отсюда следует два вывода. Во-первых, данная форма социального партнерства не может считаться открытой, т. е. доступной для всех заинтересованных социальных групп или институтов. Во-вторых, сущностная основа данного феномена связана не с солидарностью как таковой, а с сотрудничеством. Но «солидарность» и «сотрудничество» – это два совершенно разных понятия. В рамках солидарности не допускается никакая эксплуатация, т. е. присвоение чужого труда или его результатов. В рамках простого сотрудничества это вполне допустимо. В рамках солидарности возникает и играет определяющее значение общность интересов участников системы социального взаимодействия, в рамках сотрудничества интересы могут оставаться разными, равно как и сами средства их реализации. Сотрудничество – это лишь основа для договоренностей, тогда как солидарность порой не нуждается ни в каких официальных договорах, контрактах или протоколах и реализуется как формально, так и на основе неформальных социальных институтов.
Полная путаница в понимании феномена государственно-частного партнерства обнаруживается тогда, когда некоторые авторы отождествляют его с мобилизацией. Под мобилизацией понимается экспроприация ресурсов, административное и властное воздействие на процесс их распределения и перераспределения. Трудовые армии в СССР, как известно, создавались на базе именно административно-репрессивных мер. Военно-мобилизационные планы в период Великой Отечественной войны также строились на основе жестких санкций и даже «классового насилия». Поэтому отождествление сотрудничества с партнерством, а последнего – с мобилизацией выглядит просто некорректно. Однако, читаем: «Под государственно-частным партнерством понимается мобилизация частного капитала и знаний для решения государственных задач» [133, с. 53]. Такое определение вполне объясняет факт неразвитости государственно-частного партнерства в нашей стране и необходимость разработки более корректных социальных взаимоотношений.
Среди существующих недостатков системы государственно-частного партнерства можно отметить следующие:
– развитие данной формы партнерства за счет и в ущерб интересов третьих лиц;
– развитие неформальной (теневой) сферы социально-экономических, социально-политических и социально-культурных отношений;
– элиминирование общественных интересов (в пользу групповых и частных интересов) [133, с. 54].
Важный вопрос – соотношение рисков и гарантий. Данная форма партнерства часто рассматривается либо как схема, когда все участники принимают на себя риски и распределяют их в соответствии со своими компетенциями, либо как схема, когда государство выступает гарантом по возможным рискам. Оба варианта страдают недостатками. Первый предполагает четкое понимание социальной компетенции, второй – превращает государство из равноправного партнера в простого «ответчика по рискам».
Преимуществами государственно-частного партнерства можно считать:
– повышение мотивации участников данной системы к эффективной деятельности;
– раскрытие благодаря такому партнерству новых потенциалов его участников;
– нацеленность на долгосрочный характер действий, что вносит компонент стабильности в конкретные ситуации.
Однако, форма государственно-частного партнерства предполагает определенный организационно-правовой механизм. А такой механизм нельзя разработать без совершенствования самых разных социальных институтов. Поэтому, например, остается не решенным вопрос о том, в каком виде следует развивать государственно-частное партнерство: в виде пула или в виде модели обмена. Когда государственно-частное партнерство рассматривается в виде некое модели обмена (по аналогии с бартерными отношениями), «необходимость сотрудничества возникает из-за сложности структуры договорных отношений, а также из-за ненадежности условий. В случае же с моделью пула потребность в сотрудничестве вытекает из необходимости постановки цели, определения метода управления ресурсами, а также необходимости распределения результатов работы между партнерами» [133, с. 54].
Если экстраполировать данные проблемы и на другие формы социального партнерства (отношения шефства между промышленными предприятиями и организациями в социальной сфере; развитие благотворительности, меценатства и спонсорской деятельности и т. д.), то можно следующим образом очертить круг наиболее важных проблем в развитии данного социального института: