Время злых чудес

Сердце Лены глухо бухнуло и забилось часто-часто, так, что стало тяжело дышать. Она поняла, что выглядит глупо, стоя вот так посреди бульвара, и нужно срочно брать себя в руки и уходить, пока Кольцов не обернулся и не увидел ее.

«Почему я так волнуюсь? – думала она, поспешно удаляясь от места фотосъемки. – Неужели до сих пор не забыла и не поняла, что все, конец, ничего не будет? Ведь я сама его выгнала, сама! Я же не влюбленная пятнадцатилетняя школьница, я прекрасно понимаю, что мы никогда не сможем быть вместе, уж очень мы разные. Но… черт, почему я думаю о нем? Зачем я все время возвращаюсь к нему мыслями? Ведь ничего никогда не будет…»

– Осторожнее, мадам! – услышала она, влетев плечом в кого-то высокого, остановившегося перед ней.

– Простите, пожалуйста, – пробормотала Лена и, подняв голову, увидела прямо перед собой Павла Голицына. – Ой… – смутившись, проговорила она. – Павел… простите, не помню отчества.

– Обойдемся, – рассмеялся Голицын, осторожно беря руку Лены в свои. – Елена Денисовна, вы совершенно не изменились. Сколько мы не виделись? Года два?

– Да, около того…

Писатель Павел Голицын был женихом погибшей Жанны Стрелковой, дело которой расследовала Лена. В этом деле она нашла следы причастности своего отца к старым преступлениям отца Жанны. Определенно, это дело никак не желало «сдаваться в архив» и периодически напоминало Лене о себе вот такими встречами, например.

– Прогуливаетесь? – поинтересовался Павел, глядя на Лену сверху вниз.

– Да, шла с работы. Вечер теплый, решила вот…

– Не возражаете, если я составлю компанию?

– А вы тут за вдохновением?

– Ну, почти. Всякий раз, сдав роман редактору, испытываю желание погулять и сбросить напряжение, – признался Голицын. – А помните, как мы с вами в кино ходили?

Это Лена помнила. Как помнила зачем-то и весьма неприятный рассказ Никиты о том, как именно сумел выбиться Павел Голицын. Это почему-то сейчас казалось простым наговором и завистью к более успешному, чем он сам, человеку.

– Держу пари, вы тоже не просто так гулять отправились, – заметил вдруг Павел. – Новое дело?

– Да я вообще-то в прокуратуре больше не работаю, – призналась Лена.

– Ого… внезапно. Мне казалось, вы там абсолютно на своем месте.

– Видимо, нет, раз так легко уволилась. Я же, Павел Владимирович, вообще на другую сторону, если так можно выразиться, переметнулась, – неожиданно вспомнив его отчество, сказала она.

– Это что же – раньше обвиняли, теперь защищаете?

– Ну, я не обвиняла, я доказывала причастность и вину, обвинение прокурор выдвигает. Но вы правы – теперь я защищаю. К счастью, уголовными делами наше бюро не занимается, все больше семейными и разной бытовухой – разделами имущества, наследственными делами, вот этим всем, в общем.

– Да, странный виток карьеры. И что же вас подтолкнуло?

И Лена вдруг задумалась впервые за все то время, что провела в бюро, – а что в самом деле послужило ей отправной точкой? В какой момент она решила, что больше не может и не хочет работать на следствии? Что произошло? Лена никогда не задавала себе этого вопроса с того самого дня, когда положила на стол начальника рапорт об увольнении. И вот сейчас Павел застал ее врасплох и заставил задуматься.

– Вижу, это разговор не для улицы, – понял ее молчание по-своему Голицын. – Не возражаете, если мы в кондитерскую зайдем? Помните, мы как-то там были?

– У нас, похоже, намечается вечер воспоминаний, – улыбнулась Лена, отогнав невеселые мысли. – Вы уже в который раз произносите фразу «А помните?», что дает мне право думать о том, что вы как раз зачем-то это действительно помните.

Голицын расхохотался, чуть откинув назад крупную голову со светлыми, чуть вьющимися волосами, и Крошина в который раз с удивлением отметила, как сильно писатель похож на Андрея Паровозникова – тот же тип внешности, тот же высокий рост и широкие плечи, тот же облик скандинавского викинга.

«Похоже, на самом деле мне нравится именно такой типаж, а вовсе не желчные интеллектуалы с бородой», – вдруг весело подумала Лена. На душе стало неожиданно легко, словно Павел своим невинным предложением пойти в кондитерскую разогнал все ее печали.

– А идемте, – согласно кивнула она. – Только давайте перестанем «выкать» друг другу, хорошо?

– Идет, – весело согласился Голицын. – Мы ж вроде как старые знакомые, можем себе позволить.

Он предложил ей опереться на свой локоть и повел ее в боковую аллею, пройдя по которой они очутились возле входа в кондитерскую. Лена помнила, что здесь варят великолепный кофе и подают вишневый штрудель с мороженым, но с того самого вечера, проведенного в кондитерской с Павлом, она так ни разу больше сюда и не зашла.

Крошина не поняла, изменилось ли что-то в интерьере, так как просто не помнила, каким он был, но ощущение счастья, покоя и уюта, испытанное тогда, вспомнила почти сразу, едва опустилась в глубокое кресло за столиком у стены, на которой был укреплен светильник в виде канделябра со свечами.

Павел сел напротив и с любопытством посмотрел на Лену:

– У вас выражение лица изменилось.

– Мы договорились – не «выкать», – напомнила она.

– Хорошо, пусть. Но лицо-то…

– Мне просто нравится здесь, – пожала плечами Лена. – И запахи… я не верила, но, оказывается, запахи действительно могут будить воспоминания.

– Да? Не замечал. Наверное, мужчины на это меньше реагируют. И что же, если не секрет, тебе напомнили здешние ароматы?

Лена рассмеялась, с удивлением чувствуя, что совершенно не испытывает неловкости или неудобства в общении с Голицыным – как будто они на самом деле сто лет дружат.

– Я в прошлый раз поразилась, как запах кофе и выпечки настраивает на задушевные беседы и словно бы отгоняет неприятности. Просто как шаманский бубен – злых духов.

Голицын с удивлением посмотрел на нее:

– Никогда бы не подумал, что юрист способен на такое образное мышление.

– А что, юристы – не люди?

– Да я не об этом… ты мне показалась довольно приземленной, какой-то… основательной, что ли, без вот этих романтичных всплесков. Прости, я не спросил – ты все еще встречаешься с Кольцовым?

Лена напряглась:

– Это что-то меняет?

– Да, в общем-то, нет, – пожал плечами Павел. – Мы по-приятельски попьем кофе, что в этом такого?

– Мы расстались, – ровным тоном сказала Лена.

– Я мог бы кое-что сказать тебе об этом, но, наверное, не стоит. Не хочу выглядеть сплетником.

– Тогда молчи.

– И вообще – зря я об этом заговорил. Хочешь, расскажу тебе о своем новом романе? – предложил Павел, испытывая неловкость от неудачно начатого разговора.

– Хочу. Кстати, я в отпуске прочла парочку.

– Да? – оживился он, довольный тем, что Лена не обиделась. – И как?

– Я не фанатка детективного жанра, но пишешь ты неплохо. Во всяком случае, желания закрыть книгу не возникает, наоборот, хочется узнать, чем же все закончилось.

Голицын картинно утер со лба воображаемый пот:

– Ну, слава богу! Я мог не пережить непризнания моего писательского дара.

Они рассмеялись, чуть наклонившись к столу, и Лена проговорила сквозь смех:

– Даже странно, почему мое мнение так много для тебя значит.

– Всегда приятно нравиться умной женщине.

Она почувствовала, как кровь прилила к щекам – ей давно никто не делал комплиментов, да и вообще вот так, вдвоем с мужчиной, который не связан с нею деловыми отношениями, она давно не сидела в кафе. Оказывается, это весьма приятное ощущение – вот так запросто болтать о книгах, пить кофе и наслаждаться вкуснейшим штруделем. Голицын искренне интересовался тем, какую литературу Лена предпочитает, с удивлением узнал, что она не умеет загружать книги в читалку, а потому читает их в Интернете, что поэзию Серебряного века Лена не очень уважает, зато прекрасно относится к так называемым сетевым поэтам и многие стихи знает наизусть.

– А я почему-то всегда напрягаюсь от этих современных а-ля Ахматовых и псевдо-Цветаевых, – признался он, помешивая ложечкой остывающий кофе.