Поросло травой

Бывшие стройотрядовцы откликнулись почти все. Большую часть прислал Зарубин. Молодые ребята, запечатлённые на снимках, улыбались, позировали с кирпичами, мастерками и лопатами. Они же вовсю плясали на деревенской дискотеке. Были и портретные снимки, и групповые, и явно постановочные, и рабочие - такие, к каким никто не готовился.

- Ничего себе, я думал тогда только чёрно-белые были, - внимательно изучая кадры, сказал капитан Агеев, искренне удивляясь.

- Ага, и динозавры бегали за мамонтами, - отозвался Иван Павлович, нацепив очки. - Кулагин, я ж говорил, на фотографиях тогда уже помешанный был. Все новинки у него были. Опять же прирабатывал парень на этом. Марку держал.

- Посмотрите, это не та самая рубашка? - Степан уже перелистывал фотографию, когда заметил в углу кадра проходящую мимо стройки девушку.

- Ну-ка, ну-ка, - Христолюбский взял смартфон и поднёс его чуть ли не к носу.

- Вот так будет удобнее, - Агеев двумя пальцами увеличил фото, вызвав одобрительно-удивлённый возглас участкового.

- Настька! Точно Настька Косанова! Ну тогда ещё Мурзина. Ты что, такая красавица была, полдеревни за ней бегало. А уж Колька со своим фотоаппаратом прохода ей не давал. Звал её своей музой, представляешь?

Ещё секунду Христолюбский улыбался своим воспоминаниям. Но его взгляд встретился с серьёзным взглядом капитана.

- Нет, - помотал головой Иван Павлович. - Да быть такого не может. Чтобы Колька...

- В каком платье была Марья Сергеевна на первом свидании?

- В платье, - фыркнул Христолюбский. - Джинсы-клёш на ней были и футболка.

- Значит, вы помните, а профессиональный, чего уж там, фотограф не помнит про рубашку своей музы? Да ладно! Погнали!

***

Дома они Кулагина не нашли. На веранде стоял собранный чемодан. Закрытые ставни однозначно говорили, что хозяин собирается надолго покинуть жилище.

- Ну и где его искать? - Агеев чуть запыхался, он только что оббежал ещё раз дом, все пристройки и слазил на чердак по приставной лестнице.

- Давай рассуждать логически, - предложил Христолюбский, которого слегка потряхивало от нервов. - Кулагин избавился от Фомина, чтобы он нам его не выдал. Уж не знаю, каким образом эти двое связаны, но закапывали Толмачёва вместе. Потом он не дал нам фотографии и специально не узнавал Настькину рубашку. А теперь он знает, что нам пришли снимки и мы их всё равно увидим. Ты бы на его месте что делал? Когти драл без вещей?

- Я бы Настьку эту пристукнул. Она свидетель убийства, иначе бы её одежда не была стиснута в кулаке трупа. Она опасный свидетель.

***

Дом Косановой стоял на другой стороне улицы. Не садясь в машину, полицейские бегом помчались туда. Гаврош - огромный беспородный кобель - рвался с цепи. Казалось ещё чуть-чуть и кольцо выскользнет из крепления. Либо не выдержит основательная будка.

- Тихо! - приказал Христолюбский собаке.

Капитан Агеев вынул пистолет из кобуры и прыжками одолел пять ступенек, ведущих к дому. Прижавшись к дверям, Степан ловил каждый звук. В лае Гавроша зазвучали плаксивые нотки подскуливания.

- Давай! - Иван Павлович распахнул дверь, пропуская молодого коллегу.

- Пусто! - Агеев заглянул в кухню, расположенную ближе всего к выходу.

На полу раскатились продукты из лежащего тут же пакета. Христолюбский лишь мельком заглянул и прошёл дальше. В трёх комнатах и пристроенной с обратной стороны дома застеклённой веранды было пусто. Кое-где валялись перевёрнутые стулья, сброшенные с дивана подушки.

- Я осмотрюсь снаружи, - Агеев побежал к выходу.

- Неужели Настька с Колькой в бега подалась? - Христолюбский взялся за сердце, в боку нещадно закололо.

Под их ногами что-то упало и разбилось. Послышалась отчаянная возня. Иван Павлович тут же забыл про болячку. Участковый схватил край и без того задранного паласа и рывком отвернул его почти до середины комнаты.

- Люк! - Степан подскочил и столь же резко откинул крышку подпола.

Кулагин с совершенно обезумевшими глазами прижимал к себе брыкающуюся женщину. Под их ногами поблёскивали осколки трёхлитровой банки. Маринованные помидоры превратились в малоаппетитные лепёшки.

- Отпусти её и медленно вылезай! - Степан навёл на Кулагина пистолет.

***

Предыдущую ночь Иван Павлович спал, как младенец. Только голова коснулась подушки - сон тут же перенёс его куда-то далеко-далеко. Спал Христолюбский крепко и проснулся ещё до рассвета полный сил.

И вот они сидели вдвоём со Степаном на складных стульчиках на берегу реки. Поплавки покачивались на ленивой ряби.

Анастасия Косанова дала показания. В тот вечер, тридцать лет назад, она возвращалась домой с танцев. Колька набивался в провожатые, но в очередной раз был послан в баню. По дороге Настю догнал Толмачёв. Он был чуть навеселе. Сначала шутил, потом начал приставать. Девушка отшучивалась, отбивалась даже. Но Толмачёв поволок её в кусты, одновременно пытаясь раздеть.

Сказать, что испугалась, Настя не могла - не успела. Внезапно за спиной Толмачёва возник Кулагин и камнем проломил тому голову. В момент смерти студент так сильно сжал кулак, что падая вырвал клок рубашки. От пережитого ужаса Настя и слова не могла вымолвить. Кое-как сведя полы разорванной одежды, она помчалась домой. Заперлась в своей комнате и несколько дней не показывалась из дому.

А потом к ней пришёл Кулагин и потребовал любви. Мол, он за её честь вступился, поэтому она должна быть с ним. Однако Настя в свою очередь предложила молчать о Толмачёве, если Кулагин оставит её в покое. И она молчала больше тридцати лет.

- Я вот понять не могу, как Колька заставил Фомина помогать себе? Ведь Фомин этот вообще никаким боком, - пожал плечами Иван Павлович.

- Он его шантажировал, - пояснил капитан. - Кулагину посчастливилось сфотографировать, как Фомин роется в чужих вещах. У вас тогда у приезжего из машины украли часы и сколько-то денег. Вот эта фотография и была сделана Кулагиным. Короче, был компромат, и Фомину некуда стало деваться.

- Значит, я мог бы его тогда арестовать, и первая ходка у него была бы гораздо раньше.

- Да. Но получилось, как получилось.

- У тебя клюёт. Над речкой всходило солнце, золотя воду. Стрекозы затеяли выводить пируэты, разрезая воздух прозрачными крыльями. "Хорошо", - подумал Христолюбский.