Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 14

В древнем Патерике есть интересный диалог: «Один воин спросил старца: „Принимает ли Бог раскаяние?“ Старец ответил: „Если у тебя порвется плащ, выбросишь ли ты его?“ Воин говорит: „Нет! Я его зашью“. – „Если ты так щадишь свою одежду, то не пощадит ли Бог Свое творение?“»

В рассказе Эрнеста Хемингуэя между отцом и сыном происходит ссора, из-за которой юноша бежит в Мадрид. После долгих безуспешных поисков отец дает объявление в газету: «Пако, давай встретимся у отеля Монтана во вторник в полдень. Все прощено. Папа». Пако – очень распространенное испанское имя, и когда отец приходит на площадь, он видит толпу молодых людей, которые пришли помириться со своими отцами.

Никуда не уходивший

Было бы прекрасно и трогательно закончить притчу картиной радостного семейного праздника, однако появляется еще один персонаж – старший сын. Христос, очевидно, вводит его в историю, обращаясь к фарисеям. Как ни странно, старший сын – тоже блудный, хотя он никогда не покидал отчий дом. Более того, его внутреннее духовное состояние намного хуже, чем у младшего брата. Все его поведение показывает, что у него никогда не было нормальных, искренних отношений ни с отцом, ни с братом. Обращаясь к отцу, он называет вернувшегося не «брат», а «твой сын». На знаменитой картине Рембрандта «Возвращение блудного сына» старший сын всей своей фигурой демонстрирует неприятие: он изображен выше всех, даже выше отца, и смотрит на него сверху вниз с недовольством и злобой. Он – яркое воплощение многочисленной категории верующих, которые не совершают тяжелых грехов, не уходят из отчего дома, не живут распутно «в далекой стране», но когда Бог празднует возвращение грешника, они остаются за дверями дома, не желая разделить с Ним радость.

Мы замечаем внутреннюю озлобленность старшего сына, когда отец приглашает его присоединиться к празднеству, а он взрывается гневом, изливает накопившиеся жалобы на жизнь и грубо оскорбляет младшего брата. Очень часто нечто подобное происходит и в наших храмах: вот человек, скорее всего, под гнетом тяжелых житейских обстоятельств впервые пришел в церковь, а его встречает не любовь и радость об обращении грешника, но злоба, грубость, невнимание, ведь многие прихожане ревниво рассматривают храм как свою территорию, где именно они блюдут и диктуют законы поведения. Сегодня эта притча, перенесенная в наши храмы, наверное, закончилась бы более драматично и жестоко: старший сын (свечница или бабушка) просто выгнал бы из отчего дома младшего брата (чаще – сестру) за то, что она без платка или в брюках, не знакома с «правилами поведения» и пыталась поставить свечку на «занятый» подсвечник и т. д. После чего младший сын или дочь может уйти навсегда. Конечно, Небесный Отец любит и старшего сына, но такие люди в своем религиозном самоупоении и эгоизме не присоединяются к торжеству и радости совместной веры. Они могут годами ходить в храм и при этом не быть с Богом. Они редко бывают счастливы, постоянно жалуются на то, что им не нравится в церковной жизни или окружающем мире, который они в глубине души (не признаваясь себе в этом) высокомерно презирают. Наверное, это самое страшное состояние – ведь если у младшего сына есть хотя бы осознание своего греха и возможность покаяния, то у старшего и этого нет, он же не уходил от отца.

Еще одна характерная черта старшего сына: используя личные местоимения «я», «меня», он подчеркивает свои достоинства на фоне слабости брата. Обвиняя его, говорит, что тот «расточил имение с блудницами». Однако в притче об этом не сказано. Возможно, именно так поступил бы старший брат, будь у него возможность. Он послушен отцу и в то же время внутренне гордится своей добродетелью. Эта зацикленность на собственном «я» – самое сильное искушение духовной жизни, именно поэтому святые отцы единодушно называют себялюбие, эгоизм корнем всех грехов. Старший брат настолько полон заботой о своем «я», что не видит чудо покаяния и воскресения своего брата. Он слеп ко всему, кроме собственных чувств.





Святитель Тихон Задонский призывает нас: «Видишь согрешения ближнего своего или слышишь о них – пусть это послужит тебе не к осуждению брата твоего – есть у некоторых такой злой обычай, – но к познанию немощи твоей, не к осмеянию согрешившего, но к сожалению и исправлению твоему. От него обрати взгляд на себя: не был ли ты сам в таком же или подобном грехе или теперь не находишься ли? Если и нет, то можешь еще тяжелее согрешить. Общая немощь и греховность наши внутри нас: враги наши – страсти наши. Все мы всякому бедствию и падению подлежим и все падаем; и падем, если благодать Божья не поддержит нас. И от такого случая сам себя рассмотри, и после падения брата сам поступай осторожнее с помощью Божьей».

Старший брат полагает, что он имеет больше прав на упитанного тельца или по крайней мере козленка. Он чувствует себя оскорбленным, считая, что брат этого не заслужил. Старший работал в поле, исполнял все те правила, которые нарушал на чужбине его брат, поэтому, с его точки зрения, поведение отца было неправильным, несправедливым, обидным. Перед нами – классический пример зависти, которая, наряду с гордостью и гневом, очень опасна, так как эти грехи легче скрыть, в том числе от самого себя, и намного сложнее искоренить.

Святитель Тихон Задонский пишет: «Корень и начало зависти есть гордость. Гордый, поскольку хочет вознестись выше прочих, не может терпеть, чтобы кто-нибудь был ему равен, а особенно выше его, был в благополучии, потому и негодует о возвышении его. Смиренный завидовать не может, ибо видит и признает свое недостоинство, прочих же считает более достойными, поэтому и о дарованиях их негодования не имеет. Страсть эта есть в тех, которые мнят о себе, что они есть нечто в мире, и, так высоко о себе мечтая, прочих считают за ничто».

Христос обращается к фарисеям – особо религиозным людям, которые строили свою жизнь на системе внешних предписаний, искренне гордились собственной праведностью и так же искренне ненавидели грешников – мытарей, блудниц, самарян, полагая, что все они из-за своего образа жизни недостойны любви и милосердия Божия. Однако Христос говорит, что Бог Отец принимает всех кающихся – даже раскаявшийся на кресте в последние минуты своей жизни разбойник входит в рай (см.: Лк. 23: 43). Отец с любовью относится и к старшему сыну: не раздражается, не сердится на него, не говорит ему: «Марш в дом, радуйся с нами или потеряешь свою часть наследства». Он обращается с ним очень мягко, давая понять: ты всегда был со мной, поэтому я не просто ценю твою работу, но люблю тебя, ценю наши отношения больше, чем твой тяжелый труд, я испытываю радость уже потому, что ты все это время находился рядом. Богу нужны не только наши действия, внешний тяжелый труд – Ему нужно наше сердце, поскольку без сердечной составляющей самые великие духовные подвиги могут стать своей абсолютной противоположностью: Сын мой! Отдай сердце твое мне… (Прит. 23: 26). Нечто подобное мы видим в истории Марфы и Марии (см.: Лк. 10: 38–42): Марфа суетится, занимаясь домашними делами, и Христос говорит ей, что правильный выбор – то, что никогда не отнимется, слушание Его слова. Самые благочестивые дела при неправильном духовном настрое могут закрыть нам путь к Богу.

Отец сказал старшему сыну: все, что у меня есть, твое, если ты хочешь козленка, я дам тебе – но ты никогда не просил меня. Эти слова обращены и к нам, христианам. Мы, старшие братья, бываем ревнивы и завистливы, так как нам кажется, что другие верующие, особенно новоначальные, получают намного больше от Бога, чем мы сами, погрузившиеся в рутину нашего многолетнего христианства. Этой притчей Христос говорит нам: мы не получаем духовных утешений, потому что не просим о них. Мы молимся о чем угодно, только не о духовной радости пребывания с Богом, поэтому зачастую и не получаем ее.