Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 14



Святитель Василий Великий пишет о даре свободы: «Но говорят, почему в самом устройстве не дано нам безгрешности, чтобы нельзя было согрешить, хотя бы и хотели? Потому же, почему и ты не признаешь слуг достойными, если держишь их связанными, но когда видишь, что добровольно выполняют перед тобою свои обязанности. Поэтому и Богу угодно не вынужденное, но совершаемое добровольно; добродетель же происходит от свободной воли, а не от необходимости, а свобода воли зависит от того, что в нас; и что в нас, то свободно. Поэтому, кто порицает Творца, что не устроил нас безгрешными, тот не что иное делает, как предпочитает природу неразумную, неподвижную и не имеющую никаких стремлений природе, одаренной произволением и самостоятельностью».

Улетевший птенец

Младший сын не просто проснулся однажды утром в свинарнике: он очутился там, сделав ряд ложных шагов, неправильно распорядившись своей свободой. Первый шаг – разрыв отношений с отчим домом – он сделал, можно сказать, от скуки. У него была семья, он ни в чем не нуждался, однако, вероятно, испытывал то, что когда-либо чувствуют все молодые люди – ему надоела монотонная семейная жизнь, у него возникло желание пожить в «настоящем» мире, вкусить «полноценной» жизни. Этот соблазн есть у каждого из нас: мы пресыщаемся благополучной обыденной жизнью и стремимся придать ей немного «остроты», на первый взгляд совершенно невинной, однако непредсказуемой по своим последствиям.

Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет о таком духовном состоянии: «От постоянно ясной погоды высыхает земля и заводятся во множестве черви и прочие вредные насекомые. Подобно этому действует на душу продолжительное спокойствие, даже производимое благодатью: в душе зарождается высокоумие, самомнение, самонадеянность, презрение к ближним, уничижение и осуждение их и тому подобные недуги духа человеческого, самые опасные и самые страшные».

Младший сын делает выбор – и глубоко ранит этим отца. Он просит выделить ему часть полагающегося наследства в неподобающее время и в высшей степени оскорбительным образом. Обычно наследство получают после смерти родственников, и молодой человек как бы говорит отцу: «Мне хочется жить так, как я считаю нужным, но ты, к сожалению, еще жив и проживешь неизвестно сколько, а я хочу уже сейчас вести себя как вступивший в права наследства, как будто ты уже умер». Падение начинается в тот момент, когда человек заявляет о своих правах, забывая о возложенных на него обязанностях. Сын видит в отце помеху своей молодой жизни: она скоро пройдет, и юноша не успеет самореализоваться так, как считает правильным и нужным, ведь именно он – кузнец своего счастья! Пусть не физически, но все же он убивает отца, устраняет из своей жизни ограничивающий свободу авторитет и открывает дорогу в мир, где нет запретов и господствует его собственное «я».

Ф. М. Достоевский с замечательной глубиной выразил философию этого образа жизни в словах Ивана Карамазова: «Если Бога нет, то все позволено».



Отец был глубоко опечален наглым и жестоким требованием, но исполнил его. Согласно ветхозаветному закону, старший сын получал две трети наследства, младший – одну треть (см.: Втор. 21: 17). Греческий оригинал притчи очень выразителен, в нем буквально сказано, что отец «разделил им свою жизнь», то есть отдал сыну не просто часть своего имущества, но часть своего сердца, самого себя. Он сделал это не потому, что был отцом-тряпкой, который не может настоять на своем и не заботится о дальнейшей судьбе своего чада. Отец поступает по любви, желая научить совершеннолетнего самостоятельного сына ответственности, которую мы берем на себя, делая жизненный выбор. Отец отдает сыну то, о чем он просит, чтобы показать его заблуждение, – не прибегая к суровым обличениям или запретам, но самым действенным способом, обучая на собственных ошибках, позволяя вкусить горечь плода свободы. Так бывает с каждым из нас: мы просим у Бога (или даже не просим, а просто берем сами как нечто само собой разумеющееся) то, что кажется нам необходимым в жизни, и Бог зачастую позволяет нам получить это – в надежде, что некогда мы захотим чего-то несравненно лучшего, захотим истинных благ, которые существуют только в доме Небесного Отца.

О различии этих истинных и мнимых благ прекрасно пишет митрополит Вениамин (Федченков): «Ну подумайте только, что обещает нам „тот“ мир! Он открывает и утверждает прежде всего, что он есть, воистину есть этот другой величайший мир. Боже! Какая радость! Если Колумб и его моряки не знали, как выразить свой восторг, и кричали в восхищении: „Земля, земля!“, то как же мы, верующие, должны радоваться и взывать: „Небо, Небо!“ Там человек сбрасывает с себя ограниченность свою – пространством и временем, сбрасывает свою большую телесность, как куколка, снимает свою оболочку прежнего червяка и радостно порхает по красивым цветам, вкушая из них сладкое питье! Там уже нет ни борьбы из-за куска хлеба, из-за одежды на нагом и беспомощном теле, из-за „жизненного места“ – из-за коего теперь ведутся ожесточеннейшие войны озверевших людей… Ну что перед этим все блага земли! Целый новый блаженный мир тайн, чудес, преславных вещей открывается вере нашей! И не понимаю, не понимаю: почему это род человеческий делает над собою такое духовное самоубийство, что хочет ограничить себя лишь этой малюсенькой планеткой – Землей, с ее несовершенством и ожидающими мертвеца тремя аршинами темной могилы, полной жадных и гнусных червей! Бедные, бедные люди! И счастливы верующие!»

Отец в притче позволяет сыну на собственном опыте почувствовать разницу между отчим домом и всеми прелестями самостоятельной жизни вдали от него. Сын не останавливается на получении надлежащей ему части и идет дальше, делая следующий опрометчивый шаг – он продает свое наследство. Слова «собрал все» сегодня мы могли бы перевести как «продал все имущество». В культуре той эпохи это было совершенно немыслимо – ни один находящийся в здравом уме человек никогда не продал бы землю, которая принадлежала его семье. Однако сын, не заботясь о том, как его эгоизм отразится на домашнем хозяйстве, берет треть всех семейных ресурсов и уходит из дома – чтобы наконец-то пожить, как ему хочется. Продажа имущества показывает, что он не собирался возвращаться; совершенно самостоятельный и уже «похоронивший» отца, он порвал со своим прошлым. Сегодня мы живем в другой культуре: большие семьи, в которых под одной крышей жили несколько поколений, практически исчезли. Молодежь стремится как можно раньше покинуть родительский дом, чтобы жить самостоятельно. Однако две тысячи лет назад такой не мотивированный никакими внешними обстоятельствами уход воспринимался как вызов, как плевок в лицо – не только отцу, но и всем окружающим. Этот уход от добродетели ко греху зачастую незаметен, но именно в этом заключается его опасность.

Пустыня Негев занимает около 60 % территории современного Израиля. Вероятно, во время исхода из Египта евреи проходили через эту пустыню на пути в Ханаан.

Святитель Григорий Нисский пишет: «Гнусное лицо порока раскрашено разными, хотя только наружными, но соблазнительными красками. Он представляет себя не под видом зла, а как будто добра, он обещает великие наслаждения, удовольствия, выгоды. Он готов тотчас эти обещания исполнить, как только кто им поверит. А чтобы его хитрость была удачнее, он свою соперницу, то есть добродетель, представляет в виде угрюмом, жестоком, тяжелом. И обещания ее ставит под сомнение: они или не сбудутся никогда, или если и сбудутся, то не скоро, и плоть уже изнурится подвигом, и дух утомится от ожидания. Лучше, дескать, пользоваться настоящими выгодами, сразу получаемыми, чем теми, которые еще остаются в надежде, да и требуют великого терпения, да и вообще сомнительны. Вот прельщения порока, вот его подлоги и искушения! Так мы и привлекаемся ко греху, так и уклоняемся от добродетели!»