Страница 10 из 11
– Благодарю Вас, но думаю, что у меня проблема с Антуаном. Вы, думаю, знаете его много дольше, чем я.
– Да, говори, что случилось.
Серж пересказал ей разговор с Мадлен.
– О! Это на самом деле серьезно.
– Что мне делать?
– Я постараюсь поговорить с ним. А пока идите домой, выспитесь и обязательно зарядите телефон, а лучше, купите себе новый. И обязательно звоните ему, – добавила она и пропела стройным завораживающим голосом, похожим на дуновение ветерка.
– До свидания и, пожалуйста, можно Вас попросить?
– Конечно, Серж, дорогой, я попрощаюсь за Вас с дочерью! Спокойной ночи!
Серж, полностью обезоруженный проницательностью этой загадочной женщины, оделся и ушел.
ГЛАВА 10
Проводив Сержа, Антуанетта прошла в комнату дочери. Бедняжка Мадлен, опустив голову, сидела на своей кровати и тихо плакала. Ее явно не вдохновлял разговор с матерью, но она снова бы нарушила установленный регламент, чтобы повторить этот вечер. Мадлен чувствовала, что запуталась, и от этого на сердце становилось тяжелее. «О чем они разговаривают в гостиной? – думала девушка. – Неужели она его выгонит и запретит мне встречаться с ним? О, Силы, помогите нам. Я люблю его, люблю, люблю…». Она не замечала, что тихонько всхлипывала. Не замечала она и стрелок часов, что неумолимо бежали вперед, приближая неприятный разговор, но ей было все равно.
Мадлен очнулась от своих мрачных мыслей при звуке шагов. Она съежилась и вцепилась в край кровати так, что пальцы ее сильно побелели. Дверь со стуком отворилась и в комнату вошла графиня.
– Подойди, дитя мое, – властный голос женщины ударил бичом по маленькой Мадлен.
– Матушка! Прости меня, прости…. – стонала Мадлен.
Сердце матери разрывалось, глядя на страдания дочери, но она не смягчила голос, в глазах была черная бездна.
– Простить? Ты обесчестила наш род! – вскричала Антуанетта.
– Нет! Матушка…госпожа….мама, – в волнении девушка тщательно подбирала слова, – ничего не было, мы просто гуляли!
– Так поздно! С мужчиной? Это непростительно и низко!
– О! Нет! За что Вы так несправедливы ко мне, к нам?
– Забудь его! Он не пара тебе!
– Мама! Ну что Вы такое говорите! Я люблю его, слышите, люблю!
– Вы еще слишком юны, чтобы решать, кого любить, а кого нет. Или Вы, маленькая леди, круглая сирота? Вот как Вы платите родителям!
– Нет! Нет…нет… – девушку охватила крупная дрожь. Ей стало страшно и одиноко.
– Нет? Тогда послушайте! У Вас есть отец и мать, и их статус не позволяет Вам решать, кого любить! Уясните это раз и навсегда!
– Да, – Мадлен еле говорила сквозь потоки слез, – конечно, матушка.
Подняв дочь с колен, Антуанетта усадила ее на кровать рядом с собой и начала нежно гладить ее шелковистые волосы, ее хрупкую спинку до тех пор, пока всхлипывания не прекратились полностью.
– Мадлен, дочь моя, – обратилась к ней графиня, – я прощу Вас, если Вы окажете мне небольшую услугу.
– Конечно, мадам, все, что Вам будем угодно, – еле слышно проговорила девушка.
– Сейчас Вы ложитесь спать, но на рассвете Вы отнесете письмо Антуану.
– Другу Сержа? – с удивлением спросила Мадлен.
– И да, и нет, – этот ответ с ухмылкой породил массу сомнений в юной головке Мадлен.
– Я не понимаю, но я обязательно отдам письмо.
– Вот адрес, – протянула ей листок Антуанетта.
– Не надо, я там уже была с Кристофом.
Настал черед удивляться графине:
– Когда это?
– Не сердитесь! Вы, наверное, запамятовали, что на прошлой неделе отпускали меня с Сержем в гости к его другу, – Мадлен с тревогой в голосе смотрела в глаза матери.
– Ах, да! Я совсем забыла, и поэтому я не сержусь на Вас, дитя мое. Вы не узнали Антуана?
– А разве, мы были раньше представлены?
– Эх, дочка, дочка. Да ведь он твой крестный!
Мадлен широко открыла глаза и чуть не лишилась чувств:
– Мама, простите меня! Просите у него прощения за мое вольное поведение, я не придерживалась рангов! Я не знала! – со слезами на глазах вскрикнула девушка.
– Ты не виновата, – успокоила дочь графиня, – тебе был всего лишь годик, когда он вынужден был покинуть нашу родину. Ты правильно себя вела в присутствии остальных, иначе это поставило бы его инкогнито под большое сомнение и вызвало бы много кривотолков.
– Вы, как всегда, правы, матушка. Я и забыла, что здесь все по-другому…
– Ложитесь спать, дитя мое!
Антуанетта помогла раздеться дочери и, уложив ее, направилась к себе, чтобы написать письмо. Ее правильного овала лицо несколько смутилось перед чистым листом бумаги. Крупные черные пряди волос спускались по плечам к тонкой талии. Нежные руки, казалось, были созданы, чтобы писать так красиво и разборчиво. Чуть пухлые губы были плотно сжаты, на высоком лбу выступила небольшая искрящаяся в свете ночника капелька пота. Ей всегда давали не больше тридцати лет, хотя точного возраста, из-за приличия никто не спрашивал, все равно не поверили бы. На тщательное обдумывание и написание короткого послания ушло много времени, хотя она успела к рассвету.
Мадлен ждала в гостиной, было видно, что она плохо спала ночью. Скрепив депешу печатью, она передала ее дочери, напутствовав:
– Передай лично в руки, если не впустит, то принеси письмо назад. Никого с собой не бери, соблюдай этикет. Поняла?
– Да, матушка! Можно идти?
– Да будет с тобой Сила, – сказала графиня, поцеловав дочь в обе щеки, и с улыбкой радости она закрыла дверь за Мадлен.
Девушка села на трамвай и поехала в старую часть города, минуя одевшуюся в ледяную шубу реку, по старому мосту. Трамвай свернул налево. Проехав еще несколько остановок, она решилась сойти.
Было свежо и легко, как всегда в этот час. Но к зимней свежести юного морозного утра примешивался еще один аромат, столь приятный и нежный, что у Мадлен невольно потекли слюнки. Она любила запах свежего хлеба, любила ломать его своими тонкими пальцами, чтобы корка его хрустела и крошилась. Затем вынуть большой кусок кипельно-белого мякиша, откусить и запить свежим же молоком. Она любила запах ванили, запах карамели и корицы, но больше всего она любила его запах, запах Сержа, вкус его губ, силу его рук – она просто любила его…Она тряхнула головой, отбросив мысли о нем, и вошла под сень дубов – полуживых исполинов покрытых пушистыми пледами, с любовью накинутыми на спящих великанов зимой.
Дойдя до середины парка, она вдруг почувствовала знакомый с детства аромат и с широко раскрытыми глазами начала искать среди дубов в сером свете нового дня маленькие черные деревца. Она любила этот тонкий, чуть слышный аромат своей родины. Она искренне жалела людей, которые не могли слышать его из-за притупленного постоянно движущей эволюцией осязания. Ничего не разглядев, она подошла к пригорку, вступив на белеющую аллею. Только сейчас она поняла, что это вовсе не гравий, как ей показалось ранее. Нелепые кусты по краям дорожки – обожаемые ею деревца, тонкий аромат которых она услышала. Откинув, набежавшую по родине ностальгию, Мадлен ступила на порог домика, и, вздохнув, нажала на кнопку звонка…
Возвращалась она со смешанным чувством благодарности и страха, вызванного благоговейным уважением к этому человеку. Да, он был ее крестным, он был другом Сержа, он был преподавателем в университете, но была еще одна его тайна. Теперь девушка знала ее, но это никак не прибавило ей мужества при разговоре с ним.
– Какая же я малодушная, – корила себя Мадлен, – матушка никогда не простит меня за то, что я упала в обморок в его присутствии. Вот выйди за порог и там падай сколько угодно.
Она медленно прошла сквозь парк навстречу звукам нового дня, как будто она только что побывала в другом мире, полном чудес, ярких красок и безмерного спокойствия, вселившего в нее новую надежду. Нет, она не скажет ничего об этом госпоже Антуанетте не только потому, что так ей было приказано, а потому, что это единственная надежда на продолжение отношений с Сержем, хоть им и придется, наверное, надолго расстаться.