Страница 7 из 8
– Наша главная задача – обрести Бога в этой конкретной ситуации. Мы просим помощи у Бога там, где обычно царствуют медики, пилюли и психологические брошюры.
Давайте разделим условно людей на две категории: на тех, кто знал Бога до трагедии, и тех, кто не знал Его и знать не хотел до случившегося или теоретически принимал возможность Его бытия, но Он был им не нужен. Это две совершенно различные позиции. Допустим, с верующим человеком происходит трагедия. Какова его реакция? Ему больно точно так же, как неверующему, в этом смысле они совершенно не отличаются друг от друга, степень боли от веры мало зависит, хотя вера и может действовать как обезболивающее. Но у человека есть личная позиция по отношению к боли: он по совести заставляет себя покориться беде, ищет свою вину, и совесть властна заставить его вспомнить какие-то свои ошибки, может быть, приведшие к случившемуся. Однако вскоре он понимает, что этого недостаточно, все попытки ума уловить причинно-следственные связи не исчерпывают вопроса. И он тогда приходит к мысли, что есть какая-то тайна в происшедшем. И тайна эта состоялась не без участия Бога, для чего-то и зачем-то это нужно. «Вот я страдаю, ну что ж…» – и человек замолкает в тишине, замолкает в таком благоговении, на какое способен, заставляет себя замолчать перед лицом Божиим. Да, он заставляет себя смириться, но смириться не как схваченный преступник, посаженный в тюрьму, который беснуется, бегая по камере, и ищет способы уйти от наказания. Смирение, в правильном понимании, – это очень активное состояние. В слове «смирение» корень «мир». То есть нужно найти мир в той ситуации, в том состоянии, в котором ты сейчас находишься, по-доброму примирится с результатами: «Буду пить эту чашу, буду пить». Принять это, как горькое лекарство.
Неверующий человек реагирует совершенно по-другому. Он тоже чувствует «сверло», которое прошло сквозь его сердце. Но упреки к Богу и вопросы к Нему невозможны со стороны того, кто о Боге до сегодняшнего дня даже не задумывался. Однако он может найти Бога в страдании:
«Ах вот Ты какой, вот что происходит, вот еще что бывает в жизни?!» И отсюда может начаться целая цепь размышлений и выводов.
Но если человек говорит: «Да я и раньше Тебе не молился, а теперь вообще молиться не буду, раз Ты такое вытворяешь со мной!» – то это путь к ожесточению. «Я и раньше знать про Тебя не хотел, а теперь вообще и слышать про Тебя не хочу». Я думаю, что процент людей, выбирающих такой путь, не маленький…
– С учетом того, что долгое время наша страна жила безбожно…
– Нет, даже без учета этого. Я думаю, что на Западе количество безбожников не меньше, а может, и больше, чем у нас. Это именно состояние сердца человеческого. Перекормленный эгоист так же нагл и безбожен, как не наученный вере человек, хотя живущий довольно скромно, но имеющий в себе корень безбожия. Здесь некая общечеловеческая проблема, она не зависит от условий. Думаю, сейчас уже можно в этом смысле забыть кошмар советской эпохи, особенно довоенного периода с 1917 по 1941 г. Все, что тогда происходило, очень важно для осознания, но списывать на этот период современные духовные болезни с каждым годом все тяжелее и тяжелее. Безбожие имеет гораздо более глубокий генезис. Человек если безбожен, то – по состоянию сердца, и это не зависит от его образования и социального положения. Можно быть образованным и безбожником, неграмотным и очень благочестивым или, наоборот, неграмотным и безбожным, очень образованным и по-настоящему верующим. Тут на что ни поставь – везде ошибешься, потому что сами по себе ни образование, ни смиренный быт, ни крестьянская или городская среда, ни счастливое или тяжелое детство автоматически не дают человеку веру или безверие. Они дают возможности, из которых ты сам выбираешь, понимаете? Но мы все-таки должны не отворачивать лицо от того факта, что человечество становится все более безбожным. И, выбирая этот путь, оно отторгается от самих корней жизни: материнства, отцовства, жертвенности, творчества, самоотдачи. А это – принципиальные понятия о человеческой жизни, лежащие в фундаменте бытия.
На противоположном полюсе – разрушительные импульсы, например, погоня за наслаждениями, ничем не сдерживаемый эгоизм, сатанинская гордыня, когда для человека нет авторитета. На этом полюсе – полный крах жизни как таковой! Если мы представим себе жизнь в виде корабля, то увидим, что на этот борт сбегается все больше и больше людей. Ясно, что корабль кренится в ту сторону, где находится больше людей.
Нам совершенно не понятны условия жизни крестьянского семейства очень недалеких времен. Всего каких-нибудь 200 лет назад в русских семьях было по 8–9 детей. Для нас это страшные, непривычные цифры. При том, что мы осознаем разницу в условиях быта: у них не было одноразовых подгузников, теплой воды, газовой плиты в доме. Реальностью были лютые зимы, скудная пища. Нам трудно представить себе, как вообще люди жили, кажется, что они не жили, а выживали. Но ими освоена огромная территория от Балтийского моря до Камчатки. Освоившие эту территорию люди ведь не летали на самолетах? Они на лошаках ездили и в лаптях ходили. Нам сложно это вместить, мы зациклены на комфорте, на личном успехе, на счастье. Даже если мы не хотим разбираться в истории собственной страны, возьмем историю США. К примеру, американская женщина времен Гражданской войны в XIX веке[8] рожала в среднем тоже не менее восьми детей, из них пятеро выживали, двое-трое умирали в младенчестве – это был средний показатель. Точно так же жили на другом континенте через океан. Нам кажется, эти женщины были какими-то двужильными, обладали огромным запасом энергии, они постоянно работали, если нужно, шли за плугом или на войну с винтовкой в руках, помогали мужьям в ученых трудах и путешествиях.
Одно и то же желание в разных случаях имеет разную мотивацию. Ребенка тоже хотят родить по разным мотивам. Кто-то хочет иметь живую куклу, не давая себе ответа на вопрос: «Насколько это вообще важно – иметь ребенка?» Когда есть дети, в них растворяешься, и чем больше детей, тем тебя становится меньше – ты отдаешь часть себя своим детям. Мать отдает себя и этим живет. Зерно, упавшее в землю, умирает, но из него вырастает колос с многими зернами. А эгоист зациклен на себе, он живет для себя: «все мне, все мне, все мне», «рожу себе», «рожу для себя», «сама себе воспитаю». И вдруг ребенка нет – это катастрофа для гордого человека.
– Наверное, именно в этой ситуации и нужен этот разговор. И именно эта ситуация может человека даже из такого плачевного состояния потихоньку привести к нормальной жизни и человеческим понятиям?
– Разговаривать нужно не об этой конкретной беде. Допустим, у человека болит зуб. Можно предположить, что он просто много сладкого ест. А можно подумать, что все гораздо серьезнее – по зубам видно, что есть проблемы с костной системой. Недаром в древности на невольничьих рынках рабов выбирали, глядя на состояние зубов. Крепкие белые зубы означают крепкую костную систему, такого раба можно брать на тяжелые работы. Зубы крошатся потому, что нарушен обмен кальция в организме. Так же и с тем или иным горем. Подожди, может быть, у тебя вообще все неправильно? Ты говоришь, тяжелое подняла, на работе разнервничалась, муж бросил, никто не помогает, инфекция какая-то? Но на самом деле, это могут быть не причины, а следствия.
– Но чаще всего ищут причины лишь медицинского характера. Выпил таблетку или сделал укол, и будет все хорошо.
– Это очень понятно – хочется спрятаться за какую-то легко объяснимую причину: поскользнулась, упала, ударилась и поэтому… или муж поздно приходил с работы пьяный, женщина все время нервничала, случился срыв… Это все, конечно, так… Но за всем этим стоят более глубокие причины, слои жизни. Насколько мы вообще готовы быть матерями? Готовы ли мы к переходу из девичества в замужнее состояние? Ведь переходов несколько: из девичества в замужество, из замужества в материнство. Понимаем ли мы духовную сторону изменений статуса – каждая новая ипостась как некая смерть внутреннего ветхого человека и начало нового человека?
8
Гражданская война в США, или война Севера и Юга, 1861–1865 гг.