Тени прошлого

Я поежился и выпил. Мое присутствие начинало принимать неприятный оборот. Можно сказать, что это я пригласил Дэмиана в Португалию со своими друзьями. На самом деле все было гораздо сложнее, но отговоркой послужило то, что в компании недостает мужчин и хозяйка попросила меня пригласить Дэмиана. Последствия, как выясняется, оказались катастрофичными. Попытается ли он сейчас обвинить в своей бесплодности меня? Может быть, он вызвал меня для того, чтобы я признал свою вину? Чтобы показать, что я причинил ему той поездкой столько же зла, сколько и он мне?

– Не помню, чтобы тогда кто-нибудь заболел, – сказал я.

Но он все прекрасно помнил.

– Подружка парня, у которого была вилла. Нервная белесая американка. Как ее звали? Элис? Аликс? Пока мы там жили, она постоянно жаловалась на боль в горле.

– У тебя исключительная память.

– У меня было много времени поразмышлять.

В голове внезапно возник образ той выбеленной солнцем виллы в Эшториле, изгнанный из моей сознательной памяти лет на десять. Жаркий белый пляж под террасой, атмосфера пьяных ужинов, пропитанная чувственностью и намеками, подъем на гору под Синтрой, к замку с привидениями, купание в голубых, перешептывающихся волнах, ожидание на огромной площади перед Лиссабонским собором, чтобы пройти мимо тела Салазара… Все впечатления разом воскресли, стали живыми, яркими, как в кино. Это была такая поездка, что отделяет отрочество от зрелости, со всеми сопутствующими опасностями такого путешествия, после которого возвращаешься домой совсем иным, не таким, каким ты был, когда отправлялся в путь. Поездка, в сущности, переменившая всю мою жизнь.

– Да, – кивнул я. – У тебя было предостаточно времени.

– Правда, если бы все дело было в ней, то ребенок мог родиться у меня до этой поездки.

Несмотря на всю его серьезность, я не смог подыграть.

– Даже ты бы не успел. Нам было всего двадцать один. Это сегодня любая девчонка из рабочих кварталов может забеременеть к тринадцати годам, но тогда люди вели себя по-другому.

Я ободряюще улыбнулся, но Дэмиан на меня не смотрел. Он открыл ящик красивого бюро, стоящего под Лоуренсом, и протянул мне письмо. Конверт был уже старый. Я с трудом разобрал штемпель. Что-то вроде: «Челси. 23 декабря 1990 г.»

– Прочти, пожалуйста.

Я осторожно развернул бумагу. Письмо было целиком напечатано на машинке, даже обращение и подпись в конце не были приписаны от руки.

«Здравствуй, дерьмо!» – начиналось оно. Какая прелесть… Я удивленно посмотрел на Дэмиана.

– Читай, читай!

Здравствуй, дерьмо! Скоро Рождество. А еще сейчас довольно поздно, выпито уже очень много, так что у меня хватит духу сказать, что ты на девятнадцать лет превратил мою жизнь в сплошную ложь. Эту ложь я изо дня в день вижу перед собой, и все из-за тебя. Никто никогда не узнает правды, а я скорее сожгу это письмо, чем отправлю его, но ты должен знать, куда завели меня твой обман и моя слабость. Я тебя, пожалуй, не прокляну – не смогу. Но и не прощаю тебя за то, какой стала моя жизнь. Я такого не заслуживаю.

И в конце, после всего текста, автором было напечатано: «Идиотка».

Я недоуменно смотрел на письмо.

– Все-таки она его отправила, – сказал я. – Интересно, сознательно или так получилось случайно?

– Может быть, кто-нибудь взял его со стола в холле и отправил, не говоря ей.

Объяснение не показалось мне невероятным.

– Это должно было сильно ее встревожить.

– Ты уверен, что «ее», а не «его»?

Я кивнул:

– А ты нет? «Моя жизнь – сплошная ложь». «Твой обман и моя слабость». Непохоже, чтобы это писала мужская рука. И какая забавная подпись: «Идиотка». Напоминает слова эстрадных песен нашей молодости. В общем, я предполагаю, что обман, о котором она пишет, относится к области романтических отношений. Вряд ли это писал человек, которого обманом заставили вложить деньги в неудачное предприятие. Следовательно, делаем вывод, что автор письма – женщина. Я не прав? Или жизнь вывела тебя на новые, неизведанные пути?

– Делаем вывод, что женщина.

– Вот видишь, – улыбнулся я. – Как мило, что она не в состоянии тебя проклинать. Очень по-китсовски. Помнишь «Изабеллу, или Горшок с базиликом»? «В урочный час к ней не любовь явилась – воспоминаний сладострастный рой»[9].

– Как думаешь, что все это значит?

Какие уж тут сомнения.

– Не вижу большой загадки, – ответил я. Но Дэмиан ждал, и мне пришлось произнести вслух: – Судя по всему, ты кого-то обрюхатил.

– Да.

– Полагаю, обман, о котором она говорит, был некой клятвой в вечной любви. Ты принес ее ради того, чтобы заставить свою пассию прыгнуть в койку.

– Ты груб.

– Да что ты? И в мыслях не было. Как все мальчишки в те дни, я и сам часто пытался проделать то же самое. Слова о ее слабости означают, что в тот раз твои старания все же увенчались успехом.

Но я мысленно вернулся к его вопросу. Значит ли, что Дэмиану все казалось не столь очевидным?

– А почему ты спросил? Есть другое истолкование? Полагаю, эта женщина была в тебя влюблена, и ее жизнь с тех пор превратилась в сплошную ложь, потому что бедняжка вышла замуж за другого, хотя ей хотелось быть с тобой. Ты об этом думаешь?

– Нет. Не совсем. Если она только об этом, то стала бы она писать двадцать лет спустя?

– Некоторым людям требуется много времени, чтобы это пережить.

– «Эту ложь я изо дня в день вижу перед собой». «Никто никогда не узнает правды». Не узнает правды о чем?

Он произнес это так, будто в ответе на этот вопрос не могло быть никаких сомнений. И я с ним согласился.

– Как я уже сказал, она от тебя забеременела, – повторил я.

Дэмиан словно вздохнул с облегчением, что никакого другого объяснения этому письму быть не может, словно до сих пор он экзаменовал меня.

– И родила, – кивнув, добавил он.

– Видимо, так. Правда, все становится похоже на историческую пьесу. Она могла бы избавиться от ребенка.

На это Дэмиан ответил мне своим неповторимым высокомерным взглядом с презрительной ухмылкой. Как же я хорошо ее помнил…

– Полагаю, аборт был противен ее принципам. У некоторых людей, знаешь ли, есть принципы.

Теперь пришел мой черед презрительно фыркнуть.

– Из твоих уст я не готов выслушивать наставления, – сказал я, и ему пришлось это проглотить. Вся эта история начинала меня раздражать. Почему мы тратим на нее столько времени? – Ну хорошо. Она родила ребенка. И никто не знает, что отец – ты. Всё. Точка. – Я посмотрел на конверт, который он так тщательно сберег. – Или не точка? Приходило что-то еще?

– Именно так я поначалу и подумал, – кивнул он. – Что это начало какой-то… аферы по вымоганию денег.

– Аферы?

– Так выразился мой адвокат. Я отправился к нему. Он снял копию и велел мне ждать следующего обращения. Сказал, что она выстраивает основание требовать денег и нам нужно заранее подготовить план действий. В те дни обо мне часто писали в газетах, мне уже сопутствовала удача. Вполне логично, что эта женщина вдруг осознала, что отец ее ребенка богат и сейчас самый удобный момент нанести удар. Моему сыну или дочери тогда должно было быть около двадцати лет…

– Девятнадцать, – поправил я. – Ее жизнь была сплошной ложью девятнадцать лет.

На секунду Дэмиан озадаченно задумался, потом кивнул:

– Девятнадцать. Как раз начинает самостоятельную жизнь. Деньги пришлись бы очень кстати.

Он покосился на меня. Мне нечего было добавить, поскольку, как и его адвокат, я считал, что все вполне логично.

– Я бы ей заплатил, – словно оправдываясь, проговорил он. – Я был к этому готов.

– Но она больше не писала.

– Нет.

– Может быть, умерла.

– Может быть. Хотя такой исход слишком напоминает мелодраму. Вероятно, ты прав, письмо отправили случайно. В общем, больше мы от нее ничего не получили, и мало-помалу все забылось.

– Так почему мы все это обсуждаем?

9

Перевод Г. Гампер.