Страница 8 из 10
– Я помою посуду, – сказала она маме.
Они молча прибрались на кухне. Миссис Мёрри отправила упирающихся близнецов репетировать для школьного оркестра. Деннис играл на флейте – и очень неплохо играл, – а Сэнди аккомпанировал ему на фортепьяно – и у него выходило куда хуже. Однако это были приятные, привычные звуки, и Мег мало-помалу успокоилась. Когда посудомойка загудела, а кастрюльки и сковородки были вычищены до блеска и развешены по своим крючкам, она пошла к себе наверх, в мансарду, делать домашнюю работу. Считалось, что мансарда – личная территория Мег, где ей никто не мешает. Все это было бы здорово, только на самом делей ей то и дело мешали: за стенкой мансарды, в открытой части чердака, близнецы держали свою железную дорогу, там же стоял стол для пинг-понга и валялось все, что внизу было не нужно, а выкинуть было жалко. Хотя мансарда Мег была в дальнем конце чердака, близнецы могли запросто зайти к ней, когда им требовалась помощь в математике. А Чарльз Уоллес всегда без слов знал, когда она не в своей тарелке. Он приходил в мансарду и садился в ногах кровати. Мег была всегда рада Чарльзу Уоллесу, кроме тех случаев, когда она переживала именно из-за него. Вот сейчас ей его видеть не хотелось.
Дождь по-прежнему барабанил в окно, но уже не так сильно. Южный ветер менялся на западный; гроза уходила прочь, и на улице холодало. В мансарде было холодно, но Мег не стала включать маленький электрический обогреватель, который купили ей родители, – тепла, которое поступало на чердак с первого этажа, было явно недостаточно. Вместо этого девочка, бросив учебники, на цыпочках прокралась обратно на первый этаж, аккуратно переступив седьмую ступеньку, которая не просто скрипела, а иной раз еще и громыхала, как выстрел из ружья.
Близнецы по-прежнему музицировали. Мама сидела в гостиной у камина и читала Чарльзу Уоллесу – не какую-нибудь книжку о поездах или о животных, которые обожали в его возрасте близнецы, а статью из научного журнала, озаглавленную «О поляризуемости и гиперполяризуемости малых молекул», написанную химиком-теоретиком Питером Либманом.
«О-хо-хо! – грустно подумала Мег. – Родители читают ему такое на ночь и после этого хотят, чтобы у него не было проблем в школе?»
Чарльз Уоллес лежал, растянувшись на полу у камина, как обычно положив голову на мягкий бок Фортинбраса, словно на подушку, и глядя в огонь; слушал вполуха и думал о чем-то своем. Мег охотно взяла бы Форта с собой, но тогда бы вся семья узнала, что она решила выйти из дома. Девочка торопливо и бесшумно прошмыгнула на кухню, а оттуда – в кладовку. Когда Мег затворяла за собой дверь кухни – медленно, осторожно, чтобы никто ничего не услышал, – дверь кладовки вдруг с грохотом распахнулась, а дверь в мамину лабораторию, слева, наоборот, захлопнулась от порыва ветра.
Мег застыла и прислушалась, ожидая, что кто-нибудь из близнецов откроет дверь кухни, чтобы узнать, что случилось. Но никто не появился – только ветер дико завывал в кладовке. Мег передернула плечами, схватила первые попавшиеся под руку непромокаемые вещи – черное прорезиненное пончо, принадлежавшее близнецам и выполнявшее по совместительству должность пола в палатке, и желтенькую зюйдвестку[7] Чарльза Уоллеса. Потом сняла с крючка большой фонарик, плотно закрыла за собой дверь кладовки, побежала через лужайку, споткнулась о крокетные воротца. Прихрамывая, прошла через заросли одуванчиков, лопухов и молочая, которые разрослись в проходе, прорубленном близнецами в барбарисовой живой изгороди. Очутившись в огороде, Мег понадеялась, что отсюда ее уже никто не увидит, даже если вдруг выглянет в окно. Можно себе представить, что сказали бы Сэнди с Деннисом, если бы они ее спросили, куда это она собралась на ночь глядя, а она им – драконов искать!
А зачем, на самом деле, она из дома-то вышла? Что она, собственно, ищет? Драконов, что ли? Фортинбрас и Луиза оба видели – и не боялись! – кого-то, кто оставил эти перья и чешуйки. И этому кому-то, скорее всего, довольно неуютно там, на мокром выгоне. И если оно… они… явятся искать убежища в доме, она хочет быть к этому готова.
Не только к драконам – в драконов-то она не особенно верила, несмотря на все свое доверие к Чарльзу Уоллесу и это перо с необычным стержнем, – но еще и к Луизе Большой. Близнецы всегда говорили, что Луиза змея необыкновенная, но сегодня Мег впервые увидела признаки того, что Луиза и в самом деле не обычная змея, какую можно встретить в любом саду.
Мег вгляделась в пятна тени на стене, но Луизы там не было. Мег медлила – не очень-то ей хотелось идти через сад и выходить потом на северный выгон, к двум ледниковым валунам. Несколько минут она стояла в привычном, безопасном огороде, набираясь мужества. Она не боялась, что ее обнаружат, – вряд ли близнецам в такой дождливый вечер придет в голову полюбоваться последними кочанами капусты или огуречной грядкой, на которой созревала их гордость – огуречище размером с кабачок.
С востока вдоль огорода тянулись два ряда подсолнухов, которые стояли, понурив свои тяжелые головы, и в темноте смахивали на полчище ведьм. Мег нервно поглядывала на них. С подсолнухов уныло и равнодушно падали дождевые капли, но с неба больше не капало. Из-за редеющих облаков время от времени проглядывала полная луна, и тогда овощи в огороде начинали смахивать на странных, призрачных чудовищ. Опустевшие грядки, на которых когда-то росли бобы, салат и горошек, выглядели одинокими и заброшенными. И на всем тщательно распланированном огородике лежала печать грусти и смятения.
– Все насмарку, все сикось-накось! – сказала Мег, обращаясь к нескольким оставшимся кочанам цветной капусты. – Видано ли такое в нашей свободной стране, чтобы ребенку было опасно ходить в школу?
Она медленно пошла вдоль стены яблоневого сада. Налетевший порыв ветра внезапно унес прочь пряный аромат падалицы. Ветер сменил направление и дул теперь вдоль огорода, с северо-запада, резкий и пахнущий морозом. Мег увидела, как на стене шевельнулась тень, и шарахнулась назад. Луиза Большая! Наверно, это Луиза. Но все равно: Мег не могла перелезть через стену и пройти через сад, пока не убедится, что это не Луиза и не та мельком увиденная фигура прячется в саду и только и ждет, чтобы наброситься. Ноги сделались ватные; Мег присела на здоровенную приплюснутую тыкву и стала ждать. Холодный ветер коснулся щеки; хохолки кукурузы шелестели, как морской прибой. Девочка опасливо озиралась по сторонам. Она сообразила, что смотрит сквозь очки, забрызганные дождевыми каплями, падавшими на нее с подсолнухов и кукурузы, поэтому сняла очки, достала из-под пончо подол юбки и протерла линзы. Стало получше, хотя мир по-прежнему выглядел немного размытым, как будто под водой.
Мег вслушивалась, вслушивалась… Из сада доносились глухие удары падающих яблок. Ветер качал деревья, шелестели ветви. Мег изо всех сил всматривалась во тьму. Что-то двигалось, приближалось, все ближе, ближе…
Мег отлично знала, что змеи не появляются, когда холодно и темно. И тем не менее…
Луиза!
Да, это была их змеюка. Она показалась над каменной стеной, медленно, осторожно, бдительно. Сердце у Мег отчаянно колотилось, хотя, казалось бы, чего бояться, это же Луиза. Она не собиралась нападать – по крайней мере, не собиралась нападать на Мег. Однако Луиза кого-то ждала, и на этот раз вид у нее был недружелюбный. Мег завороженно наблюдала, как змея покачала головой взад-вперед, потом дрогнула – явно кого-то узнала…
– Маргарет! – раздалось за спиной у Мег.
Девочка стремительно развернулась.
Это был мистер Дженкинс! Она растерянно уставилась на него.
– Маргарет, – повторил он, – твой младший братишка сказал, что ты, наверное, пошла сюда.
Ну да, Чарльз мог догадаться, мог знать, куда она пошла… Но с чего вдруг мистеру Дженкинсу вздумалось разговаривать с Чарльзом Уоллесом? Директор никогда не бывал дома у Мёрри – он ни у кого из родителей никогда не бывал. Все скандалы происходили у него в кабинете, чтобы не выносить сор из избы. И если он даже пришел, с чего это вдруг ему вздумалось бродить по сырой траве, по мокрому от дождя саду и разыскивать Мег самому, вместо того чтобы отправить за ней кого-то из близнецов, а?
7
Зюйдвестка – непромокаемая шапка-капюшон, обычный головной убор моряков и рыбаков.