Страница 30 из 31
В этом же году как раз и прославилась своим благочестием жена известного в то время помещика Иулиания Осорьина.
Само население крепостных деревень, нередко в антисанитарных условиях скученное в курных избах, становилось жертвой массовых эпидемий, уносивших десятки и сотни людей работоспособного возраста.
А об эпидемии холеры уже 1771 года священник Михаил Херасков писал:
– «В продолжение месяца палило солнце так, что всё начало было вянуть и сохнуть. Грусть и тяжёлое уныние стали чувствоваться не только в людях, но и в самой природе. Всё грозило чем-то страшным. Слышны стали боязливые речи о странствующей около наших пределов непрошенной и свирепой гостье, одно имя которой наводит тоску и внушает тревожные опасения. Ко всему этому присоединяются известия о пожарах, дым и смрад которых густым туманом доносится и до наших жилищ. Не сами ль мы почасту привлекаем к себе гибель и смерть? Известно, что все почти болезни и всякого рода заразы появляются там, где непроходимая нечистота и неряшество. А ведь надо признаться, что всего этого многое множество обретается не только в захолустных каких-нибудь деревеньках, но и у городских жителей».
Холера вновь появилась во Владимирской губернии в 1830 году.
Первым городом был Муром, потом она открылась в Гороховце, в Гороховецком и Шуйском уездах.
Начавшись 8 сентября, она продолжалась до 17 ноября.
За это время из 90 заболевших выздоровели только 18 человек.
В 1831 году в Муроме холера началась 6 июля.
Начавшись в мае в Шуйском уезде в селе Тейково, она затем распространилась на Шую, Гороховец, Вязники и Гороховецкий, Ковровский, Суздальский и Муромский уезды, унеся 178 жизней.
А закончилась она только 30 сентября.
В 1848 году холера была уже во всей губернии.
А началась она 25 апреля, и длилась до 5 ноября.
Из 30.471 заболевших умерли 15.836 человек.
В 1860 году холерой в губернии заболели 1.731, умерли 612 человек.
Но в обоих случаях эпидемия обошла Муромский уезд.
В 1871 году эпидемия свирепствовала в губернии с 13 июня до 22 октября.
О степени её жестокости можно судить по официальным данным, печатавшимся еженедельно в Губернских Ведомостях. И на этот раз больше пострадало сельское население.
Условия для развития холеры лежали в способе строений изб.
С трёх сторон, кроме лицевой стороны, к ним примыкали крытые дворы, заваленными разного рода нечистотами. От этого почва дворов глубоко пропитывалась довольно давно гниющими продуктами.
По отсутствию или очень малому проветриванию дворов вследствие такого их устройства, отсутствию отхожих мест и помойных ям, можно было судить о степени чистоты воздуха.
Разлагающиеся органические продукты в крытых дворах сёл являлись разносчиком холерного яда.
За это время в губернии заболели 12.386 человек, умерли – 4.833.
В Муромском уезде она началась 19 июля и до окончания 1 октября из 791 заболевшего жителя умерли 160.
Великая смута 1606–1612 гг. охватила все классы общества Московского государства и широкой волной разлилась по всей России.
После гибели первого самозванца Лжедмитрия на царство бояре избрали Василия Шуйского.
Избрание происходило не только без совета со всей землёй, но и «на Москве не ведяху многие люди», то есть не ведали об этом. Оно не принесло желаемого успокоения в обществе.
На сцену вновь выступило имя царевича Дмитрия, и было встречено с ещё большим доверием, чем прежде.
«Все мы ему рады», – говорили Стародубцы (на Клязьме) подьячему Алексею Рукину, сообщившему им весть о новом самозванце.
Такое настроение было среди низших и высших слоёв населения.
Один за другим на сторону самозванца стали переходить города Переяславль Залесский, Суздаль, Ростов, Владимир, Вязники, Гороховец, Лух и Балахна.
Муром с уездом присоединился к Лжедмитрию П-му без больших усилий, «без взятья».
В отписке окольничего Ивана Годунова гетману Яну Сапеге о приведении к присяге Мурома нет указаний на дату, но из другого его письма видно, что 13 ноября 1608 года он был уже в Тушине при Лжедмитрии П-ом.
Предположительно Муром присягнул самозванцу в конце октября – в начале ноября 1608 года.
По этому поводу неизвестный летописец писал:
– «Греха ради, наши грады все Московского государства от Москвы отступиша. Немногие грады стоят в твёрдости – Казань, Великий Новгород, Смоленск, Нижний, Переславль Рязанский, Коломна, Царство Сибирское, только городов стояху в твёрдости, а то все прельстишася на дьявольскую прелесть».
Общество раскололось на две части.
Одни «целовали крест» Василию Шуйскому, другие – Лжедмитрию П-му, власть которого держалась за счёт польского оружия.
Но на восток от Арзамаса часть татарского и черемисского населения, принявшая сторону Лжедмитрия II-го, подступила к Нижнему Новгороду, чтобы привести его к «крестному целованию» самозванца.
Игумен Тихоновой Луховской пустыни Иона 21 ноября 1608 года через крестьянина Якунку Полуектова послал грамоту, в которой предлагал государевым воеводам, дьяку, приказным и всем нижегородским служилым людям повиниться Дмитрию Ивановичу и «крест целовать».
В ответ архимандрит Вознесенского Нижегородского монастыря Иоил написал:
– «В Нижнем Новгороде воеводы: князь Александр Ондреевич Репнин, Ондрей Семёнович Олябьев, дьяк Василий Семёнов и дворяне, и дети боярские, и старосты, и целовальники, и все земские люди… хотят за Государево Царство и Великого князя Василия Ивановича и всея Русии Московскаго и крестное целование помереть».
Иоил пытался склонить к верности Шуйскому и балахнинцев, «чтобы христианская невинная кровь не лилась и, чтобы балахонцы во единой мысли с нижегородцами были».
Но те не вняли просьбе.
По приговору нижегородцев воевода Алябьев, подкреплённый понизовыми людьми Фёдора Ивановича Шереметева, «под Балахной воров побили и Балахонского воеводу Степана Голенищева и иных многих лутчих людей привели в Нижний».
После этого посадские и всякие другие люди Балахны присягнули Шуйскому.
А после того, как под Нижним Новгородом верные Шуйскому ратники разогнали людей Лжедмитрия II-го, боярский сын Павел Дураков из Гороховца, 7 декабря 1608 года писал гетману Яну Петру Павловичу Сапеге:
«Изменники, выьиед из Нижнего, дрались по самую Балахну. Балахонские мужики царю изменили, и учали государевых людей имати, и поймали сына боярского суздальца Елизаръя Реденкого, да гороховца сына боярского Ивана Гриденкого, да атамана казачья Тимофея Тоскаева и послали в Нижний Новгород. Да того же дни прибежали из Стародуба губной староста Иван Мёртвой да Муромец сын боярской Иван Дурасов, а были посыланы для государева дела; сказывали де им Стародубской волости села Яковского крестьяне, которые были под Нижним в полках, Ивашко Кузаев да Петрушко Гусенин, что под Нижним государевых людей изменники Нижегородцы разогнали. Да того же дни приезжали с Павлова павловские стрельцы, которые пришли от государя царя и великого князя Дмитрия Ивановича всея Ру сии, из его государевых полков, Степанко Иванов с товарищи, 14 человек, да павловец посадский человек Василий Прокофьев сын Везниковец с детьми, и сказали перед нами в расспросе, что хотели их переимати павловские мужики и отвести в Нижний к изменникам. И ты, господин, пришли людей, чтобы государеву делу порухи не было и тех бы нам городов изменникам не подати, которые Государю Дмитрию Ивановичу крест целовали… Да ты, Ян Пётр Павлович Сопега, отпиши и царю Дмитрию Ивановичу, что б нам холопам своим вскоре велел свой царский указ учинить».
Но ещё 5 декабря 1608 года нижегородцы разгромили подступивших к их городу татар, черемисов, арзамасцев и «иных всяких подымных людей».