Погружение в Солнце

Судя по всему, барьер успешно справлялся со своей задачей. По мере приближения к нему толпы, спускавшиеся с холмов по обе стороны от шоссе, становились все гуще, а их наряды – все вычурнее, однако все эти люди сбивались в кучу, так и не достигнув линии столбов. Не исключено, что среди «рубах» и «шкур» присутствовали и граждане, но они оставались по эту сторону барьера, со своими товарищами – то ли из солидарности, то ли в знак протеста.

Максимальной плотности толпа достигала у самого барьера. И «шкуры», и «рубахи» потрясали транспарантами вслед пролетающим мимо на полной скорости автомобилистам.

Джейкоб продолжал двигаться по полосе с автоматически регулируемым движением и смотрел по сторонам, прикрывая рукой глаза от яркого солнца и наслаждаясь зрелищем.

Стоявший слева юноша, с головы до ног обернутый в серебристый шелк, держал над головой плакат, гласивший: «Человечество тоже движется по пути прогресса: выпустите наших инопланетных братьев из резерваций!»

По другую сторону дороги, прямо напротив него, стояла женщина с транспарантом, закрепленным на древке копья: «Мы и сами неплохо справляемся! Иники, убирайтесь с Земли!»

Вот оно, яркое олицетворение разногласий. Весь мир жаждет узнать, кто же прав: приверженцы теории Дарвина или последователи фон Дэникена[3]. «Шкуры» и «рубахи» были всего лишь наиболее фанатичными и радикальными течениями, находившимися на двух полюсах расколовшегося на два философских лагеря человечества. А камнем преткновения стал вопрос происхождения Homo Sapiens как разумного вида.

А может, «рубах» и «шкур» ничто, кроме этого, и не разделяло?

Первые в своей любви к пришельцам впали в почти религиозное исступление. Что это, истерическая ксенофилия?

А неолитики с их тягой к нарядам и преданиям пещерных людей: что если их призывы к независимости от внеземного влияния имели под собой довольно простую причину – страх перед таинственными, но могущественными пришельцами? Это ли не ксенофобия?

Как бы там ни было, в одном Джейкоб не сомневался: и «рубах», и «шкур» объединяло недовольство. Недовольство осторожной, полной компромиссных шагов политикой Конфедерации по отношению к ПВЦ. Недовольство Законами об испытательном сроке, благодаря которым многие их собратья превратились в изгоев. Недовольство миром, где никто больше не был уверен в своем происхождении.

Джейкобу на глаза попался небритый пожилой мужчина. Тот присел на корточки у края дороги и, подпрыгивая, тыкал пальцем в землю у себя между ног и что-то вопил в облаке пыли, поднятой сотнями собравшихся. Подъезжая к нему, Джейкоб сбросил скорость.

Из одежды на старике были меховая куртка и кустарно сшитые кожаные штаны. По мере приближения Джейкоба мужчина, словно бесноватый, закричал и запрыгал с удвоенным остервенением.

– О-о! – выкрикнул он так, будто это было страшное ругательство. На губах выступила пена, а он все тыкал и тыкал пальцем в землю.

Заинтригованный, Джейкоб снизил скорость почти до нуля. Вдруг слева что-то вылетело, промелькнуло перед глазами и ударилось в стекло со стороны пассажирского сиденья. Потом что-то брякнулось на крышу, а через пару секунд на машину обрушился град мелких камешков, их дробный перестук эхом запульсировал в ушах.

Джейкоб поднял боковое стекло до упора, свернул с автоматически регулируемой полосы и дал по газам. При попадании каждого нового снаряда хлипкий металл и пластик его автомобильчика покрывался вмятинами и царапинами. Внезапно за боковыми стеклами появились ухмыляющиеся рожи – рожи малолетних хулиганов с чахлыми усиками. Юнцы бежали рядом с медленно набиравшей скорость машиной, молотя по крыше кулаками и что-то выкрикивая.

Когда до барьера оставалось всего несколько метров, Джейкоб вдруг рассмеялся. Ему стало любопытно, чего они от него хотят. Слегка отпустив педаль газа, он повернулся к бежавшему рядом типу – недорослю, одетому как персонаж научно-фантастического романа, написанного в XX веке. Толпа, сгрудившаяся вдоль дороги, пестрела причудливыми нарядами и транспарантами.

Не успел Джейкоб заговорить, как машину ощутимо встряхнуло. В ветровом стекле образовалась дыра, а скромный по размерам салон наполнился запахом гари.

Джейкоб направил машину к барьеру. Мимо со свистом промелькнули полосатые столбы, и внезапно он оказался в полном одиночестве. В зеркале заднего вида маячили преследователи. Юнцы что-то орали ему вслед и потрясали кулаками, торчавшими из рукавов футуристических одеяний. Джейкоб ухмыльнулся, опустил стекло и помахал им на прощание.

«Как теперь оправдываться перед фирмой, где я брал машину напрокат? – подумал он. – Сказать, что ли, что на меня напали войска империи Мин? Если скажу правду, все равно ведь не поверят».

О том, чтобы вызвать полицию, и речи не было. Местные копы и шагу не ступят без детектора, выявляющего поднадзорных. А парочке ребят с передатчиками ничего не стоит затеряться в толпе себе подобных. К тому же Фэйгин просил не привлекать к себе лишнего внимания.

Джейкоб открыл окна, чтобы запах дыма поскорее выветрился. Потом кончиком мизинца поковырял пулевое отверстие в стекле и ошарашенно улыбнулся.

«Тебе ведь это понравилось, разве нет?» – подумал он.

Одно дело – получить адреналиновую встряску, и совсем другое – смеяться в лицо опасности. Ощущение эйфории, возникшее в ходе потасовки у барьера, встревожило Джейкоба куда больше, чем необъяснимая агрессия толпы. Это был звоночек, привет из прошлого.

Минуту или две спустя на приборной доске что-то пискнуло.

Джейкоб встрепенулся. Автостопщик? Здесь? Впереди, за полкилометра или чуть меньше, у обочины стоял человек, держа свои наручные часы так, чтобы они попали в зону действия поискового луча. У его ног лежали две дорожные сумки.

Джейкоб помедлил в нерешительности. Тут, на территории резервации, разрешено было находиться только гражданам. Он проехал мимо автостопщика и через несколько метров притормозил у обочины.

Что-то в этом типе показалось ему знакомым. Это был краснолицый коротышка в темно-сером деловом костюме; пока он подтаскивал к машине Джейкоба свою тяжелую поклажу, его внушительное брюхо ходило ходуном. Толстяк наклонился к окну и заглянул в машину, лицо его заливал пот.

– Боже, ну и жара! – простонал он. Коротышка говорил на стандартном английском, но с заметным акцентом. – Неудивительно, что никто не пользуется автоматической полосой, – продолжал он, утирая лоб платком. – Все несутся сломя голову, чтобы в окошко задувал свежий ветерок! Однако ваше лицо мне знакомо, должно быть, мы где-то уже сталкивались. Я Питер Ларок… или Пьер, если вам угодно. Я из «Монд».

Джейкоб вздрогнул.

– О, конечно, Ларок. Мы действительно уже встречались. Меня зовут Джейкоб Демва. Садитесь, я еду только до информационного центра, но там вы сможете сесть на автобус.

Он надеялся, что выражение лица не выдает его чувств. Жаль, что он не узнал этого субчика, прежде чем затормозить. Если бы узнал, вряд ли остановился.

Не сказать чтобы этот человек успел ему чем-то досадить… если не считать его непомерного самомнения и неистощимого запаса суждений по любому поводу, которые он готов был обрушить на кого придется при первой же возможности. В каком-то смысле это был, пожалуй, даже выдающийся человек. У него, несомненно, имелись свои поклонники среди любителей продэникенски настроенной прессы. Джейкоб читал кое-какие статьи Ларока и неизменно наслаждался если не содержанием, то как минимум стилем изложения.

Но Ларок принадлежал к той когорте писак, которые неделями не давали ему прохода после того, как он разгадал загадку водяного сфинкса. Причем успел доконать его чуть ли не больше остальных. Да, заключительный материал, опубликованный «Монд», был благожелательным, да и написан был великолепно. Однако он не окупал причиненных неудобств.

Джейкоб был рад, что пресса не добралась до него раньше, после несчастья в Эквадоре, той истории с Ванильным Шпилем. Еще и Ларока, в довершение ко всем бедам, он бы тогда точно не перенес.

3

Эрих фон Дэникен (р. 1935) – швейцарский писатель и режиссер, сторонник гипотезы о том, что важнейшую роль в истории человечества сыграли пришельцы, якобы посетившие Землю в глубокой древности.