С любовью, Лара Джин

– Ага.

– Ты одного забыла, Кави.

– Кого?

– Сандерсона!

Я отмахиваюсь от него.

– Нет, это не считается.

– Росс, кузен Элли Фельдман, которого ты поцеловала на спор, считается, но не Джош, с которым ты мне технически изменила? – Питер грозит мне пальцем. – Ну нет, так не пойдет.

Я его толкаю.

– Мы с тобой тогда не встречались, сам знаешь!

– Это детали, но ладно. – Он косится на меня. – У тебя получается больше человек, чем у меня. Я целовался только с Джен, Джамилой и с тобой.

– А та девочка, с которой ты познакомился, когда ездил на пляж Миртл-Бич с двоюродными родственниками? Анджелина?

На его лице мелькает странное выражение.

– Ах да. Откуда ты про нее знаешь?

– Ты всем этим хвастался!

Это было лето перед седьмым классом. Я помню, что Женевьева с ума сходила, потому что какая-то другая девочка поцеловала Питера раньше, чем она. Мы пытались найти Анджелину в Интернете, но слишком мало про нее знали. Только ее имя.

– Значит, ты целовался с четырьмя девочками. И ты не только целовался, Питер.

– Ну ладно!

Но я уже не могу остановиться.

– Ты единственный, с кем я целовалась по-настоящему. И ты был первым. Первый поцелуй, первый парень, все с тобой первое! Тебе досталось все первое, а мне от тебя – ничего.

Он смущенно говорит:

– Вообще-то это не совсем правда.

Я сощуриваюсь.

– О чем ты?

– Не было никакой девочки на пляже. Я все это придумал.

– Анджелины с большой грудью не было?

– Я не говорил, что у нее большая грудь!

– Говорил. Тревору.

– Ладно, ладно, господи. Но суть не в этом.

– А в чем, Питер?

Он прочищает горло.

– В тот день в подвале Макларенов… У меня это тоже был первый поцелуй. С тобой.

Я резко перестаю смеяться.

– Со мной?

– Да.

Я смотрю на него в упор.

– Почему ты мне не рассказывал?

– Не знаю. Забыл, наверное. И мне стыдно, что я придумал девчонку. Никому не рассказывай!

Меня переполняет теплый восторг. Выходит, первый поцелуй Питера Кавински был со мной. Как чудесно!

Я обвиваю руками его шею и запрокидываю голову в ожидании поцелуя на ночь. Он трется щекой о мою, и я рада, что у него гладкие щеки, пока что ему едва нужно бриться. Я закрываю глаза, вдыхаю его запах, жду поцелуя. А он просто невинно чмокает меня в лоб.

– Спокойной ночи, Кави.

У меня распахиваются глаза.

– И это все?

Он самодовольно отвечает:

– Ты же сказала, что я не так уж хорошо целуюсь.

– Я пошутила!

Он подмигивает мне и садится в машину. Я провожаю его взглядом. Мы уже целый год вместе, но это все еще в новинку. Любить мальчика, который любит тебя в ответ. Это чудесно.

Я не сразу возвращаюсь в дом. На случай если он вернется. Уперев руки в боки, я жду целых двадцать секунд, а потом отворачиваюсь к крыльцу. И тут его машина подъезжает задним ходом и останавливается прямо перед домом. Питер высовывается в окно.

– Ну ладно, – окликает он меня, – давай попрактикуемся.

Я бегу к машине, притягиваю его за рубашку и наклоняю голову навстречу, а потом отталкиваю его и убегаю со смехом. Мои волосы развеваются на ветру.

– Кави! – кричит он вслед.

– На этом все на сегодня! – ехидно отвечаю я. – Увидимся завтра в автобусе!

Вечером, когда мы с Китти чистим зубы в ванной, я спрашиваю:

– По шкале от одного до десяти – как сильно ты будешь по мне скучать, когда я уеду в колледж? Только честно.

– Еще слишком рано об этом говорить, – отвечает она, споласкивая щетку.

– Просто ответь.

– На четыре.

– На четыре! Ты сказала, что по Марго скучаешь на шесть с половиной!

Китти качает головой.

– Лара Джин, почему ты запоминаешь каждую мелочь? Это нездорово.

– Ты могла хотя бы притвориться, что будешь скучать! – восклицаю я. – Ради приличия.

– Марго уехала на другой конец света. Ты будешь в пятнадцати минутах езды, так что я не успею заскучать.

– Все равно!

Она прижимает ладони к сердцу.

– Ну хорошо, я буду скучать по тебе так, что каждую ночь буду плакать!

– Так-то лучше, – улыбаюсь я.

– Я буду скучать так сильно, что перережу запястья! – хохочет она.

– Кэтрин, не говори так!

– Тогда перестань напрашиваться на комплименты, – говорит она и отправляется в постель.

А я остаюсь паковать все, что нужно для поездки в Нью-Йорк. Если меня примут в университет Вирджинии, я, наверное, просто оставлю один набор косметики, кремов и расчесок дома, чтобы не возить их с собой каждый раз. Марго пришлось продумывать все, что она брала с собой в Сент-Эндрюс, потому что Шотландия далеко, и она не могла часто приезжать домой. А я могу взять вещи на осень и зиму, все летнее оставить дома, а потом менять.

Глава 6

УТРОМ ПАПА ОТВОЗИТ МЕНЯ В ШКОЛУ, откуда отправляется автобус.

– Позвони, как только заселишься в комнату, – говорит он, пока мы ждем, когда на светофоре загорится зеленый.

Он дал мне свою кредитную карту на карманные расходы. Мисс Ротшильд одолжила маленький зонтик и портативную зарядку для телефона.

Папа косится на меня и вздыхает:

– Теперь все происходит так быстро. Выпускная поездка, выпускной вечер, выпускная церемония… Совсем скоро ты уедешь из дома.

– У тебя останется Китти, – говорю я, – хотя она и не такой лучик солнца, как я. – Папа смеется. – Если меня возьмут в университет Вирджинии, я все время буду рядом, так что не волнуйся ни о чем. – Последние слова я напеваю, как делает он, подражая Стиви Уандеру.

В автобусе я сажусь с Питером, а Крис – с Лукасом. Я думала, что Крис трудно будет уговорить поехать, особенно если бы мы выбрали Диснейленд. Но она тоже никогда не была в Нью-Йорке, так что это оказалось легко.

Через час пути Питер втягивает всех в игру «Я никогда не…». Я притворяюсь, что сплю, потому что мало что делала из обычных вариантов: наркотики и секс, – а больше в игре ни о чем не спрашивают. К счастью, она довольно быстро заканчивается. Наверное, потому, что скучно играть, если при этом не пить. Я как раз открываю глаза и потягиваюсь, «просыпаясь», когда Гейб предлагает сыграть в «Правду или вызов», и у меня внутри все обрывается.

После скандала с видео в джакузи, разразившегося в прошлом году, меня смущает, что люди могут о нас думать, о том, чем мы занимаемся, о сексе. А «Правда или вызов» в сто раз хуже, чем «Я никогда не…»! Со сколькими людьми ты занималась сексом? Ты когда-нибудь участвовала в сексе втроем? Сколько раз в день ты мастурбируешь? Если такие вопросы зададут мне, придется сказать, что я девственница. Обычно, когда начинают играть на вечеринке, я ускользаю на кухню. Но в автобусе сбежать некуда, я в ловушке.

Питер смотрит на меня с насмешкой. Он знает, о чем я думаю. Он говорит, что его не заботит то, что думают люди, но я-то знаю, что это неправда. Питера всегда очень заботило, что о нем думают.

– Правда или вызов? – спрашивает Гейб Лукаса. Лукас отпивает свою витаминизированную воду.

– Правда.

– Ты когда-нибудь занимался сексом с парнем?

Я напрягаюсь всем телом. Лукас – гей и не скрывает этого, но и не кричит об этом на каждом углу. Он не хочет постоянно объяснять людям, кто он такой. Это никого не касается.

Короткая пауза – и Лукас говорит:

– Нет. Ты предлагаешь?

Все смеются, и у Лукаса на губах легкая улыбка, но я вижу, как напряжены его шея и плечи. Тяжело, наверное, все время быть настороже на случай таких вопросов: все время готовиться уйти от темы, улыбнуться или посмеяться. По сравнению с этим моя девственность – сущая ерунда. Но я все равно не хочу отвечать.

Я молюсь, чтобы Лукас выбрал для следующего вопроса меня, потому что он обойдется со мной мягко. Но, наверное, он не замечает моих умоляющих взглядов, потому что выбирает Женевьеву, которая сидит на несколько рядов дальше, уткнувшись в телефон. Она встречается с парнем, который ходит с ней в одну церковь. Он учится в другой школе, поэтому они не так много видятся. От Крис я слышала, что ее родители развелись и отец переехал в новую квартиру со своей девушкой. Крис рассказывала, что у матери Женевьевы случился нервный срыв, несколько дней она лежала в больнице, но теперь все в порядке. Я за нее рада. Питер послал ее маме букет нарциссов, когда ее выписали, и мы вместе придумывали, что написать на открытке. В итоге написали просто: «Скорого выздоровления, Венди! Питер». Это я предложила послать цветы и даже добавила денег, но, конечно, не стала подписывать открытку. Просто мне всегда нравилась Венди: она была ко мне добра, когда я была ребенком. При виде Женевьевы у меня все еще что-то сжимается внутри, но не так сильно, как раньше. Я знаю, что мы больше никогда не будем подругами, и смирилась с этим.