Страница 10 из 13
Когда мы проезжали Таймс-сквер, мы с Лукасом чуть шею не сломали, пытаясь разглядеть вывеску «Гамильтона», но не получилось.
– Завтра я хочу купить нью-йоркский бейгл и сравнить с «Бодос». – Бейглы «Бодос» в Шарлотсвилле – легенда, мы ими очень гордимся.
Я опускаю голову ему на плечо, зеваю и говорю:
– Я бы хотела пойти в пекарню «Левайн» и попробовать их печенье с шоколадной крошкой. Говорят, что оно ни на что не похоже. И еще хочу попасть в магазин шоколада Жака Торреса. Его печенье с шоколадной крошкой – лучшее, просто легендарное…
У меня закрываются глаза, и Питер гладит меня по голове. Я уже засыпаю, когда понимаю, что он распутывает косы, которые Китти заколола мне вокруг головы. У меня распахиваются глаза.
– Питер!
– Ш-ш-ш, не просыпайся. Я хочу попробовать…
– Ты не сможешь их уложить так, как было.
– Дай мне попробовать, – говорит он, собирая шпильки в ладонь.
Но когда мы добираемся до отеля, несмотря на все его старания, косы у меня неровные, слишком свободно заплетены и отказываются держаться на голове.
– Я отправлю фотографию Китти, чтобы она оценила, какой у нее плохой ученик, – говорю я, собирая вещи.
– Не надо! – торопливо говорит Питер, и я улыбаюсь.
Следующий день выдается удивительно теплым для марта. Солнце светит, только-только распускаются первые цветы. Как в фильме «Вам письмо», когда Кейтлин Келли идет на встречу с Джо Фоксом в Риверсайт-парке. Я бы хотела увидеть тот самый сад, в котором они целуются в конце фильма, но вместо этого экскурсовод приводит нас в Центральный парк. Мы с Крис фотографируем мозаику «Вообрази» на Клубничных полях, когда я понимаю, что не вижу Питера. Я спрашиваю у Гейба и Дэррила, где он, но они его тоже не видели. Я отправляю ему эсэмэску, но он не отвечает. Мы вот-вот перейдем на Овечью лужайку, где будет пикник, и я начинаю паниковать: что если мистер Джайн или мисс Дейвенпорт заметят, что его нет?
Питер бегом догоняет нас, когда мы уже почти уходим. У него даже дыхание не сбилось, и то, что мы его чуть не потеряли, его ни капли не заботит.
– Где ты был? – восклицаю я. – Мы чуть не ушли без тебя!
Он торжествующе протягивает мне коричневый бумажный пакет.
– Открой и посмотри.
Я забираю пакет и заглядываю внутрь. Это печенье с шоколадной крошкой от «Левайн», все еще теплое.
– О господи, Питер! Ты такой заботливый!
Я поднимаюсь на цыпочки и обнимаю его, а потом оборачиваюсь к Крис.
– Правда, он заботливый, Крис?
Питер милый, но обычно не настолько. Он сделал два романтичных жеста подряд, и похвалить его надо как следует, потому что мальчики хорошо реагируют на поощрение.
Она уже сунула руку в пакет и засовывает кусок печенья в рот.
– Очень заботливый. – Она тянется за вторым куском, но Питер отбирает у нее пакет.
– Черт, Крис! Дай Кави попробовать, прежде чем все съешь!
– А почему ты купил всего одно?
– Потому что оно огромное! И стоит пять баксов за штуку.
– Не могу поверить, что ты сбегал и купил мне печенье, – говорю я. – Ты не боялся, что потеряешься?
– Нет, – с гордостью отвечает он. – Я просто посмотрел по гугл-картам. Немного поплутал, когда вернулся обратно в парк, но мне подсказали. Люди в Нью-Йорке очень дружелюбные. То, что они грубые, – наверное, вранье.
– Да, все, кого мы встречали, очень милые. Кроме леди, которая на тебя накричала за то, что ты смотрел в телефон на ходу, – говорит Крис и хихикает, а Питер хмурится в ответ. Я откусываю большой кусок печенья. Оно больше похоже на лепешку, плотное и с заметным вкусом теста. И тяжелое. Действительно не похоже ни на одно печенье с шоколадной крошкой, которое я пробовала.
– Ну что? – спрашивает Питер. – Каков вердикт?
– Оно уникальное. Отдельная категория.
Я откусываю еще кусок. Мисс Дейвенпорт подходит к нам и торопит, косясь на печенье у меня в руках.
У нашего экскурсовода указка в форме факела статуи Свободы, и он поднимает его в воздух, ведя нас через парк. Волосы у него собраны в хвост, он в жилетке цвета хаки. По-моему, он немного слащавый, но, похоже, мисс Дейвенпорт нравится. Я бы хотела гулять и осматривать город самостоятельно. Но нет. После Центрального парка мы едем на метро в центр и переходим Бруклинский мост пешком. Пока все стоят в очереди за мороженым в «Бруклин айс-крим фактори», мы с Питером сбегаем в магазин шоколада Жака Торреса. Это идея Питера. Конечно, я сначала спрашиваю разрешения у мисс Дейвенпорт. Она занята разговором с экскурсоводом и только машет рукой, разрешая. Я чувствую себя такой взрослой, когда иду одна по улицам Нью-Йорка.
В магазине меня охватывает восторг. Наконец я смогу попробовать знаменитое печенье Жака! Я его откусываю: оно плоское, тягучее, плотное. Шоколад собрался наверху и затвердел! Масло и сахар на вкус почти карамелизированные. Райское наслаждение.
– Твои вкуснее, – говорит Питер с набитым ртом, а я шикаю на него и оглядываюсь, проверяя, что девушка у кассы не услышала.
– Не ври, – говорю я.
– Я не вру!
Врет, конечно.
– Я не понимаю, почему мое печенье не такое, – говорю я.
– Наверное, потому, что они готовят в индустриальных печах.
Видимо, мне придется принять то, что мое печенье неидеально.
Выходя на улицу, я замечаю через дорогу пекарню «Алмондин», а на другом углу – «Печенье одной девушки». Нью-Йорк и правда город выпечки.
Мы с Питером возвращаемся к магазину с мороженым, держась за руки. Все спустились на пирс, сидят на лавочках, едят мороженое и делают селфи с видом на Манхэттен. Нью-Йорк не перестает удивлять своей красотой.
Наверное, Питер думает о том же, потому что сжимает мою руку и говорит:
– Потрясающий город.
– Потрясающий.
Я крепко сплю, когда раздается стук в дверь. Вздрогнув, я просыпаюсь. За окном еще темно. Крис в соседней кровати не шевелится.
С другой стороны двери раздается голос Питера:
– Кави, это я. Хочешь пойти смотреть рассвет на крыше?
Я выбираюсь из постели и открываю дверь. Питер стоит на пороге в толстовке университета Вирджинии с двумя стаканчиками: в одном кофе, из другого свисает чайный пакетик.
– Сколько времени?
– Полшестого. Скорее бери куртку.
– Сейчас, две минуты! – шепчу я, бегу в ванную почистить зубы и в темноте пытаюсь нащупать куртку. – Не могу ее найти!
– Можешь надеть мою толстовку, – предлагает Питер с порога.
Крис рычит из-под одеяла:
– Если вы двое не заткнетесь, я вам устрою.
– Извини, – шепчу я. – Хочешь пойти смотреть на рассвет с нами?
Питер дуется, но Крис не высовывается из-под одеяла и не видит этого.
– Нет. Валите отсюда!
– Прости, сейчас! – говорю я и выбегаю за дверь.
Мы поднимаемся на лифте на крышу. Снаружи все еще темно, но начинает светать. Город только-только просыпается. Питер сразу снимает толстовку, я поднимаю руки, и он надевает ее на меня. Она теплая и пахнет стиральным порошком, который использует его мама.
Питер наклоняется над парапетом и смотрит через реку на город.
– Представь, что мы живем здесь после колледжа. Может, в небоскребе со швейцаром и спортзалом.
– Я не хочу жить в небоскребе. Я хочу жить в браунстоуне[13] в Вест-Виллидж, рядом с книжным магазином.
– Придумаем что-нибудь, – говорит он.
Я тоже перегибаюсь через край. Я никогда не думала о жизни в Нью-Йорке. До приезда сюда он меня немного пугал. Я представляла, что это город для крепких духом людей, которые не боятся ругаться с другими в метро, или для мужчин в костюмах, работающих на Уолл-стрит, или для художников, живущих в лофтах в Сохо. Но теперь, когда я здесь, все не так страшно. Да и Питер со мной рядом. Я украдкой смотрю на него. Значит, вот как это бывает? Когда влюбляешься, то тебя ничто уже не пугает по-настоящему и жизнь кажется морем возможностей!
13
Браунстоун – характерный для Нью-Йорка тип домов XIX – начала XX века.