Инсталляция

- Я – фотохудожник - это правда, спросите, кого угодно. Я плачу своим моделям, в этом нет ничего преступного, если я неправильно изъяснился, извините, но вы - то, что я искал, поверьте. Я предлагал вам только сниматься. Сниматься, в смысле фотографироваться, ничего больше.

Светлана осмотрела запыхавшегося мужчину. Он стоял, как старый пожарник, сдавший норму ГТО, наклонив тело вперед и упрев руки в коленки, тяжело дышал и косился исподлобья. Он показался ей таким жалким и беззащитным, что к своему удивлению, она спросила:

- Курите, наверно?

- Курю, - сознался мужчина.

- Алкоголь, женщины, наркотики?

- Милая девушка, в моей жизни было столько женщин… Никто бы на моем месте не стал знакомиться на улице.

- Так что вы предлагаете?

- Я предлагаю вам пятьдесят долларов за ваши глаза.

- И все?

- Все. Ничего больше, поверьте.

- Вы псих, Гамаровский, впрочем, я это уже говорила. На улице сотни девушек.

- Так вы согласны?

- Деньги вперед.

Гамаровский судорожно кинулся осматривать карманы.

- У меня нет с собой, только двадцать, но они у меня есть, есть, поверьте.

- Не трудитесь, можете отдать рублями.

- Рублями? – удивился Гамаровский.

- Да. Или с этим тоже проблемы?

- Хорошо, хорошо. Тогда, быть может, вы скажете, как вас зовут?

- Зовите меня Света.ру.

- Ру? - удивился Гамаровский.

- Ру. Я же не спрашиваю, почему Гамаровский, а не Гайморитов.

- Хорошо, хорошо. Ру так Ру. - быстро согласился мужчина.

- Когда вы хотите фотографировать?

- Сейчас, когда же еще? – возбудился Гамаровский.

- Прямо здесь?

- Нет, что вы. Нам придется пройти в мастерскую.

- Пройти?

- Да, она у меня прямо здесь, на Арбате.

- А мы на Арбате?

- А где же мы по-вашему? Теперь меня не удивляет, почему вы кидаетесь на фотографа с кулаками.

Мужчина и девушка пошли по булыжной мостовой. Светлана бросала взгляды на поделки из глины, матрешек, зеркала и другую мелочь. Когда они прошли двести метров, Гамаровский потянул ее за руку от кучи битой посуды на мостовой. Из ближайшего окна вылетела тарелка и добавила свои осколки к уже лежащим.

- Что это? – удивилась Светлана.

- Это? – спросил Гамаровский, показывая пальцем на куски битых тарелок.

- Да, это.

- А давайте посмотрим.

Они остановились и стали ждать, когда из окна вылетела очередная тарелка. Она упала не в центр, а немного с краю, также расколовшись на мелкие белые части.

- Так что это? – спросила Светлана.

- А вы как думаете?

- Не знаю, дурдом какой-то. Кто-то бьет посуду.

- Вот, - глубокомысленно поднял палец Гамаровский, - этим и отличается художник от обычного человека, он видит во всем этом красоту, смысл, инсталляцию.

- Инсталляцию?

- Да.

- А я полагала, что инсталляция - это процесс установки программы.

- Увы, Света, это не так. Инсталляция подразумевает под собой игру, может быть на первый взгляд, лишенную всякого смысла.

- А на второй взгляд?

- А на второй взгляд, это искусство и как любое искусство инсталляция подчиняется строгим правилам.

- Как наша жизнь.

- Да, - согласился мужчина, - но скорее смерть.

Глава 7

Гамаровский крутил Светлану на вращающемся стуле, менял освещение и подносил к ее голове разноцветные перья. Он был готов поменять напряжение в сети, но не знал, как это делается. Окончательно измотав себя и Светлану, Гамаровский остался крайне недоволен и предложил сделать перерыв.

- Долго еще? - спросила девушка.

- Не знаю.

- С чем у вас проблема?

- С вашими глазами, Света. Они потухли.

- Вы неудачник, Гамаровский? - грубо спросила Светлана.

- Почему вы так решили?

- Так, просто спросила.

Гамаровский задумался и стал ходить по студии, сделанной из большой комнаты.

- Надо же, - бубнил он, - я никогда не задумывался.

- А я полагала, что все вы только и думаете об этом.

- С чего вы взяли?

- Судя по тому, что большинство художников, поэтов и тому подобных кончают жизнь самоубийством.

- А какая связь? - не понял Гамаровский.

- Прямая. Раз решил с жизнью расстаться, значит запилил себя.

- Почему себя? - визгливо спросил мужчина, - Может, другие запилили?

- Вы, творческие люди, как дети, элементарного не понимаете.

- Просветите. Пожалуйста.

- А чего тут рассказывать? Живет такой творец, стихи пишет или рисует, услыхал слово поперек и сразу в петлю. Не понимают меня, я неудачник, ничтожество. Все вокруг него на цыпочках бегают. Васенька поешь, Петечка, что тебе надо? А попадет такой человек в вытрезвитель, да так, чтобы по нему прошлись дубинками и сапогами, тут уж он забывает о суициде, он сразу вкус жизни ощущает, планы мести строит и так далее.

- Света, какой циничный у вас взгляд на жизнь.

- А я сама циник.

- Удивительно, - сказал Гамаровский, - как у циника могут быть такие глаза?

- Я не знаю.

- Наверное, у нас с вами ничего не получится.

- Скорее всего.

- Вас проводить?

- Сама.

Светлана встала со стула, перекинула через плечо куртку и пошла к выходу. Она с трудом разобралась со старинными замками и открыла большую входную дверь.

- Ой, - отскочил в сторону подросток, державший большой желтый конверт.

- А Эдуард Матвеевич у себя?

- Так он еще и Матвеевич?

Подросток не понял вопроса и вместо ответа протянул конверт. Светлана взяла его в руки и посмотрела на этикетку. На ней был разноцветный лейбак “Кодак” и московский адрес проявочной мастерской. Когда девушка подняла глаза, то увидела, что подросток прыгает через две ступеньки вниз по лестнице.

- Стой, - позвала она.

Но подросток уже исчез в чреве лестничной площадки. Светлана сначала положила конверт на пороге, но, немного подумав, подняла его и вернулась в студию. Гамаровский стоял посреди комнаты и крутил в руках шнур от осветительного прибора. Его голова была поднята вверх к высокому потолку.

- Не стоит, - сказала Светлана.

- Что? - спросил человек, не ожидавший возвращения девушки.

- Вы когда-нибудь видели повешенного?

- Я? - удивился мужчина.

- У него вываливается сантиметров на двадцать синий язык, зрелище, я вам скажу, не из приятных.

- А вы откуда знаете?

- Читала много. - голосом раздраженной мамы ответила Светлана.

- Нет, Света, это не то, что вы подумали.

- А мне наплевать. Но с балкона тоже не прыгайте. Низко. Можете сразу не умереть и будете неделю страдать от боли.

- А что вы посоветуете?

- Знаете, Гамаровский, лучше живите пока. А если вам очень не хочется, идите в армию.

- Зачем?

- Там вас убьют бесплатно, а если повезет, вернетесь другим человеком. Подумайте, а это вам, - девушка протянула большой конверт.

- Положите куда-нибудь.

- Можно взглянуть?

- Смотрите, - махнул рукой Гамаровский, выпуская из рук шнур.

Светлана вытащила из конверта толстую пачку фотографий и стала их бегло просматривать. В основном это были портреты девушек, одетых в бикини или подобие одежды из шелковых платков и полупрозрачных кусков ткани. Большинство их было неудачными. Не смотря на то, что девушки старательно улыбались, видны были различные помарки и осечки: то глаз прищурен, то поза нелепа, то еще что-то резало глаз. Но были и откровенно сильные снимки, запечатлевшие красивое движение волос, поворот головы, подчеркивающие грацию и женственность моделей.

- А у вас неплохо получается, - похвалила Светлана.

Гамаровский ничего не ответил и возобновил свое хождение. Фотографии моделей кончились, и последние три снимка были ни о чем. Гамаровский просто добил пленку, сфотографировав теплоход, на котором происходила съемка, двух мордоворотов, причал и береговую линию. Один из снимков показался знакомым, и Светлана спросила:

- Когда сделаны эти снимки?