Страница 25 из 107
Надвигался вечер. Под прикрытием темноты белофинны снова стали накапливаться у оврага. Загорелся ночной бой.
Пехотинцы нуждались в срочной помощи танкистов. Путь через овраг был рискован. Танк Янушкина, сорвав гусеницы, чинился, загородив единственный путь.
Прошин приказывает водителю идти напрямик через овраг. Русин дает газ. Машина «клюнула». Не останавливаясь, уверенно взобралась по противоположной крутой стенке. Едва она выползла наверх, по броне дробно застучали пули невидимого во мгле, изготовившегося к броску в атаку врага.
— Ночь темна, но побеждает тот, кто лучше видит.
Прошин приказывает водителю Русину включить фары.
Декабрьскую ночь на мгновение разорвали лучи яркого света.
Прошин увидел ползущих белофиннов и повел по ним прицельный огонь. Несколько раз машина разворачивалась, снова вспыхивали фары и снова град пуль обрушивался из танка на врагов…
Контратака финнов захлебнулась.
На рассвете Прошин проверял свои машины.
— В порядке! — сказал он, сосчитав все до единой.
Командирская машина находилась на соседнем участке, где действовало другое подразделение танков. Из-за гребня сюда доносились яростные звуки ожесточенной схватки, а пехотинцы медлили.
Дорога каждая минута! Около пехотинцев на полном ходу остановился танк. Из него выпрыгнул Лелюшенко. Полковник скомандовал:
— За Сталина! Вперед!
Батальон дружно поднялся.
Со штыками наперевес вперед устремились пехотинцы. Они завершили атаку танкистов.
До конца боя вместе с пехотинцами с револьвером в руке шел полковник-танкист.
На рассвете вернулось подразделение старшего лейтенанта Волкова, вслед за ним — подразделение Моисеева.
Подошел танк Баскакова, обезображенный, как оспой, следами сотен пуль и глубокими вмятинами от осколков снарядов. Баскаков славно поработал. Он разгромил две белофинские огневые точки и уничтожил множество врагов в захваченных траншеях.
Весь под впечатлением боя возвратился лейтенант Прошин.
Привел целиком свой взвод дважды раненый лейтенант Гудзенко.
— Все, нет только Руфова…
Но вот появилась машина Руфова. В башне зияло отверстие.
У всех еще теплилась надежда.
— Жив?
Но недвижим Руфов, погиб Швалов. Тела погибших товарищей бережно вынесли танкисты. На темносинем комбинезоне Руфова алели следы замерзшей крови.
Вырвался вздох:
— Прощай, Руфов…
— Прощай, Швалов…
Потом из танка, поддерживаемый товарищами, качаясь, вышел водитель. Ноги его подкосились. Он упал в объятия друзей…
…В этот день район высоты 13,2 перестал быть загадкой. Танкисты и пехотинцы боем выяснили расположение дотов и огневую систему противника.
Каждый раз, когда машины уходили в бой, писарь Косетченко волновался больше всех. Всегда он первым выскакивал из землянки навстречу прибывающим машинам и близорукими глазами искал полковника Лелюшенко.
— Какой я писарь, товарищ полковник? Ведь я же башенный стрелок.
И он вытаскивал замусоленную старую мишень с продырявленным насквозь яблоком.
— Вот она, моя работа.
Но Лелюшенко отклонял его просьбы о переводе на танк: Косетченко не мог быть там по близорукости.
Тогда писарь стал обращаться к Прошину.
— Возьмите, товарищ лейтенант, хоть раз в бой.
Прошин отвечал:
— Занимайтесь своим делом, товарищ Косетченко.
Случилось, что заболел башенный стрелок на одной машине. Прошин потребовал замену. Начальник штаба капитан Ситников прислал ему нового стрелка. Быстрой походкой танкист подошел к Прошину.
— Товарищ командир роты, башенный стрелок Косетченко прибыл в ваше распоряжение…
— А… писарь, — разочарованно бросил Прошин. — Стрелять-то хоть умеете?
— Отлично умею, товарищ лейтенант.
Прошин недоверчиво посмотрел на Косетченко. Они приблизились к машине.
— Ставьте придел… угол возвышения… — скомандовал Прошип.
Проворные руки писаря быстро установили нужный придел.
— Противник слева… огонь…
Башня, повинуясь стрелку, послушно развернулась. Орудие грозно нацелилось влево.
— Справа пулемет.
Косетченко виртуозно развернул башню вправо.
— Ну ладно, — примирился Прошин. — Будете следовать за мной неотступно. Ведите наблюдение за моим танком…
Полчаса спустя рота Прошина вновь пошла в бой. Прошин зорко следил за машиной необстрелянного еще писаря. Машины проскочили первый ров. У деревушки начался подъем. Прошин насторожился: где-то здесь неприятельская бетонированная точка, которую нужно разведать. Прошин приказал уклониться влево. Грохот вражеских снарядов усиливался. Резкий удар в башню. Бронебойный снаряд пробил лобовой щит, повредив подъемный механизм.
— Полный вперед! — приказал Прошин и выпустил два снаряда по противотанковому орудию.
Теперь, чтобы вести огонь, танкисту приходилось плечом поднимать и опускать орудие, набирая нужный угол склонения пушки.
На полном ходу танк врезался в опушку леса. У окопов противника остановился. Почему же противник умолк? Прошин обратил внимание на то, что писарь с места куда-то посылает снаряд за снарядом. Догадался: писарь бьет по амбразуре точки, вот почему она прекратила огонь. Прошин смотрит в щель.
— Троньте вперед, — приказывает он Русину.
Приоткрыв люк, Прошин метнул гранату в кучу ползущих на танк врагов, затем вторую, третью.
Тем временем рядом с прошинской машиной остановилась машина писаря. Оба танка бросились на вражеские блиндажи, давили пехоту в ходах сообщения.
Поддерживая друг друга, истребляя врагов, они продвигаются вперед. Надо проскочить на виду у вражеской точки. Прошин открывает огонь по амбразуре. Косетченко, сразу поняв замысел командира, продолжая стрелять, идет вперед. Затем писарь, замаскировавшись за деревьями, в свою очередь начинает класть снаряды в амбразуры. Этим пользуется Прошин и присоединяется к Косетченко.
Отсутствие снарядов вынуждает их возвратиться обратно.
Впереди взорванный мост. Из глубокого оврага торчат лишь сваи, на которых лежат толстые перекладины.
— Русин, проведете? — спрашивает Прошин водителя.
Путь по перекладинам рискован. Русин смерил ширину моста. И машина понеслась над пропастью по двум перекладинам, как по рельсам. Гусеницы наполовину повисли в воздухе. Ошибись водитель на несколько сантиметров, и машина ринулась бы вниз.
За Русиным успешно прошла вторая машина…
На сборном пункте Прошин обнял писаря.
— Вы настоящий танкист, — похвалил его лейтенант.
Дни и ночи героические танкисты вместе с пехотинцами, артиллеристами и летчиками штурмовали вражеские укрепления.
В железобетонном поясе танкисты пробивают широкую брешь для. стремительного марша в глубокий тыл врага…
Два месяца непрерывных боевых действий в глубоких снегах, при лютых морозах, борьба в укреплениях, построенных по последнему слову военной техники, — позади…
Об этих героических днях напоминает сейчас боевое знамя бригады с приколотым кинему орденом Ленина — наградой правительства. На груди генерал-майора Лелюшенко, капитана Прошина, водителя Русина — горят золотые звезды Героев Советского Союза.
Такой же высокой наградой правительство отметило водителя моисеевского танка — участника двадцати двух танковых атак — младшего командира Серебрякова. Так Родина отблагодарила своих верных сынов — героев Карельского перешейка.
Сначала мы ехали колонной за машиной нашего командира взвода. На опушке леса он высунул из башни желтый флажок и помахал им направо и налево. Это была команда развернуться. Мы приняли боевой порядок углом вперед. Вырвались на открытое место и пошли в атаку. У нас была задача — поддержать пехоту, помочь ей выбить белофиннов, которые засели в укреплениях в лесу, за рекой Тайпален-йоки.