Страница 19 из 107
Так меня и зачислили в часть парикмахером.
Служу я на военной службе, стригу и брею, стригу и брею.
В 1939 году, когда меня опять призвали в армию, — опять пришлось стричь и брить.
Стояли мы на самой финской границе. Вот брею я однажды командира разведки и давай ему жаловаться:
— Никак от бритвы не уйти. Я и в гражданской жизни брею, и на военной службе брею. Возьмите меня к себе в разведчики!
Он посмотрел на меня и говорит:
— Ну, что ж, возьму.
Стал я учиться быть разведчиком. Учился с азартом, быстро познакомился и с винтовкой, и с ручным пулеметом.
И вот — война.
Приходит командир полка, читает приказ. Наша дивизия первой переходит границу, наша разведка действует первой.
— Пойдете, — говорит, — утром вместе со взводом пограничников.
Пограничников нам дали в провожатые.
Позавтракали. Подогнали на себе снаряжение, все уложили, подтянули, чтобы не брякало. Пошли к реке Сестре.
В 8 часов началась артиллерийская подготовка. В 8.10 наша разведка стала переправляться через реку. У нас уже заранее были приготовлены срубленные деревья, по ним и перебрались на ту сторону.
Тихо. Противника не видно. Перебегаем от дерева к дереву, тянем связь, даем по телефону донесения.
Вошли в деревню Помпола. Пусто. Ни одного человека. Здесь пограничники нас оставили:
— Дальше, — говорят, — и мы дороги не знаем. Счастливого пути, товарищи.
Идем, идем, верст семь прошли — все никого. И вдруг навстречу пули. Заговорили, слышим, станковые пулеметы. Мы залегли. Ползем и видим: перегорожена дорога, нивесть что наворочено! Противотанковые рвы, надолбы, проволока, завалы из толстенных сосен. Не пройти.
Мы отползли назад, засели в лесу. Ждем, пока подойдет полк.
Ждем. Уже темнеет. Полка нет. Выставили дозоры и боковое охранение.
Наконец, подошел 1-й батальон полка.
Докладываем командиру батальона: так и так. Командир батальона подумал и говорит:
— Нужно завалы обойти.
Приказал нам поискать обход справа. Пошли мы вправо. Все лес да лес. Темно, еле видно. Через некоторое время стали забирать налево. Берем все левее и левее. Часа через два вышли на какую-то дорогу. Наш командир долго смотрел на карту, прикрыв в темноте фонарик шинелью, и сказал:
— Пожалуй, это продолжение той самой дороги, вдоль которой мы продвигались днем. Мы обошли финнов с тыла.
Присели мы немножко отдохнуть, перед тем как двигаться назад. И вдруг — стрельба. Несколько пулеметов сразу. Но полета пуль не слышно. Значит, стреляют не по нас. Стали мы осторожно шарить по лесу и увидели в ночном воздухе огненные шнурки. Трассирующие пули! Теперь картина ясна. Это с завала, который мы обошли, стреляют по нашему батальону. А мы сзади у финнов.
Но темно, ничего не разглядишь. Никак нельзя действовать! Притаились мы, решили дождаться рассвета.
Когда начало рассветать, тут мы и увидели финское укрепление. Все оно обращено туда, в другую сторону, а с нашей стороны совершенно открыто. Пулеметчики лежали к нам спиной, в бревенчатых гнездах, и мы видели их пятки.
Финны опять стали обстреливать расположение нашего батальона. Бросились мы на них. «Ура!» В деревянном гнезде лежит передо мной пулеметный расчет — три человека. Граната, взрыв — и нет ни пулеметчиков, ни гнезда. Кругом рвались гранаты. Финны в панике разбегались.
Новое «ура» — это батальон пошел в атаку. Заграждение было взято.
Вот первый бой, в котором я участвовал.
Вскоре нашу роту разведчиков распределили взводами по батальонам. Так при 1-м батальоне я и остался.
5 декабря, продолжая наступление, наш полк вышел к озеру Ахи-ярви. Заночевали. Еще перед рассветом нас, разведчиков, накормили горячим завтраком и поставили нам задачу: разведать дороги, с тем чтобы обойти озеро, которое едва покрылось льдом.
Командир взвода вывел нас на опушку леса, здесь развилка дорог. Разделились. Я пошел в головном дозоре вместе со своим товарищем Ивлевым. Только-только начинало светать. Сзади, метрах в ста пятидесяти двигались застава и боковые дозоры. Еще дальше сзади — основное ядро с командиром взвода. Все мы в белых халатах, с винтовками и гранатами. Дорога вьется. Сумерки. Ивлев осматривает правую сторону дороги, я — левую. Подходим к каким-то большим камням. И вдруг мне послышалось, будто Ивлев что-то тихонько сказал. А на нас каски, подшлемники, слышится туговато.
Шепотом его спрашиваю: «Что?» Он на меня удивленно смотрит, и я начинаю понимать, что это не его я слышал. Я мигом — за камень. Ивлев — за другой. С одной стороны камня держу винтовку, с другой стороны — гранату-«бутылку».
И вдруг вижу: в 10–15 метрах от меня со снегу поднимается какая-то фигура. Слышу резкий голос, подающий команду.
Я выстрелил. Фигура рухнула в снег. Вижу — их уже целая группа. Поднялись и по глубокому снегу идут ко мне. Я снова выстрелил. Еще один свалился. Остальные продолжают приближаться.
Я — винтовку в сторону, схватил гранату. Подождал несколько секунд, рассмотрел, где они покучнее, и бросил гранату им на головы. Взорвалась удачно. Я — рукой в сумку, за гранатой «Ф-1», которая полюбилась мне еще по первому бою: оборонительная граната огромной разрушительной силы. Швырнул ее. Еще удачнее! Финны, вижу, растерялись. Бегут.
— Ползи к командиру взвода, — шепчу я Ивлеву. — А я их здесь задержу, не выпущу на дорогу.
Ивлев пополз. Лежу один. Смотрю — финнов нет. Куда они девались, не знаю. Вдруг справа, позади слышу — длинная пулеметная очередь. Я насторожился. Это не ручной пулемет, у ручного не хватит диска на такую длинную очередь. Это станковый. А у нас в разведке станкового пулемета нет, только ручные. Значит, стреляют финны. По кому же это они бьют?
Подумал, подумал и пополз на звук пулемета. Пробираюсь болотом, кустарниками. Звук все ближе. И вот вижу: замаскированный срубленными елочками стоит в снегу пулемет и палит по дороге, по тому месту, где должны проходить наши, за которыми пополз Ивлев. А у пулемета три белофинна. Я за винтовку. Но, думаю, нет — стрелять нельзя. Убьешь одного, а другие двое на тебя!
А то разве штыком? Нет, и штык не годится, — штыком тоже с тремя не управишься. Полез я в сумку за гранатой. А граната только «Ф-1», большого радиуса поражения. И я теперь не за камнем, а только за кустом. Но делать нечего. Бросил «Ф-1», а сам поскорее бух в снег, чтобы меня поменьше задело.
Оглушительный взрыв. Однако и меня тряхнуло здорово. Щеку поцарапало, на спине шинель осколками пробило и из ватника вату повыдергивало. Но цел!
Дым рассеялся. Смотрю: от всего пулемета один каток опрокинутый, ствол в снег зарылся, три трупа лежат.
Пополз я назад, к батальону. Уже совсем рассвело. Реденький лесок кругом, и вдруг вижу — несколько финнов устанавливают какую-то треногу. Что бы это такое? Фотографы они, что ли? Нет, не то. Бак рядом пристраивают и шланг какой-то.
Я засел в кустах, выжидаю. Тут я увидел лыжи, а на лыжах стоит пулемет. Они поднимают пулемет и укрепляют его на треноге.
Ага, вот это какие фотографы! Я швырнул под треногу гранату. Взрыв. Выглядываю из снега — и следа белофиннов не осталось. Чисто сбрил!
Между тем из глубины нашего расположения стала доноситься беспорядочная стрельба. Я поспешил к батальону. Пробираюсь леском. В левой руке винтовка, в правой граната. Идя на выстрелы, вышел… к нашему обозу.
А тут полная паника. Люди под кухнями, под повозками. Стреляют слева, стреляют справа, а кто куда ведет огонь — не поймешь.
Я бросился в канаву, где залегло несколько красноармейцев.
— Что тут такое? Куда стреляете?
А мне человек показывает, зажмурившись и упрятав голову в плечи:
— Туда…
— Куда туда?
Перебегаю от одного к другому, от канавы к кухне, от кухни к повозкам, — всюду пальба, и ни от кого не добьешься никакого толку. А людей, вижу, много — сила, если их собрать!
Я и давай сколачивать обозников.
— За мной, кричу, товарищи! Давай за мной!