Пожар надвигается

–Да-а, – наиграно сокрушаясь, но радуясь в душе, закивал головой Берке и подал чашу для новой порции архи. Выпив, стал есть холодное мясо, закусывая дикий чесноком – по-монгольски. Рыгнув, отозвался, явно удовлетворённый. – Такого шатания при великом Чингисхане не было. Мой дядя Угедэй слишком добр.

Гуюн чувствовал себя рядом с Берке сковано, неохотно жевал вяленую дыню.

–А как улус Чагатая? Крепок? – чтобы оживить беседу, обратился к нему Берке.

–В улусе Чагатая Ясса Великого Чингисхана соблюдается строго.

–Это хорошо. Расскажи нам, Гуюн, что у вас сталось с Джелал-а-Дином. Долго он был непокорен!

–Теперь всё кончено!

Аян разом выпил архи, вытер рот ладонью – всё меньше врагов выдерживают борьбу с монгольским войском, но появляются новые и новые. Как знать, когда хан Бату поведёт свою конницу в поход за Волгу. Может быть, уже весной. Торопись радоваться жизни, нойон Аян, радуйся и борись – хан Берке щурит глаза в улыбке, а сам таит в них угрозу – он хочет держать Бату в своей воле… Да и только ли Бату!

23 ноября 1221 года рыхлое войско Джелал-а-Дина было окончательно разгромлено Чингисханом на берегу Инда. Мусульмане дрались ожесточённо, с отчаяньем обречённых, но монголы прижали их к реке и посекли. Джелал-а-Дин бросился, вместе с лошадью, в бурные воды. Переплыть Инд смогли только четыре тысячи воинов.

Чингисхан не стал переправлять войска в Индию – это спасло Джелал-а-Дина.

Обессиленные мусульмане несколько дней оставались на берегу, а потом вступили в неравную схватку с войском раджи Лахора. В стремительном бою индийцы были разбиты. Лахор стал владением хорезмийцев.

Султан Итульмиш, владетель огромного Делийского султаната, включавшего всю Северную Индию и Бенгалию, выслал против Джелал-а-Дина огромное войско, но вторжение в Лахор монгольских туменов в поисках владетеля мусульман и осада города Мултана, заставили Итульмиша вступить с Джелал-а-Дином в союз. Два тумена монголов были не в состоянии принять бой с союзными силами, они бросили осаду, вырубили десять тысяч пленников, захваченных в индийских землях, и ушли за Инд.

Пока монголы находились в Афганистане и Хорасане, Итульмиш мирился с присутствием в Лахоре мусульманского войска, тем более, что Чингисхан передал ему послание с угрозой покорить Делийскую державу – союзники были нужны. Но, как только Чингисхан повёл войско обратно, индусы вынудили Джелал-а-Дина убраться за Инд.

Не задерживаясь в разорённом монгольским нашествием Афганистане, он двинулся на запад Ирана, который уже успел прибрать к своим рукам багдадский халиф Мустансир.

Разбив войско Мустансира, в 1224 году Джелал-а-Дин закрепился в Табризе.

Пополнив войско иранцами, Джелал-а-Дин не возобновил борьбу с монголами, считая возврат прежней державы отца невозможным. Он повёл вторжение в Закавказье, создавая новое государство.

Осенью 1225 года, у города Гарни, объединённое армяно– грузинское войско Иванэ Долгорукого дало бой войскам Джелал-а-Дина, но было разбито и отступило к Тифлису. В декабре 1225 года мусульмане осадили Тифлис, однако взяли город только осенью 1226 года, устроив всеобщую резню и грабёж.

После захвата Восточной Грузии, Джелал-а-Дин напал на Армению, но овладеть главными городами страны Карсом и Ани не смог.

Джелал-а-Дин сделал своей ставкой город Гянджа в Ширване. Война на его границах не утихала не на месяц. Пришедшим в 1230 году в Муганьскую степь монгольским туменам Джелал-а-Дин смог противопоставить ослабленное и утомлённое войско. В битве мусульмане были разбиты, Джелал-а-Дин укрылся в Гяндже. Начались поборы и мобилизация. Весной 1231 года насилие и беспредел взорвали Гянджу восстанием бедноты. Джелал-а-Дин бежал с остатками войска в верховья Тигра. Здесь он был настигнут монголами и разбит окончательно. Один, без свиты и близких, он укрылся в горах, но был пойман курдскими пастухами, и зарезан…

–Теперь Южный Азербайджан с Тебризом и озером Урмия вошёл в улус Чагатая, – закончил рассказ Гуюн.

–Поучительная история, – важно заметил Берке. – Где бы не скрывался враг, всюду его достанет монгольская сабля…

«»»»»»

Торговала Владимирская Русь с Европой не только через Новгород. Ездили в Германию через Польшу. Всем было выгодно. Только в последние годы участились случаи набегов тевтонских рыцарей на польские земли, а там не разбирали: чьи купцы, грабили до нитки. Решил великий князь Юрий – не будет Русь терпеть безропотно такой вакханалии! Тевтонские хищники на землях пруссов направлялись волей германского владыки. Потому, именно к германскому королю отрядили посольство с предостережением. А послом кто? Конечно, Семён – младший владимирский воевода…

Из Берестья посольство двинулось в Польшу не водою, как думалось – не сторговались с владельцами стругов, а на лошадях. Польские разъезды тут же уцепились за посольский кортеж и настоятельно завернули к Кракову, столице Малопольского княжества.

Из встречных сёл и имений, к посольскому отряду приставали паны с отрядами шляхты, надеясь на роскошный приём у великого князя Болеслава.

Семён, то и дело, раскланивался с пышными панами в роскошных одеждах, спесивых, оглядывавших русского посла с ноткой презрения. Но они бодро выдавали приветствия, интересовались целью посольства, а узнав, ругали немецких рыцарей. Самые ретивые грозились, как-нибудь, извести тевтонов, забравших в свою власть польскую Мазовию и, некогда зависимых пруссов. Семён, в душе, потешался, но его раздражало вынужденное уклонение с прямого пути.

Микула подзуживал, ворча:

–Говорил Кистень – намаемся через Польшу ехать.

Болеслав, уже извещённый о посольстве, принял сдержанно, больше говорил о своих претензиях к Даниилу Волынскому, но крестоносцев тоже ругал и, под радостные возгласы панов и голодной шляхты, объявил большой пир…

Таким же манером, пируя у великих и удельных князей, посольство, ни шатко, ни валко, продвигалось на запад.

Польша, разделённая на великие княжения: Малую Польшу, Великую Польшу, Куявию, Мазовию, Силезию, и десятки удельных княжеств, переживала тот же период упадка и междоусобных ссор, что и соседняя Русь. Крестьяне, разорённые алчностью панов, устраивали бунты, жгли панские имения, крестоносцы и литва грабили и били их почище панов, церковь следила за правильностью веры, а Семён, уже по зимнему пути, покинув неспокойную землю, въехал в земли славян лютичей, сорок лет, как присоединённых к Германии.

Немцы совершили не один крестовый поход на ободритов, лютичей и поморов, прежде чем утвердились в их лесных землях. После жестоких казней тысяч славян, оставшихся в живых принудили принять католическую веру, земли раздали немецким колонистам, и основали Мекленбургское княжество. Здесь посольство столкнулось с рыцарями в стальных латах и плащах с крестами. Отношение было самое нетерпимое и, не раз Семён думал, что его небольшому отряду придётся погибнуть в неравной рубке. Но посольский титул удерживал рыцарей от расправы. Переговоры всегда вёл толмач Ингатий, видимо, он знал, что нужно говорить, чтобы остудить горячие головы.

Здесь Семён узнал, что император немцев Фридрих Второй находится в Италии, в Сицилийском королевстве, которое подчинялось его власти, и наводит там немецкий порядок.

Поехали в Бремен, к бременскому епископу, которому подчинялись крестоносцы из Пруссии и Прибалтики.

Проезжая через земли лютичей, Семён видел, что дикие, лесные места, перемежаются ухоженными полями, мельницами, устроенными дорогами. Тут и там встречались грязные и бедные деревни славян – прибывали они в самом рабском состоянии, были запуганы до предела и, всякий раз разбегались или покорно гнули спины перед всадниками.

–К этому и на наших землях они стремятся, – сказал Сёмен своим.

Микула, всегда находивший едкое слово, в этот раз хмуро промолчал.

В Саксонии посольство, наконец, получило в сопровождение отряд рыцарей, во главе с бароном Генрихом, смешливым, грубым мужчиной, любившим выпить и поохотиться – он рассказывал Семёну о бесчисленных убийствах зверья, считая русского воеводу равным себе по рангу и не возвышаясь, но бывало, вёл себя панибратски – мог хлопнуть по плечу, рассмеяться в лицо своей же шутке. Семёну это нравилось – живой человек.