Страница 6 из 9
Глаза Ярослава сверкнули.
–Я Волок-Ламский заберу, а там посмотрим! Преклонят колени, как миленькие!
На Русских землях, поделённых основными княжескими кланами на великие княжения, соотношение сил в 1229 году было, примерно, равное, и, если возникали споры о переходе тех или иных вотчин в подчинение от одного клана к другому, они решались миром, без кровопролития. На самом юго-западе правил сын Романа Даниил, имея в своём подчинение Волынскую Русь. Он направлял всю свою энергию на борьбу с венграми за власть над Галицией, и с поляками, пытавшимися укоротить его владения с севера… Клан Ростиславичей владел Полоцкой землёй, Смоленским, Турово-Пинским, Киевским княжествами и городом Псковом… Михаил Черниговский, усилившийся в последние годы, из рода Ольговичей, держал обширнейшее Черниговское княжество и Курские земли… Новгородцы жили вечевой вольностью, по собственному разумению, от преобладания у власти той или иной местной посаднической группировки, приглашали княжить на свой престол выгодного князя… Владимиро-Суздальское княжество было во власти Всеволодовичей, где главенствовал старший из братьев Юрий. Ему же подчинялись князья Рязанские и Муромские, и город Переяславль– Южный…
Волок-Ламский находился в окружении земель Смоленского и Суздальского княжеств, но подчинялся Новгороду. Захватив власть в Новгороде, Михаил Черниговский, по праву считал теперь этот город своим. Захват Волока Ярославом вёл к одному – новой распре и возможной войне. Это не устраивало великого князя Юрия. Надо было определяться, чью сторону принять – брата жены, Михаила, или собственного брата – Ярослава. Выгоднее было стоять за Ярослава, но ссориться с дерзким и сильным Михаилом тоже было не с руки.
Выслушав доклад Семёна о положении в булгарских землях, Юрий промолвил:
–Значит, войны нет у них с монголами, а слова и басни нам слушать не к чему. Мир подтвердили, тому и быть.
–Позволь, князь, ещё сказать, – Семён почтительно склонил голову.
–Говори.
–Воевода Нижегородский Сысой просит перевода. Устал в глуши сидеть. Граница спокойная, тихая.
–А давай его, брат, мне. Я его на Волоке посажу! – подал голос Ярослав.
–Сдался тебе этот Волок! – с досадой произнёс Юрий.
–Волок заберу, новгородцы обидятся на Мишку, скажут, под его княжением земли теряем. Меня позовут.
–Я подумаю, – отозвался Юрий.
–Ты долго думаешь. Нельзя позволить черниговцам в Новгороде закрепиться!
–Мы вызовем Сысоя во Владимир, а, пока он добирается, я решу.
Семён покинул терем князя с тяжёлым чувством – напросился Сысой, втянут его князья в свои передряги, они-то потом между собой помирятся (всё же какие-никакие, а все князья друг другу родственники), а Сысой головой поплатится – покой ему нижегородский надоел!
Надо было идти домой, обнять жену, приласкать сына.
Перед глазами возник образ Натальи. Пётр Ослядюкович как-то застал Семёна зачарованно смотрящим на его дочь, хихикающую с подругами на улице, и зло выговорил: «Ты, Сёмка, не глазей на мою дочку! У тебя жена дома, вот её и потешай. Ишь, воевода Владимирский!». Семён усмехнулся в бороду, отгоняя видение.
Из детинца выходил в город инок Серафим – летописец князя.
–Эй, Серафим, погоди! – окрикнул его Семён.
Серафим, щуплый, с бледным лицом и козлиной бородой, в чёрной рясе, остановился, уставился вопросительно.
–В монастырь собрался?
–В монастырь, – Серафим ждал, что от него нужно младшему воеводе.
–Я послом был к булгарам.
–Слышал, – Серафим, сутулясь, медленно пошёл дальше. Семён шёл рядом. Поджидавший его с конём Серьга, обогнал верхом – ускакал, под лай собак, вперёд.
–Спросить тебя хочу, Серафим. Там я со многими говорил: и с булгарскими князьями, и с половцами. Они в один голос твердят, мол, мы, русские, сражались с монголами, и проиграли битву. Я от них впервые о том услышал.
–Этого я не знаю.
Семён удивился такому неведению.
–Ты же летописец! Не наш князь воевал с монголами, а южные – черниговские, киевские.
Серифам посмотрел в небо, припоминая.
–Может, и бились… Нас южные дела не касаются… В каком году было?
–Шесть лет назад.
–Тогда я к летописям дел не имел… Интересно. Ты, воевода, куда идёшь?
–Домой собирался.
–Пойдём в келью, посмотрим! Самому стало интересно, что там за битва была…
Серафим развернулся и, уже стремительно, двинулся к княжескому терему, где в нижнем этаже располагалась летописная подклеть, а в других комнатах сидели богомазы – писали иконы.
Спустились в келью. Серафим отпер дверь, вошли внутрь – пахло тёплой прелью. В дверной проём падал солнечный свет, в его полосе играли яркими искрами пылинки. В углу кельи горела лампада у иконы Николы-угодника, под маленьким оконцем – стол, сбитый из дубовых плах, у стен железом окованные сундуки. На столе, заляпанном воском, лежала в кожаном переплёте пухлая книга с медными застёжками. Тут же – гусиные перья.
–Заходи, воевода, не бойся. Великий князь здесь почасту бывает.
–Зачем?
–Я ведь старые летописи, по княжескому повелению, переписываю в новую, вот эту, книгу. Князь смотрит, что оставить, как было, а какое исправить по его разумению.
–Зачем?
Серафим предосудительно взглянул на Семёна, хотел сказать, что покрепче, но ответил:
–Дело княжеское. Ему важно, как его дела в памяти людской останутся.
–Зачем же старое править?
Серафим вздохнул, открыл книгу.
–Ты садись, пока, воевода. Я посмотрю, с кем бились южные князья шесть лет назад. Так, год 1223-й. Да, была битва, но не с монголами, а с татарами.
–Что за татары?
–А вот послушай, воевода: «из-за грехов наших пришли народы неизвестные, безбожные моавитяне, о которых никто точно не знает, кто они, и откуда пришли, и каков их язык, и какого они племени, и какой веры. И называют их татарами…».
Семён сосредоточённо смотрел в земляной пол, и представлял тех, виденных им, покрытых доспехами, монгольских всадников, и голос Серафима, читающего летопись, облекался в яркое видение…
По велению Чингисхана, покорявшего империю харезмшаха Мухаммеда, нойны Субедей и Джебе с двумя туменами монгольской конницы бросились в погоню за шахом, оставившего свои войска в городах-крепостях. У нойнов был приказ – уничтожить правителя Хорезма, не допустить, чтобы он собрал ещё одну многочисленную армию. Неукротимое и быстрое движение монгольской конницы, обходившей стороной укреплённые города, загнало шаха на безжизненный остров в Каспийском море, где он простудился и умер. Тогда туменам был дан приказ совершить рейд вдоль берега моря, узнать силы врага. Монгольская конница, в течение многих месяцев продвигаясь вдоль берега Каспия, повернула на Тегеран, где разбила тридцатитысячную персидскую армию. Под Казвином – ещё одну. Наспех сколоченные ополчения правителей городов, не зная, где шах, и что делать, не объединяли усилия, и гибли по одиночке… Пройдя все земли, некогда покорённые хорезмшахом, Субедей и Джебе остановили тумены на отдых на берегах Аракса, в степях южного Азербайджана.
Впереди лежал Кавказ. Цепные псы Чингисхана, видевшие завоевания смыслом своей жизни – Джебе-нойон, горячий и быстрый на решения, и Субедей-багатур, спокойный, вдумчивый, но умевший предугадать и предвидеть многое, допрашивая местных жителей и купцов из покорившегося без боя Тебриза, решили идти походом на Кавказ, чтобы разорить и ограбить богатые земли.
Субедей выехал к Чингисхану рассказать о задуманном нападении.
Чингисхан зимовал с армией в окрестностях разгромленного Самарканда.
Великий хан, прежде чем согласиться на явную авантюру, долго думал, расспрашивал о собранных сведениях.
Субедей расстелил перед правителем чертёж кавказских земель:
–Великий хан, на Кавказе подмяло под себя окрестные народы Грузинское царство. При царице Тамаре грузины присоединили северную Армению. Южная Армения, где правит династия Шахарменов, также зависима от них. Трапезундская империя платит им дань, как и царство Ширван. На севере Кавказа маленькие народы страдают от их власти… Мы с Джебе клинком в масло войдём в это рыхлое объединение, где окрестные князья, думаю, тут же восстанут, оставив грузин с нами один на один, а, может быть, и помогут разгромить!