Крик совы

– Гляди-ка, гроб, какой дорогой, на солнце блястит, поди, из краснава дерева,– отчетливо послышался удивленно-восторженный шепот одной из бойких седовласых старушек с лицом, как моченое яблоко и выцветшими глазами.

– И шо ты, Пелагея, удивляешься, покойник красную рыбу и икру лопал, потому и ляжить в красном дереве, как король,– ответила ей столь же престарелая соседка Варвара.– А мы с тобой хамсой, килькой да тюлькой давимся… и то не вдоволь. На такой гроб наших ста пенсий не хватит. Нонча, слышала, что нищету, бомжей, в целифановых мешках хоронят, дешевле обходится. Морги трупами завалены…

– Ох, и времечко, дожились до светлых дней, будь они неладны,– вздохнула Пелагея.– Кто богат, тому все доступно, красное дерево, мрамор, скульптуры-фигуры, бюсты, валюты – салюты. А бедняка, как собаку зароют бульдозером, без молитвы, музыки и отпевания. Упаси, Господь, заступник сирых и убогих… Маво супруга, Ефрема, царство ему небесное, ветерана войны, орденоносца, штурмовавшего Берлин, закопали на задворках кладбища, почти у самого скотомогильника. Без всяких почестей, музыки и салюта, а этих пацанов, на аллее боевой и трудовой славы. За какие заслуги? Где она справедливость и совесть?

– Т-и-ше, тише, а то побьют. Вишь, уши навострили и зеньками зыркают, – дернула ее за рукав Варвара и посочувствовала.– Свет перевернулся. Старых, больных и бедных людей никто нынче не пожалеет. Никому мы не нужны. Все свое здоровье на государство положили, а оно нас в нищету загнало, все сбережения, что на "черный день" копили, бандюги на свой бизнес пустили. Слыхала, что эти крутые, даже своих умерших породистых собак и разных сиамских и персидских котов и кошек с почестями, которые нам и не снились, хоронят и поминают в ресторанах. Вот какое нынче время, видно балом правит сатана.

– Вот помянешь мое слово, если я первой преставлюсь, им еще и статуи из гранита, мрамора, а може и бронзы в полный рост установят, как на симферопольском Абдале,– оживилась Пелагея.– А мы с тобой всю жизнь горбатились на стройках социализма, а во время войны в тылу ишачили, а даже нормального деревянного гроба и креста не заслужили. Где справедливость, куда наш боженька Иисус Христос глядит, почему антихристов не покарает?

– Эх, шибко не тужи, Пелагея, тепереча им все равно в каких гробах и под какими памятниками лежать,– заметила Варвара.

– Не скажи, все же приятнее в гробу из краснава дерева, чем из фанеры, а еще хуже в целифановом мешке, в которых, сказывают, бомжей на обочине кладбища в безымянных могилах закапывают,– возразила словоохотливая старушка.

– Цыц, бабки, божьи одуванчики, расшумелись, как сороки,– набросился на старушек бородатый мужик из похоронной свиты.– Здесь вам не митинг, шли бы, бабки, домой.

– Дак, ведь покойников проводить надо,– зароптала Пелагея, часто моргая подслеповатыми глазами.

– Без вас проводят, не велики персоны,– мрачно ответил, сверкнув водянисто-серыми зрачками, мужчина.– Языками чешете, что попало, свет коптите… а молодые вон в землю легли…

– Видать судьба у них такая. Придет время и нас Бог к себе призовет,– ответила на его укор Варвара.– Все мы под Богом и богатые, и бедные. Смерть всех уровняет. Кому, что на роду написано, так тому и быть. А вам, молодой человек, грешно старых людей обижать. Мы, ветераны и инвалиды Великой Отечественной войны, многое на своем веку испытали, достойны уважения и почета. Забыли, наверное, как раньше пели: " Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет".

– Ну, бабки, рассмешили, когда это было? При советской власти, а сейчас у нас капитализм, один большой базар. Вы еще о царе Горохе вспомните. Слышал я эту сказку про белого бычка, как что, сразу ветераны войны и труда,– жестом руки остановил их детина, и сурово взглянул исподлобья.– Черт вас принес, еще успеете попасть на кладбище, уже на ладан дышите, а туда же. Сидели бы дома с внуками или носки вязали. Ан, нет, приползли в такую даль, а потом еще, как сороки, сплетни станете по городу разносить. Нет на вас погибели, вот братков завалили, им бы жить, да жить, молодыми и красивыми и детей плодить…

Став невольным свидетелем этого диалога, Серебров в случае обострения, готов был вмешаться, однако личность мужчины его заинтересовала, он взял себе на заметку его приметы. Старушки примолкли, торопливо перекрестились, спрятались за чьими-то широкими спинами.

По знаку распорядителя смолк оркестр и в гнетущей тишине прозвучал басовитый голос:

– Дамы и господа, граждане, сегодня мы провожаем в последний путь наших братьев. Еще недавно они были молодыми, крепкими, уверенными в себе, людьми, полными оптимизма и устремлений в будущее. Но коварные бандитские выстрелы вырвали их из наших рядов. Бог все зрит, рассудит по справедливости и воздаст каждому по заслугам.

Далее распорядитель сообщил краткую биографию каждого, отметив, что в лице Ломова город потерял крупного талантливого предпринимателя, одного из тех, кого принято называть "новыми украинцами" и заключил: скорбят родители и друзья. Пусть земля им будет пухом. Вечная память и слава.

Затем предоставил слово мужчине среднего роста, плотного телосложения с крупной коротко остриженной головой.

Серебров профессиональным взглядом отметил, как с трех сторон оратора прикрыли телохранители. Под его малинового цвета пиджаком угадывались контуры бронежилета.

– Кто такой?– спросил следователь у майора.

– Макеев Эдуард по кличке Мак, правая рука Совы,– ответил Белых.– Странно, что его в ту роковую ночь не было в ресторане, обычно они неразлучны. Может, между ними черная кошка пробежала? Такое нередко происходят, когда не могут поделить воровскую кассу – общак.

– Вот и постарайся выяснить,– велел Алексей Викторович.– Для нас важна любая деталь. Характер взаимоотношений, особенности личностей, их сильные и слабые места. Психология – тонкая наука. На досуге читай Достоевского. Непревзойденный мастер психологического романа.

– Рад бы, да времени нет,– посетовал майор.– А в последние дни тем более, ведь не зря говорят, что сыщика, как волка, ноги кормят.

– Чтобы ноги не устали, надо, Егор, больше работать головой, рационально распределять свои силы, разгадывать замыслы и действия преступника и упреждать его,– напомнил следователь.

– Не хочу у вас отнимать хлеб,– улыбнулся майор.

– Похоже, Макеев в преемники Совы метит?– глядя на горделивую осанку оратора, предположил Серебров.

– По законам субординации. Прибыльный бизнес, капитал бесхозным никто не оставит,– согласился Белых.– Но разборки неминуемы. Власть забирают и удерживают силой.

– Потребуются его показания. От моего имени выпиши ему повестку,– приказал Алексей Викторович.

Речь Макеева была короткой и динамичной. В голосе звучал металл:

– Это самый тяжелый и черный для нас день. Мы хороним наших боевых братков в гробах из красного дерева, а себя завещаю похоронить в бронированном саркофаге, чтобы никакой мерзкий червь, микроба и другая зараза не смогли добраться до моего тела.

– Мак, рано ты об этом думаешь, не навлеки на себя смерть,– крикнул кто-то из внимавших участников ОПГ.

– Не рано, все мы смертны и ходим под Богом и прокурором,– в пылу азарта отреагировал оратор.

"Мг, червь и микроба уже давно обитают в твоем теле, как впрочем, и во всех других живых организмах, только и ждут, когда дашь дуба,– подумал следователь.– Поэтому от распада и тлена плоти не спасет ни красное дерево, ни самая прочная броня. Все, кроме тех, кто будет кремирован, станут кормом для червей, останутся лишь череп, скелет и кости для будущих археологов. Надо уметь не только грабить, насиловать и считать бабло, но и немного знать биологию и анатомию".

Особенно в память слушателей врезались последние слова: «Мы это так не оставим. Если начальник милиции и прокурор со штатом своих сотрудников неспособны защитить мирных граждан, представителей среднего и малого бизнеса, которые, наполняя бюджет, кормят город, то мы сами найдем эффективные способы защиты. Создадим группы или отряды по охране общественного правопорядка и жизни граждан от преступных посягательств. По Конституции и по Уголовному кодексу мы имеем полное право на самооборону».