Контра

Волнение практически оставило его. Он быстро нашел нужное место, забрал увесистый баул, замотанный коричневым скотчем, и кинул его в рюкзак. Он отметил про себя, что Юлиан схитрил. На том месте схемы, где лежали деньги, оказался пакет с какой-то электроникой.

1942 год. Балтийское море. Конвой.

Николай Григорьевич хорошо знал, что его ждет в Совдепии, но, вопреки логике рассудка, был спокоен и даже несколько воодушевлен. Приезжая на короткую побывку в 1917, тогда еще полковник, целуя свою беременную жену перед отправкой на фронт, мог ли он знать, что больше не увидит ее? Мог ли представить, что будет с ним и со страной?

Он вспомнил распухшее и раскисшее от слез и беременности лицо Марии тогда на перроне. Ничего более красивого не видел он в своей жизни. Они стояли там долго. Вечность неслась вокруг них, а между ними время застыло.

В иммиграции Николай Григорьевич стал делить своих изгнанных соотечественников на две категории. Первые крутились, устраивались, выживали и даже наживали состояния. Вторых невыносимая тоска по Родине лишала сил и самого смысла существования. Более энергичные строили планы свержения красной власти, остальные стрелялись, вешались, спивались, просто погибали от тоски. Некоторые оставляли предсмертные записки, полные ненависти к тем, кто лишил их Родины, другие коротко писали: «Не могу без России!», но все они, даже те, кто бодрился, чистил пуговицы и медали на гимнастерках, выглядели как старые новогодние елки – дерни за ветку, и все иголки в миг осыплются и видно будет, что дерево уже давно высохло и умерло, что соков, питавших его, не осталось.

Николая Григорьевича спасла новая семья. Уезжая на фронт в 1917, Николай Григорьевич сказал беременной жене:

– Родится без меня сын, назови Григорием, в честь деда.

Мария смотрела на него. Мимо шли люди.

– Николушка. Береги себя, – сказала Мария.

– Обещаю, – сказал он.

Кто там у него родился, он не узнал. Сына же, который родился здесь, в иммиграции, назвал Владимиром.

Любил ли он свою вторую, гражданскую жену? Да, любил. Как любит зрелый, успокоившийся человек, который знает, что любовь вырастает из собственной заботы, из нежности и служения. Любил, как любят, зная, что это спасение от бессмысленной жизни. Любил, зная, что кроме этого, больше и нет ничего. Что быть нужным хоть кому-то – вот спасение. Ведь больше у него ничего не осталось. Страшно подумать – ничего!

Но так, как он любил Марию, генерал не любил больше никого и никогда. И сейчас он ехал не только на смерть. Он ехал к ней. Ехал на родину. Возвращался.

Дневник Арша.

«Пуэрториканцы не делят себя на белых и черных. В них почти нет расизма. Сосед у меня Хавьер очень темный, как-то сказал: «Я пуэрториканец, но мой родной брат – афроамериканец, потому что я живу в Пуэрто-Рико, а он – в США».

Конечно, некое расслоение общества есть, и среди истеблишмента светлых людей, может, и чуть больше, но это не бросается в глаза. И слава богу.

Я попал в хорошее общество не из-за цвета кожи, а из-за того, что образован. Большинство русских здесь – это профессора и студенты, которые работают или учатся. Поэтому наш круг – это такие же, как мы профессора, учителя, инженеры, только местные. И это тоже очень хорошо, потому что к нам здесь относятся не так, как в других странах, где русских много, и к нам относятся так же, как к пуэрториканцам в США. И хотя в Пуэрто-Рико получить высшее образование не сложно, все же большинство – это обычные люди, рабочие, продавцы, водители, и за пределами Сан-Хуана очень много бедных. Сейчас, благодаря этим контрабандистам, мы все окружены адвокатами, судьями и официальными работниками. До этого я и не знал, что проблема наркотиков здесь стоит очень остро, но один из адвокатов, который раньше работал в АБН, сказал, что ситуация просто катастрофическая.

Оказалось, что один из адвокатов, работающих с нами по делу о наркотиках, – это папа Бенисио Дель Торо. Очень приятный и скромный человек. Мы разговаривали о наших подзащитных в столовой федерального суда. И вдруг Наташа сказала: «Давайте лучше поговорим о вашем сыне». Он смутился. Оказалось, что он очень не хотел, чтобы Бенисио стал актером, и, пока к нему не пришла слава, сильно переживал за сына. Я лично думаю, что Бенисио – не просто хороший, а великий актер. В нем есть непередаваемая глубина. Таких актеров во всем мире не очень много. Он не играет, а живет. Считается, что это очень опасно для актера, так сильно вживаться в роль, поэтому, многие играют только на поверхности. Наташа тоже русская, но она иммигрировала очень давно, когда ей было 14 лет, с родителями в Нью Йорк. Вышла замуж за пуэрториканца и приехала сюда. Странно, что у нее не русский, а американский акцент, когда она говорит по-испански. У русских акцент меньше. Наши языки ближе фонетически. Я хотел научиться говорить, как пуэрториканцы, но надо мной стали смеяться и пуэрториканцы, и русские. Пуэрториканцы говорили, что надо говорить не на пуэрториканском, а на правильном испанском, а русские смеялись и говорили, что нет ничего забавнее, когда я с русским акцентом говорю Polto Jico вместо Puerto Rico или cajjo вместо carro. В общем, я бросил это дело и говорю, как умею. И все же я считаю, что надо говорить на том диалекте, на котором говорят здесь. Что значит «правильный»? Любой говор – это визитная карточка народа. Пуэрториканский испанский ничуть не хуже кастильского».

20… год. Сан-Хуан.

– А вы знаете, это правда, – сказал Арш. – Люди запутались. У меня один пуэрториканец есть знакомый. Он очень хочет быть богатым, но ненавидит богатых. Здесь же раньше жили хибаро, вели легкую жизнь, а потом американцы ввели такие налоги на землю, что все ушли в города и стали несчастными.

– Ты их недооцениваешь, – Андрей улыбнулся в усы. – По опросам, пуэрториканцы и сейчас одна из самых счастливых наций в мире.

– Но все равно, – сказал Арш. – Большинство не сомневается в том, что качества характера, делающие богатого богатым, – это его эгоизм, его целеустремленность ради себя. И большинство не считают эти качества положительными, но богатыми хотят быть почти все.

– Видишь ли, – сказал Андрей. – Эгоизм есть у всех. Вопрос в том, кого ты считаешь своим. И христианство, как идея, что все братья, просто всех делает своими. Плохо то, что современный человек даже семью не всегда считает своей. Мы дробимся и разделяемся и, вот человек остается совсем один. Бороться с эгоизмом бессмысленно. Но можно добавлять к тому, что ты считаешь своим и быть верным. Своя жена, своя семья, своя Родина, вся наша планета. Она тоже своя. Как можно уйти от того, что ты считаешь своим? Ты же сам и обеднеешь.

– Ну, вот вы всю жизнь прожили с одной женщиной. А у Владимира уже седьмая, кажется. Как так получилось, что вы в одной семье и у одних родителей выросли такие разные?

Андрей улыбнулся.

– Я же почти на двадцать лет его младше. Его отец воспитывал. А я отца почти не помню.

Андрей задумался. Он действительно практически не помнил своего отца. Из воспоминаний ему осталось только несколько ощущений. Он помнил его руки. Даже сейчас это воспоминание отозвалось в нем сладкой волной. Какие теплые, большие и мягкие ладони были у отца, когда тот держал его на руках. И еще металлические пуговицы на гимнастерке и борода, пахнущая… Андрей очень хорошо помнил этот запах. Помнил и не мог определить. Андрей посмотрел на Арша.

– Андрей, а вы хорошо знаете брата? – Спросил Арш.

Андрей опустил глаза.

– Он всегда жил своей жизнью. Меня не посвящал. Как человека, я его скорее хорошо чувствую. Родная кровь, все-таки. Своя.

– И все-таки, – вклинился Вася. – Мужчине богатство само по себе не нужно. Он просто пытается так произвести впечатление на женщину, ради нее старается.

Глава 8

Поднимаясь по трапу с другой стороны, Арш оказался на палубе рядом с кают-компанией и решил заглянуть в нее. Рассматривая полки с русскими книгами и кассетами с советскими фильмами, он пожалел, что взял с собой только маленький рюкзачок. Поискав глазами, он начал срывать скатерти со столов на пол и складывать на них книги. «Обалдеть! – думал он. – Полное собрание сочинений Чехова! Двенадцатитомник Лескова! У меня в Питере такого не было». Вдруг, новая мысль мелькнула у него в голове. Он прошел на кухню и стал, один за другим раскрывать шкафы с продуктами. Наконец, он нашел то, что искал. Чай!