Страница 3 из 20
А в 2008 году этот день был ещё и Прощёным воскресением. Во времена прошлые – богобоязненные, просили люди прощения не только живых родственников и знакомых, но и почивших родителей. Ныне лишь к живым обращаемся: Прости, брат, коль согрубил тебе нечаянным словом. – Бог простит, – отвечает товарищ, – а я давно уже простил. И как символ прощения – братский поцелуй над сковородой со шкворчащей яичницей.
И домашним своим на сон грядущий: Простите, милые! Ведь самые глубокие раны наносим мы походя, не замечая того в будней круговерти, родным и близким, тем, кто всегда рядом. То, что рядом, – оно привычное, обыденное – не замечается и не бережётся.
10 марта значится в народных календарях как Тарасий Кумошник, Бессонный. Тарас – опрокинь на матрас. С этого дня запрещалось спать днём, иначе могла напасть кумоха-лихорадка и увести человека следом за уходящей зимой.
После обеда прилёг я с газетой на диванчик. В квартире никого, тихо, только и слышно как стучат часы-ходики. Даже воробьёв не слышно через открытую форточку. Да оно и понятно. За окном будто туман – валит косой пеленой снег. Ветер подхватывает крупные снежинки, крутит водоворотами на перекрестках, вьёт длинные белые косы с углов крыш. Воробьи, ясное дело, забились по щелям карнизов, пережидают метельную непогодь.
Читал я, читал, и сам не заметил как примарило. Задремал после обильной сыти. Дрёма не сон, так, полуявь. Лежу с прикрытыми глазами и все слышу: и часы-ходики, и ветер в открытой форточке, и редкие машины на улице. Глухо, будто сквозь ватные затычки, но слышу.
Вдруг окликнул меня кто-то по имени. Громко позвал, отчётливо. Совсем уж было, собрался отозваться с простой души, да будто кто в бок пихнул.
– Приходи вчера, – говорю.
В ответ лизнуло по губам студёным дыханием, да хлопнула, закрываясь, оконная форточка. Всю дремоту как ледяной водой смыло. Мигом понял, что за лихая напасть подкрадывалась ко мне в дремотной полуяви. То же была комуха – лихорадка-кума. Да видно сильно небесное воинство, крепок мой ангел-хранитель. Вовремя торкнул под бок, разбудил. Не допустил злобную немочь к беззащитному телу.
Гонит вешний Ярило зиму прочь, плавит снега. Разбивает ледяные оковы, освобождает сыру Землю-матушку для свадебного пира. Да не бывает добра без худого. Потревоженные горячими лучами, просыпаются от зимних долгих снов и беззаконные лихоманки. И самой первой из них, на Тарасов день, встает комуха-гнетея. За то и прозывают мартовского Тарасия Кумошником.
Всего лихорадок числом двенадцать. Чуть погодя пробудятся и остальные: огнея-горячка, дрожея-трясучка, ледея-знобуха, гыркуша-хрипучка, глухея-тетеря, лютея-желтуха, ломея-костоломка, пухлея-толстуха, корчея-судорога, глядея-бессонница, навья-погибель. Из всех двенадцати – навья самая старшая. Редко сама кого зацепит, а лишь командует остальными сестрицами. Но если уж навалится – пиши: пропало. Обязательно сживёт с Божьего свету.
Пробудятся лихорадки и пойдут бродить грязными дряхлыми старухами по всем дорогам и проселкам Великой Руси. Будут подглядывать в окна жилищ, костлявыми пальцами стучать в переплёты оконниц. Станут окликать людей по имени.
Разожмёт человек губы, чтоб отозваться с открытого сердца, а сестрицам только того и надобно. Тотчас скользнут в отвёрстые уста и угнездятся внутри, под самым сердцем. Начнут возжигать огнём кровь в жилах-веночках, трясти-желтить тело белое, застилать туманом глаза и уши. Станут корчить-ломать кости трубчатые, выворачивать напрочь суставчики.
Пойдёт человек по докторам да аптекам, да бабкам-знахаркам. И всё-то будет ему не в радость: и соль пресна, и сахар горек, и белый свет не мил. А всего и надо-то было, что оберечься, – ответить на негаданный оклик по имени, приглашением приходить вчера.
Но и телу своему противиться не след. Захочется зевнуть с потяготиной, не препятствуй. Ладошкой рот притвори и тянись, как твоей душеньке угодно. Не всякие, ведь, потягушки к лихорадке, иные и к росту.
Вот и в «Сказаниях русского народа» собранных Иваном Петровичем Сахаровым и опубликованных в конце XIX века об этом дне ничего хорошего: «За великую беду считают наши поселяне, если в этот день сорвется с крючьев дверь избяная. Эта примета всегда предвещает домашнюю беду, или смерть какого-нибудь из домочадцев, или пожар, или мор оспенный». Словом, тот ещё денёк. К тому же, как уже говорил выше, строки эти писались в 2008 году, – понедельник, да не простой, а Чистый. Чистый понедельник – начало Великого поста. Не знаю, кто как, а я норовлю в этот день из дому ни ногой. Тем более что всему православному люду, верному дедовским преданиям, сидеть в этот день на сухоядении. Хлебать тёртый хрен с квасом да солью и не варить ничего горячего.
Существовали у вятских свои приметы и для Чистого понедельника: в Чистый понедельник снег, вьюга – грибов и ягод будет чисто – ничего не уродится в лесу; метель в Чистый понедельник повыметет с повети заготовленные корма, – их не хватит до лета; в Чистый понедельник не давали плясать, иначе лён не вырастет.
Следующий приметный день – 12 марта. По святцам это день преподобного Прокопия Декаполита исповедника. В народных численниках – Прокоп Перезимник или Дорогорушитель. Пришёл Прокоп – разрыл сугроб, – говорили в селениях. В Прокопьев день нельзя было выезжать из дому, не приложив ухо к земле. Следовало сначала убедиться: надёжна ли снеговая дорога. И только после этого справлять хозяйские заботы. Примечают Месяцесловы: снег скоро тает, и вода бежит дружно – к мокрому лету, урожаю, – яровые сей рано. Если ранней весной молния без грома – жди лето сухое. И ещё, в русских говорах слово прокоп означает собой прокопанные ров или канаву. С Прокопа начинали мужички в деревнях прокапывать вдоль избяных стен канавы, чтоб не попадала дикая вода в подполье, не мочила овощных припасов.
13 марта – день преподобного Василия исповедника. В народе – Василий Капельник, Дроворуб. На батюшку Василия зима плачет. С крыш капает, а за нос цапает. Тоже приметная дата: на Василия солнце в кругах – к урожаю; если Васильев день со снегом – лето жди мокрое. Смотрели и стенки потаечных кругов вокруг древесных стволов. Стенки круты – весну следует ждать спорую, пологие – холода затянутся. Наблюдали и за сосульками – длинные сосульки – долгий будет и лён. А если Василий с дождём – лету быть доброму.
Всё утро бился я над непокорной фразой, да без толку. За это время солнце, заглянув в окно через левый верхний угол, прогулялось по жёлтым половицам и прочно угнездилось на столешнице письменного стола. Натруженные глаза скоро устали от яркой поверхности листов бумаги, и я оставил работу. Свободное место тут же заняла кошка. Она улеглась прямо на писанину, подставив горячему солнцу свой широкий живот. Кошка должна была скоро принести потомство. Котята уже давали о себе знать, барахтаясь в тёплом материнском нутре. На кошкином животе от этого, в самых неожиданных местах, вздувались вдруг и опадали желваки. При каждом особо сильном толчке кошка дёргала шкурой, встряхивая пёструю шерсть, и в воздух поднимались мелкие пылинки. Солнечные лучи оцвечивали их, и со стороны казалось, будто над животным кружат роем и мерцают золотые искорки.
Решив дать отдых глазам и мыслям, я оделся и вышел из квартиры. Открыл дверь подъезда и чуть не отпрянул. И, хоть назад и не качнулся, но глаза зажмурил. Так резко белы, светились на дворе сугробы. Солнце, оказывается, если в квартире только гуляло, то уж на улице, резвилось вовсю. Но вместе с солнце гулял и северный ветер. Порывистый и резкий, он наотмашь хлестанул меня по щеке, ознобливо цапнул за ухо и, отпрыгнув, принялся перебирать ветвями дворовых тополей.
Я обошёл дом с угла и прислонился к стене. Сюда сиверко не задувал, и на пригреве можно было даже снять шапку. С крыши дома тарабанила капель, и, похоже, уже не первый час. В плотном, убитом подошвами сапог снегу тротуара, образовалась глубокая лужа.