Страница 30 из 110
Со значительным чувством юмора русский журналист описал дальнейшее: «Сидевшие в укреплениях на правом берегу православные сначала так было и порешили:
– Оно известно тоже, чай, не без Бога живут… Конечно, тоже, как полагается, праздник свой имеют. Что ж, пущай себе, чего ж им мешать? Наше дело с уважением, чтобы, потому каждому своя вера дорога!..
Так рассуждал православный, всем своим существом воспринимавший право другого человека, против которого он «орудует винтовкой», на его праздник. Но другой православный, умудренный практикой этой войны, видевший своими глазами, как немцы палят в Красный Крест, как,спрятав у себя за спиной целый отряд стрелков, они поднимают руки и коварно заявляют о своем желании сдаться в плен, дабы приманить к себе доверчивых русских солдат и в самый последний момент открыть по ним огонь из винтовок, этот другой православный с обер-офицерскими и штаб-офицерскими погонами на плечах озабоченно хмурился и простуженным, охрипшим от командного крика, сырости и холода, голосом ворчал:
— Гм… конечно, само собой разумеется – праздник… Сами говорят, можно сказать, демонстративно заявляют!.. А все-таки… Кто его знает, народ лукавый, примеров тому не искать стать! Как бы чего не вышло, – на всякий случай… Эй, Воронков! Распорядись-ка, любезный, чтобы на флангах окопа пулеметы были в порядке, людям раздать патроны полным комплектом… Но… без приказания ни одного выстрела!!! Слышишь?
Ты отвечаешь, понимаешь? За ночь немецкие понтонеры подготовили у берега плоты,
которые с рассветом двинулись через студенную реку.
— «Ах, нехристи! – изумлялся засевший на правом берегу православный, осматривая затвор винтовки и вдавливая в магазин новую обойму. – Вот нехристи-то… Сами же заявление кидали, а гляди, что делают! Ладно же!
Плоты заняли соответствующее положение, и … два полка двинулись встречать Рождество. Им дали дойти до половины реки. Они шли уверенные в своей безопасности, потому что они сделали заявление, чтобы не стрелять. К тому же эти дикари — русские,— называющие какие-то бумажонки международными договорами, эти сибирские медведи ведь совершенно не знают великого дела войны и не могут разгадать простой военной хитрости!»
Потом случилось то, что должно было случиться. Ударила русская артиллерия, включились пулеметы и винтовки. Темные воды Бзури закружили трупы — даже легкораненые моментально захлебывались в ледяной декабрьской реке. Более трех тысяч немцев погибли совершенно напрасно, немногие чудом выплыли на русский берег и, дрожа, как мокрые собаки, подползли к русским окопам, моля о пощаде. Их взяли в плен…
* * *
Снег укрыл траншеи, изуродовавшие Европу. Как мираж представало перед миллионами солдат по обе стороны фронта канувшее в Лету лето 1914 года – время несбывшихся прекрасных надежд. Теперь горизонт, видимый в прицелах и через узкие амбразуры блиндажей, сузился до минимума – свои и вражеские проволочные заграждения, клочок земли, искалеченный снарядами. Позиционная война стала суровой реальностью, конечный исход отныне зависел не столько от воинской доблести, сколько от мощности заводов, дымивших в далеком тылу.
В 1914 году Россия в сражениях против Германии, Австро-Венгрии и Турции положила почти всех тех, кто мог бы быть костяком многомиллионных вооруженных сил военного времени— офицеров, унтер-офицеров и старослужащих солдат.
Генерал Н.Н. Головин с позиций эмигранта, натерпевшийся и намыкавшийся на Западе, настаивал: «Действия русских армии в конце 1914 года руководились той же резко и со страшнейшим напряжением проводимой идеей выручать наших союзников. Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич со свойственным ему рыцарством решает стратегические задачи, выпадающие на русский фронт,не с узкой точки зрения национальной выгоды, а с широкой, общесоюзнической точки зрения. Но эта жертвенная роль обходится России очень дорого. Русская армия теряет убитыми и ранеными около 1 000 000 людей, и что делает особо чувствительными эти потери – это то, что они почти всецело выпадают на долю кадрового состава».
Впоследствии указывали, что тем были спасены Франция и Англия, что совершенно верно. В коалиционной войне все взаимосвязано; и говоря словами виднейшего русского военачальника той войны генерала АЛ. Брусилова, «с начала войны, чтобы спасти Францию, Николай Николаевич совершенно правильно решил нарушить выработанный раньше план войны и быстро перейти в наступление, не ожидая окончания сосредоточения и развертывания армий. Потом это ставилось ему в вину, но в дейстительности это было единственное правильное решение. Немцы, действуя по внутренним операционным линиям, естественно, должны были стараться бить врагов поочередно, пользуясь своей сетью развитых железных дорог. Мы же с союзниками, действуя по внешним линиям, должны были навалиться на врага сразу со всех сторон, чтобы не дать немцам, возможности уничтожить противников поочередно и перекидывать свои войска по собственному произволу… Францию же необходимо было спасти, иначе и мы, с выбытием ее из строя, сразу проиграли бы войну».
Английский премьер времен первой мировой войны Дэвид Ллойд Джордж в канун второй мировой войны, в апреле 1939 года; напомнил : «Идеалом Германии является и всегда была война, быстро доводимая до конца… В 1914 году планы были составлены точно с такой целью, и она чуть-чуть не была достигнута, если бы не Россия… Если бы не было жертв со стороны России в 1914 году, то немецкие войска не только захватили бы Париж, но их гарнизоны по сие время находились бы в Бельгии и Франции». «Мудрые слова», – писал У. Черчиль об этой речи Ллойд Джорджа в своих мемуарах в 1948 году…
Это было ясно в Париже и Лондоне в 1914 году, но вопрос о том, в какой мере Франция и Англия оплатят громадный долг России,оставался открытым.