Страница 15 из 17
Мамина машина стояла первой в очереди из встречающих, и я была рада как никогда увидеть ее бежевый «бьюик». Я чуть ли не бегом понеслась к ней после звонка, забыв взять в шкафчике тетради для домашней работы.
Скользнув в машину, я первый раз за день вздохнула полной грудью.
Мама озабоченно посмотрела на меня. На ее лбу прорезались морщины – довольно глубокие, как будто она долгое время хмурилась.
– Как прошел день? – спросила она чересчур радостным голосом, в котором все равно проскользнула обеспокоенная нотка. Видимо, беспокоилась она тоже уже долгое время.
– Сносно, – ответила я. – Ужасно. Но сносно.
Мама завела мотор и выехала со стоянки.
– Стейси видела?
– Да.
– Хорошо. Наверное, приятно увидеть давнюю подругу.
– Мам, давай не будем об этом, – попросила я.
Она оторвала взгляд от дороги, чтобы посмотреть на меня. Морщинки на ее лбу стали еще глубже, губы сжались в тонкую линию. Лучше бы я ей соврала. Я же знаю, как сильно ей хотелось услышать, что мои друзья приняли меня, что я завела новых приятелей, что все прекрасно понимают – я не причастна к стрельбе и что я стала частью большой и счастливой школьной семьи, о которой говорят в новостях. Однако мама взглянула на меня лишь на секунду и снова уставилась на дорогу.
– Ну правда, мам, все нормально.
– Я сказала ее матери. Сказала: ты ни при чем. Думала, она послушает меня. Господи, она ведь в вашем отряде брауни-скаутов[5] была командиром!
– Да ладно, мам. Помнишь, что сказал доктор Хилер? Как все будут на меня реагировать?
– Помню, но Бринксы – не все. Они знают тебя. Вы со Стейси выросли вместе. Мы вас вырастили вместе. Мы не должны бы их ни в чем убеждать.
Весь оставшийся путь мы молчали. Мама заехала в гараж и выключила двигатель. Уперлась лбом в руль и закрыла глаза.
Я не знала, что делать. Мне казалось неправильным просто выйти из машины, бросив в ней маму. В то же время мне казалось, что маме сейчас не до разговоров. Судя по ее виду, день ей дался тяжело.
В конце концов я нарушила молчание:
– Стейси сказала, что ты говорила с ее мамой.
Мама не ответила.
– Она сказала, ты послала ее маму в задницу.
Мама тихо засмеялась.
– Ты же знаешь Лоррейн. Она такой сноб. Я давно уже хотела послать ее в задницу. – Она фыркнула и снова рассмеялась, но не открыла глаз и не подняла головы от руля. – Просто впервые представилась такая возможность. Было приятно.
Мама глянула на меня искоса одним глазом и захохотала. Я не смогла сдержать смеха и вскоре тоже уже вовсю заливалась. Мы с ней гоготали как сумасшедшие, сидя в машине в закрытом гараже.
– Я ей сказала: «Иди ты в свою жирную снобскую задницу, Лоррейн».
И мы с мамой по новой зашлись хохотом. Смеясь, она продолжала:
– И что в прошлом году Говард приставал ко мне на вечеринке у бассейна…
– Да ладно! – ахнула я. – Отец Стейси приставал к тебе? Фу! Он такой волосатый, противный и старый.
Мама покачала головой.
– Я это… выдумала… Боже… хотелось бы мне… видеть… как она его… в этом обвиняет… – еле дыша от смеха выдавила она.
Мы откинулись на спинки сидений и, наверное, вечность хохотали. Не помню, когда я в последний раз улыбалась, а тут смеялась до слез. Это было так непривычно. Я ощущала смех на языке, как будто он имел вкус.
– Ты жестока, – проговорила я, наконец отдышавшись. – Классный ход, но жестокий.
Снова покачав головой, мама вытерла уголки глаз мизинцами.
– Нет. Жестоки те, кто не дает тебе еще одного шанса.
Я опустила взгляд на рюкзак и пожала плечами.
– Не могу их в этом винить. Все выглядело так, будто я виновата. Не заступайся за меня. У меня все будет хорошо.
Мама уже вытирала глаза манжетами.
– Милая, они должна понять, что виновник произошедшего – Ник. Он плохой. Я говорила тебе это все эти годы. Ты такая красавица у меня. Ты заслуживаешь хорошего мальчика. Ник тебе никогда не подходил.
Я закатила глаза. Ну вот, снова-здорово. Ник не подходит мне. Он плохой. Я не должна встречаться с такими парнями, как он. С ним что-то не так. Она видит это в его глазах. Мама постоянно мне это твердила. Но, похоже, она забыла, что Ник мертв и мне больше не нужно читать нотации по поводу того, какой он ужасный.
– Только не это, мам, – потянулась я к дверной ручке. – Ник мертв. Мы можем закрыть эту тему?
Я открыла дверцу и вылезла, подхватив рюкзак. Поморщилась, наступив на раненную ногу.
Повозившись с ремнем, мама вышла из машины с другой стороны.
– Я не хочу с тобой ссориться, Валери, – сказала она. – Я просто хочу видеть тебя счастливой. Ты всегда грустишь или чем-то недовольна. Доктор Хилер посоветовал…
Мне хотелось разозлиться на нее. Сказать, что счастье не вечно и в любую минуту может обернуться трагедией. Что до появления Ника в моей жизни я долгое время была несчастна и родителям прекрасно известно, почему. Что, если уж на то пошло, она сама давным-давно несчастна.
Но мама стояла по ту сторону машины в мятом костюме, раскрасневшаяся от смеха, и глядела на меня блестящими от слез глазами. Было бы ужасно бросить ей в лицо такие слова, пусть это и правда.
– Мам, я в порядке. Не волнуйся. Я даже не вспоминаю о Нике.
Я отвернулась и пошла в дом.
Фрэнки ел сэндвич у кухонной стойки. Слегка растрепанный, с мобильником в руке, он набирал кому-то сообщение.
– Что стряслось? – встретил он меня вопросом.
– Мама стряслась, – ответила я. – Не спрашивай.
Я достала из холодильника кока-колу, прислонилась к стойке рядом с ним и открыла бутылку.
– Почему до нее никак не дойдет, что Ник умер и пора уже перестать мне капать на мозги? Сколько можно долбить меня этим?
Фрэнки развернулся на стуле и посмотрел на меня, жуя сэндвич.
– Наверное, она боится, что ты пойдешь по ее стопам и выйдешь замуж за человека, которого на дух не выносишь.
Я не успела ответить. Задребезжала гаражная дверь, а значит, сейчас придет мама. Я скользнула по лестнице наверх, в свою комнату.
Возможно, Фрэнки прав. Мама с отцом были несчастливы. До мая они только и говорили о разводе, которого мы с Фрэнки ждали как манны небесной, ведь тогда бы закончились, наконец, беспрестанные ссоры родителей. Однако расстрел в школе, наверняка разрушивший множество семей, мою наоборот сплотил. Какая ирония, правда? Родители заявили, что «боятся расколоть семью, когда она переживает столь сильный стресс», но я знала правду.
1) Папа довольно успешный адвокат, и последнее, что ему сейчас нужно, – статьи в газетах, возвещающие миру о том, что первопричиной массового убийства в школе «Гарвин» послужили проблемы в его семье.
2) Мама работала, но ее работу нельзя сравнить с папиной. Она зарабатывала, но не много. А мы все знали, в какую кругленькую сумму нам обойдутся счета за психиатра.
Мы с Фрэнки безучастно наблюдали за отношениями родителей. Обычно у них все шло тихо и незаметно, но порой вспыхивала такая враждебность, что мы с братом с удовольствием побросали бы шмотки предков в мусорные мешки, купили маме и папе билеты на самолет и отправили куда угодно, лишь бы подальше от дома.
Я вошла в свою комнату и, остановившись у двери, удивленно огляделась. Утром она не казалась мне настолько захламленной и грязной. Я практически не вылезала отсюда с прошлого мая, но не замечала, как тут отвратно. И тоскливо.
Не то чтобы до этого я была фанаткой уборки. Просто если не считать уборки во имя Великого Освобождения от Ника, проведенной мамой после стрельбы, тут месяцами никто не убирал.
Я взяла стакан, стоявший на моей тумбочке черт знает сколько времени, и поставила его на тарелку. Смяла валявшийся рядом кусок бумажного полотенца и засунула в стакан.
На мгновение у меня руки зачесались прибрать. Начать все с чистого листа. Устроить уборку во имя своего собственного Великого Освобождения. Но я оценила груду сваленной на полу одежды, кучу разбросанных у кровати книг, запятнанный и пыльный экран телевизора и передумала. Вычищать последствия моего многомесячного горевания будет слишком тяжко.
5
В организации скаутов для девочек есть несколько уровней. Один из них – брауни, для девочек, учащихся во втором и третьем классе.