Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 11

В качестве модели организуемой структуры были выбраны не американские профсоюзы, закалившиеся в борьбе с такими жёсткими заводовладельцами, как Генри Форд, и представляющие собой реальную независимую силу, а профкомы времён СССР, не обладавшие реальной властью. Поэтому возглавить заводской профком был приглашён опытный функционер советской закалки Фёдор Кузьмич Ессеев. Его кандидатуру администрация сумела легко навязать трудовому коллективу, ибо рабочие отнеслись к идее создания местной профессиональной организации безучастно, как к необходимой формальности.

Нового заведующего заводской санчастью администрация тоже выдвинула на общественную работу, усмотрев в нём лояльного к власти умного человека. Так Петр, к своему немалому удивлению, оказался «правой рукой» председателя профкома крупного предприятия, да ещё и иностранного. Это получилось случайно в том смысле, что Дымов даже не пытался «двигать собой». Но когда новая должность свалилась на него, он обрадовался, ибо снова почувствовал наметившуюся жизненную перспективу.

На первых порах профсоюз вёл себя вполне лояльно по отношению к породившей его администрации – и в то же время изображал кипучую деятельность: организовывал показушные конкурсы вроде «Лучший по профессии», ведал раздачей санаторных путёвок и новогодних заказов. В управленческие же дела профкомовцы не лезли.

Всё началось с того, что однажды Дымова, как заместителя главы заводского профсоюза, командировали за счет предприятия в Аргентину – на другой завод компании – для обмена опытом. Ох и дорого заплатили недальновидные менеджеры из Детройта за свою ошибку! Аргентинские друзья быстро объяснили русскому Че* Педро, что профсоюз – это серьёзная сила, с помощью которой пролетариат может на равных разговаривать с администрацией. Оказалось, что даже в такой стране как Аргентина (не самой богатой!), коллеги русских рабочих получают точно за такой же труд в два раза больше, и это притом что цены там существенно ниже московских.

* По-аргентински «товарищ»

Из командировки Дымов возвратился настроенным на борьбу.

– Товарищи! – неожиданно на первом же собрании обратился профсоюзный функционер к рядовым членам организации, – вы думаете, профсоюз – это только продуктовые наборы на Новый год и коллективная пьянка?! Вы ошибаетесь, как ошибался когда-то и я! Профсоюз ничего не дает – он завоевывает!

Слушатели были ошарашены. Тем не менее зал поддержал предложение мятежного оратора выдвинуть администрации завода требование заключить с коллективом трудовой договор на условиях, выгодных всем сотрудникам предприятия. После митинга к Дымову выстроилась длинная очередь охотников пожать руку.

– Ты что, с ума сошёл! – накинулся на своего зама после собрания шестидесятилетний глава профкома. – Тебе что, плохо живётся, не хватает чего-то? Ведь жирный довесок к своей основной зарплате имеешь за работенку непыльную, плюс льготы разные… Чего рыпаешься?

– А по-вашему, Фёдор Кузьмич, это нормально, что, работая на одного работодателя, московский сварщик получает в несколько раз меньше своего коллеги из страны «третьего мира»? И с переработками надо разобраться: почему дополнительные часы и смены у нас на заводе не оплачиваются по льготным тарифам, как это прописано в Трудовом кодексе? Что же мы за профсоюз, если плюём на интересы рядовых членов организации?..





Ессеев с враждебным изумлением взирал на своего молодого зама. Опытный аппаратчик, закалённый в номенклатурных войнах и знающий истинную цену разговорам об интересах народа и социальной справедливости, не мог понять, как проглядел в этом парне опасного соперника. «Смотри-ка, как ловко повернул! – говорил себе глава профкома, разглядывая внезапно прорезавшегося конкурента. – Выходит, ты такой весь из себя бескомпромиссный борец за идею, искренне печёшься об интересах трудящихся… А я вроде как заплесневелый ретроград получаюсь, хлебаю из привилегированного корыта, и на народ мне плевать. А значит, гнать меня в шею из председателей к такой-то матери, а тебя – на моё место. Не-ет, парень! Врёшь! Такую рокировочку со мной не проведёшь».

Быстро просчитав ситуацию, после коротких колебаний глава профкома принял сторону Дымова и согласился противостоять администрации. С момента того самого разговора крепкая коренастая фигура Фёдора Кузьмича на всех собраниях и планёрках находилась рядом с фигурой Дымова. И если заводской доктор стал знаменем и душою борьбы, то председатель профкома олицетворял теперь опыт и прогрессивную гибкость убеждений. Коллектив предприятия впервые зауважал своего профсоюзного вожака.

На первых порах руководство завода достаточно снисходительно наблюдало за игрой в оппозицию. Но постепенно, по мере укрепления профсоюзной структуры, с привлечением в организацию новых членов и выдвижением администрации серьёзных требований, «банда Дымова» начинала представлять собой всё более серьёзную угрозу прибыльному бизнесу. Идти на уступки работодатель не собирался, и потому попытался придушить опасную крамолу в зародыше.

Сначала Дымова решили подкупить серьёзным повышением зарплаты, но Пётр вежливо отказался. Тогда его вызвали в Департамент персонала и предложили на год за счёт предприятия поехать учиться в Англию. Привыкнув иметь дело с всегда готовыми на услуги русскими бюрократами, американцы были уверены, что все русские продаются. Поэтому их озадачила, а затем всерьёз напугала загадочная несговорчивость доктора. Тогда была развёрнута мощная компания по дискредитации молодого профлидера и его идей.

Служба безопасности принялась собирать компромат на Петра и нашла его без особого труда. В цехах и офисах появились стенгазеты с подробным описанием «подвигов» Дымова в качестве сотрудника недавно разгромленной финансовой пирамиды. По заводскому радио регулярно рассказывали о нём весьма неприятные вещи. А вот что писал журналист корпоративной многотиражки: «Остаётся только гадать, как вынужденный уволиться со «Скорой помощи» в связи с тёмной историей врач, нарушивший Клятву Гиппократа, просочился на наш завод. Теперь этот беспринципный и ловкий молодчик использует вас, уважаемые коллеги, для шантажа администрации. Но его цель – вовсе не улучшение положения поверивших ему людей. Дестабилизируя ситуацию на предприятии, он рассчитывает выжать из руководства прибыль для себя лично. Это не что иное, как криминальный рэкет, организованный негодяем в собственных корыстных интересах. Простые же работники, то есть вы, – лишь разменная монета в этой игре…».

Это был серьёзный информационный нокдаун. Петр видел, что часть его сторонников от него отшатнулась. Ессеев тоже потирал руки, ожидая, что скомпрометированного конкурента вот-вот уберут с завода. Необходимо было как можно скорее ответить ударом на удар – да так, чтобы отправить противника в нокаут.

Аргентинские товарищи многому научили Петра, да он и сам теперь повсюду искал информацию о методах профсоюзной борьбы. Для начала через сочувствующих работников бухгалтерии Дымов получил копии документов, которые явно свидетельствовали о значительной выгоде, полученной заводом за предыдущий год. Между тем администрация мотивировала своё несогласие повышать работникам зарплату и улучшать условия их труда убыточностью производства, вызванной кризисом. Выяснилось, что на оплату «туземного» российского персонала американцы тратят лишь пять процентов получаемой прибыли, тогда как в США на эти цели расходуется тридцать пять-сорок процентов дохода. Более того, под прикрытием кризиса менеджеры на треть сократили зарплаты персоналу, и в то же время одаривали себя сотнями тысяч евро в качестве бонусов.

На собраниях Пётр и верные ему активисты профсоюза стали регулярно рассказывать работникам предприятия правду; шли в ход и листовки. Доклады активно обсуждались не только на собраниях профкома, но и в цехах. Работники начинали понимать, что профсоюз не лжет, а вот администрация беспардонно обманывает трудовой коллектив и не остановится ни перед чем в своём стремлении и дальше выжимать все соки из дешёвой русской рабсилы. Теперь грязные слухи, которые продолжало через своих агентов распускать заводоуправление, желая ещё больше опорочить Дымова, играли против самого руководства. В какой-то момент Петру стало ясно, что настала пора применить самое мощное оружие профсоюзной борьбы – забастовку.