Страница 1 из 13
Николай Свистунов
Интервью на разворот
Дневник бессмертия
По теории вероятности, мы все попадаем в неприятности. Даже самый удачливый и везучий человек, нет-нет, да и наступит на коровью лепёшку. Другое дело, что неприятности бывают разные: одни пустяковые, а другие как схватят за горло, как сожмут грудь, до того тошно – хоть плачь. От такой неприятности в теле озноб, а в голове бессонница и каша из разных нехороших мыслей. Стара пословица: «Пришла беда – открывай ворота», но точнее не скажешь. Волна за волной, словно метущийся океан хочет проглотить человеческую душу, накатывают на тебя неприятности, и тут только смотри… Следующая волна уже на подходе, выбраться из передряги сложно, определённая ловкость нужна, – а какая ловкость у пенсионера.
Яков Владимирович Намедни был пенсионером с большим стажем. На его длинном веку многие одногодки сходили с дистанции на выживаемость, а он, ничего, жил. Хотя, по правде сказать, шансов прожить долгую жизнь у него не было никаких. История появления на свет Якова Владимировича Намедни относится к тем годам, когда отгремела гражданская война. На бесчисленных дорогах, в городах и весях погибло множество всякого народа, русских и нерусских, богатых и бедных, грамотных и не очень. В огне войны и революции перемешалась страна, но природу не обманешь. Отгремели орудия, вытерли будёновцы красные от крови сабли, засунули их в ножны, и давай народ плодиться и размножаться. Заметьте, что плодиться и размножаться начали все и сразу. Чтобы восполнить невыносимые для страны людские потери, мужики и женщины бросались в объятия друг другу.
День своего рождения, а также год, в котором ему угораздило родиться, он не знал. Вернее знал, но примерно. Год туда, год сюда – какая разница. Главное, что родился Яков Владимирович Намедни ранней осенью в небольшом городишке в центральной части России, и запись в его метрике гласила однозначно: год рождения – 1926.
Отчего такая неразбериха? – спросите вы, а от того, что Якова Владимировича Намедни в то раннее предосеннее утро нашла под забором, запелёнатого в одеяльце, простая женщина-молочница. Шла она себе потихоньку в булочную очередь за хлебом занимать, думы разные думала, и вдруг бродячая собака затявкала под ногами. Тут надо упомянуть о том, что собака в 1926 году была большой редкостью. В голодные годы почти всех собак съели. Население городка не могло мириться с тем, что в животе урчит от голода, а мясо просто так бегает по дорогам и на тебя ещё и лает. Так что женщина оторопела. Вот так новость – собаки развелись в городе! А, кстати, чего это собака рано утром лает на забор? Оглянулась молочница, посмотрела с опаской по сторонам и ничего опасного для себя не обнаружила. Собака рыжей масти, худая и наглая, оскалила зубы в предрассветных сумерках, словно у её ног лежал враг. Любопытство разобрало женщину. Она яростно, не хуже собаки, рявкнула в собачью сторону и для острастки махнула пустой кошёлкой.
– Ишь, разоралась с утра, собачья порода без роду без племени, – добавила она к взмаху кошёлки и только после того, как собака испугано взвизгнула и скрылась в дыре покосившегося забора, подошла ближе.
В тени штакетника, прямо на траве, она увидела лежащий шевелящийся комочек. Этот комок был запеленут в тонкое одеяльце и, видимо, содрогался от холода и голода.
«Эх, не к добру это», – подумала женщина, но на счастье подкидыша не поленилась, нагнулась к одеяльцу, развернула его и увидела то, что и ожидала. В серой простыне барахталось маленькое, синюшного цвета существо мужского пола. Это существо посмотрело на женщину чёрными глазами и тихо пискнуло. После второго писка молочница выдохнула, в её сердце проникла жалость к недавно родившемуся человеку, брошенному на произвол судьбы сучкой-матерью.
– Боже праведный! – вскрикнула она. Правая рука попыталась было осенить лоб крестным знамением, но замерла на полпути. Новая власть объявила, что Бога нет. Кто его знает, есть он или нет, а неприятности на себя накликать не было никакой необходимости. Молочница прислуживала новому начальству строящейся Страны Советов и видела, что происходит с теми, кто по-прежнему верит в Бога и крестится.
Товарка испуганно осмотрелась по сторонам, и только убедившись в том, что её никто не видит, подняла комочек на руки.
Улица была пустынна. Покосившийся забор расщеперил свои уцелевшие гнилые доски. Разграбленные и сожжённые дома только-только начали восстанавливать новые хозяева, так что ни одна живая душа в то раннее предосеннее утро не видела, как не старая ещё женщина положила в пустую кошёлку найдёныша и засеменила к недавно открывшемуся городскому приюту.
Уничтожив миллионы взрослых родителей, Советская власть заботилась о брошенных детях. В стране повсеместно открывались приюты и детские дома. Власть взялась за беспризорность всерьёз. Да и куда же нести грудного ребенка, если не в приют. Тем более, начальником приюта был давний знакомый молочницы. Терентий Савельевич до революции был учителем словесности в женской гимназии, а теперь всей душой принял Советскую власть и быстро выбился в люди. Утро не было хмурым, а, наоборот, радостным и весёлым. Женщина сдала найденного ребёнка в приют и даже успела занять очередь за хлебом и отовариться.
Ребёнку тоже было весело. В приюте его перво-наперво помыли, перепеленали и накормили тем, что дала Советская власть. А Советская власть вырвала из лап домашнего рабства уборщицу Феоктистовну. Благодарная женщина принялась каждый год рожать новой власти по ребёнку, которого сдавала в приют, где работала и жила. Своей необъятной грудью она могла накормить не то что подзаборного подкидыша, но и целый отряд девчонок и мальчишек. Получается, Советская власть накормила малыша по первому разряду.
Согретый и накормленный подкидыш сладко заснул в чистых пелёнках, а в кабинете заведующего детским приютом собрались все, пока немногочисленные, его работай-ки: необходимо было узаконить появление малыша на свет. Для этого нужно было присвоить мальчику имя, фамилию и отчество. Мода на революционные имена дошла до самых медвежьих уголков необъятной России, не говоря уже о средней полосе.
Работники приюта, близкие по духу к партии большевиков, сразу предложили на выбор несколько имён героев революции и гражданской войны. Сторонники и почитатели покойного Свердлова предложили назвать малыша Яковом.
Очень мужественное имя, – решили обитатели приюта и поставили имя на голосование. Оно прошло единогласно. Про отчество и думать нечего. Два года назад в жуткие январские морозы похоронили вождя мирового пролетариата Ульянова-Ленина. В знак скорби и уважения работники приюта в одном порыве сошлись.
– Пусть мальчик будет рождён как бы от вождя революции Ленина, – предложила молоденькая нянечка Тася. – Он для всего трудового народа хотел счастья, жизни не жалел, умер от отравленной пули, выпущенной врагом народа. Светлая ему память. Найдёныша мы воспитаем, словно он родился от Ильича. Пусть будет Владимирович. Проголосовали и этот вопрос. После страстных слов нянечки Таси ни одна рука работников детского приюта не дрогнула. Осталось выбрать фамилию. Вот здесь нашла коса на камень. Сколько работников – столько и предложений. Не меньше часа каждый норовил пропихнуть на голосование свой вариант фамилии. Единодушие испарилось. Наверное, в этот момент переругались бы все, но выручил, как ни странно, самый малограмотный человек в советском учреждении.
Дворник Петрович молча стоял в дверях, подпирая дверной косяк, и с интересом наблюдал за шибко грамотными. Он ничего не понимал ни в русской словесности, ни, тем более, в истории русских и советских фамилий. Даже партийные клички большевиков были ему не знакомы и малопонятны. Но произнесённая им фраза заставила взорваться от восторга начальника приюта:
– Намедни, это, стою я утром у крыльца…