Темный поцелуй

– Поправь одежду, – приказал он.

– Но… но… – Она не готова остановиться, наедине они все еще или уже нет. Дай он ей долю секунды – и она умчит их в другое место.

– Ну же, не медли.

«Увы, телепортаций не предвидится», – разочарованно подумала она. Жесткое выражение его лица недвусмысленно показывало, что для него все закончилось. И поцелуй, и она сама.

С трудом оторвав от него взгляд, она осмотрела свой наряд. Корсет оказался стянутым под грудь. Твердые розовые соски хорошо видны, как два маленьких маяка в ночи. Юбка задралась до талии, открывая на всеобщее обозрение микроскопические стринги.

Анья привела себя в порядок, краснея впервые за сотни лет. «Почему сейчас? И имеет ли это значение?» У нее дрожали руки – позорная слабость! Она попробовала приказать им успокоиться, но единственной командой, какую желало слышать ее тело, была «прыгай обратно в объятия Люсьена».

Из-за угла показались несколько Владык. Вид у них был свирепый и угрюмый.

– Обожаю, когда ты вот так исчезаешь, – сказал тот, которого звали Гидеон. Раздраженный тон его голоса свидетельствовал об обратном.

Анья знала, что он одержим духом Лжи, потому не может произнести ни слова правды.

– Заткнись! – рявкнул Рейес.

Бедный, страдающий Рейес, одержимый Болью. Ему нравится резать себя. Однажды Анья видела, как он прыгнул с вершины крепости, чтобы насладиться ощущением переломанных костей.

– Хоть она и кажется безобидной, Люсьен, перед тем, как глотать ее язык, тебе бы стоило проверить, нет ли при ней оружия.

– Я почти голая, – раздраженно напомнила она, но никто не обратил на нее никакого внимания. – Какое оружие я, по-вашему, прячу?

Оружие на ней на самом деле имелось. Подумаешь, важность! Девушка должна защищать себя.

– У меня все под контролем, – невозмутимым тоном заверил Люсьен. – Полагаю, что смогу справиться с одной женщиной, вооруженной или нет.

Его спокойствие всегда очаровывало Анью. До настоящего момента. Куда подевалась пылкая страсть? Нечестно, что он так быстро пришел в себя, в то время как она все еще дышит с трудом. И дрожь в руках и ногах никак не унимается. Хуже того, и сердце колотится в груди, как военный барабан.

– Так кто же она? – спросил Рейес.

– Может быть, и не наживка, но все же она – нечто, – заметил Парис. – Ты ее телепортировал, а она даже не пикнула.

Вот тогда-то все прищуренные взгляды обратились к Анье. За все столетия своей жизни ей не доводилось чувствовать себя такой беззащитной и уязвимой, как сейчас. Ради поцелуя Люсьена стоило рискнуть попасть в плен, но это не означает, что она должна терпеть допрос.

– Вы все можете просто заткнуться. Ни черта я вам не скажу.

– Я тебя не приглашал, и Рейес заверил, что никто из присутствующих с тобой не знаком, – сказал Парис. – Зачем ты пыталась соблазнить Люсьена? – спросил он тоном, подразумевающим, что никто не станет путаться с воином со шрамами по собственной воле.

Анью это взбесило, хоть она и знала, что в его намерения не входило нагрубить или обидеть, он просто констатировал то, что все они считали фактом.

– Что за допрос с пристрастием вы мне тут устроили? – Она одарила их одного за другим сердитым взглядом. Всех, кроме Люсьена. Смотреть на него она избегала из боязни, что может рассыпаться на куски, если выражение его лица по-прежнему остается холодным и бесчувственным. – Я увидела его, он мне понравился, и я пошла за ним. Велика важность. Конец истории.

Владыки скрестили руки на груди одинаковым «да что ты говоришь» жестом. Тут Анья заметила, что они обступили ее полукругом, хотя вроде и с места не двигались. Она едва сдержалась, чтобы не закатить глаза.

– На самом деле ты хочешь не его, – заявил Рейес. – Мы все это понимаем. Так что давай рассказывай, что тебе надо, пока мы тебя не заставили.

Заставили ее? Ох, испугали! Она тоже скрестила руки на груди. Несколько минут назад они подстрекали Люсьена поцеловать ее, не так ли? Возможно, она действовала по собственной инициативе. А они теперь готовы влезть к ней в голову, чтобы посмотреть, что за мысли там бродят? Ведут себя так, будто не замечают, что Люсьену по силам очаровать даже незрячую женщину.

– Я хотела, чтобы он сунул в меня свой член. Теперь понял, козел?

Своим признанием ей удалось шокировать Владык, и они замолчали.

Люсьен встал перед нею, загораживая собой от мужчин. Он что же… защищает ее? Как мило. Не нужно, но мило. Часть ее гнева испарилась, захотелось обнять его.

– Оставьте ее в покое, – велел Люсьен. – Она не имеет значения. Она не важна.

От этих слов ее состояние эйфории мгновенно испарилось. Она не имеет значения? Не важна? Он только что касался ее груди и терся своим возбужденным членом меж ее ног. Как он посмел заявить подобное?

Глаза ей застлало красной пеленой. «Вот что, должно быть, всегда чувствовала моя мать». Почти все мужчины, с которыми Дисномия делила ложе, осыпали ее оскорблениями, едва утолив свою похоть. «Легкодоступная, – говорили они. – Больше ни на что не годится».

Анья хорошо знала свою мать. Знала, что Дисномия всегда шла на поводу у своих необузданных инстинктов, а также просто искала любви. Для нее не имело значения, холост ее партнер или связан узами Гименея. Ему стоило лишь возжелать ее – и она тут же отдавалась. Возможно, в те непродолжительные часы, что она проводила в объятиях любовника, упиваясь его ласками, ее темные побуждения бывали утолены.

«Что делало последующее предательство еще более болезненным», – размышляла Анья, глядя на Люсьена. Она никак не ожидала, что он назовет ее «не важной». «Она моя» – возможно. «Она мне нужна» – может быть. «Не трогать мою собственность» – определенно.

Как бы Анья ни любила свою мать, она не желала себе такой жизни, поэтому давным-давно поклялась, что не позволит себя использовать. «Посмотрите-ка на меня сейчас. Я молила и выпрашивала у Люсьена поцелуй, а он считает меня не важной».

Зарычав, собрав в кулак всю свою значительную силу, ярость и боль, она отпихнула Люсьена, и он отлетел, как выпущенная из пистолета пуля, и впечатался в Париса. Ахнув, они отпрянули друг от друга.

Придя в себя, Люсьен быстро обернулся и посмотрел на нее:

– Больше такого не повторится.

– Вообще-то повторится, и в гораздо большем объеме. – Она шагнула к нему, занося кулак, готовясь выбить его ровные белые зубы.

– Анья, – с хриплой мольбой произнес он ее имя, – остановись!

Она замерла. Казалось, от шока у нее кровь загустела в жилах.

– Ты знаешь, кто я. – Это было утверждение, а не вопрос. – Откуда?

Они разговаривали всего один раз, несколько недель назад, но он никогда ее прежде не видел. Уж об этом она позаботилась.

– Ты следила за мной. Я узнал твой запах.

«Клубника со сливками», – обвиняющим тоном заметил он раньше. Анья вытаращила глаза. Все ее существо пронзила смесь удовольствия и унижения. Люсьен, оказывается, всегда знал, что она наблюдает за ним.

– Зачем же допустил, чтобы меня тут допрашивали с пристрастием, раз ты в курсе, кто я? И почему, если знал, что я слежу за тобой, не велел показаться тебе? – сыпала она вопросами.

– Во-первых, – пояснил он, – я не догадывался, кто ты, пока разговор не зашел об охотниках. Во-вторых, не хотел отпугнуть, не выяснив прежде твоих намерений. – Он замолчал, ожидая, что она заговорит, но она этого не сделала, и тогда он добавил: – Так каковы твои намерения?

– Я… ты… – «Вот черт! Что же ему сказать?» – За тобой должок. Я спасла твоего друга и освободила тебя от его проклятья. – Вот так. Разумно и правдиво, и, если повезет, отвлечет от разговора о движущих ею мотивах.

– Ну да! – Люьен кивнул, но плечи его напряглись. – Теперь все стало на свои места. Ты пришла получить плату.

– Вообще-то нет. – Она не хотела, чтобы он подумал, будто она так легко раздает свои поцелуи. У нее тоже есть гордость. – Пока нет.

Он нахмурил брови:

– Но ты только что сказала…