Страница 20 из 37
Сыграл свою роль в советско-финляндской войне и «германский фактор». Хотя официальная германская пропаганда возлагала ответственность за разжигание войны на Великобританию, и Германия объявила нейтралитет, на деле нацистское руководство заняло антисоветскую позицию и снабжало Финляндию оружием и боеприпасами434. Изменение Советским Союзом тактики в этой войне (отказ от завоевания всей
Финляндии и ее советизации) было сделано с учетом позиций как Великобритании и Франции, так и Германии, для которой было нежелательным улучшение позиций СССР в Балтийском регионе435.
Следующим этапом реализации советских планов в «лимитрофной зоне» стало присоединение к СССР Литвы, Латвии и Эстонии, осуществленное по однотипному сценарию. В сентябре – октябре 1939 г. между Советским Союзом и этими странами были заключены пакты о взаимопомощи, согласно которым на территории Литвы, Латвии и Эстонии были размещены советские военные базы. В июне 1940 г. СССР выдвинул правительствам Прибалтийских стран ультиматумы, потребовав немедленного ввода дополнительного контингента советских войск и отставки правительства. Ультиматумы были приняты. В июле 1940 г. были проведены внеочередные выборы в парламенты Литвы, Латвии и Эстонии, на которых победили просоветские силы. Парламенты этих стран приняли решения об установлении советской власти и вступлении в состав СССР. 3–6 августа 1940 г. состоялось официальное принятие в состав Советского государства Литовской ССР, Латвийской ССР и Эстонской ССР. Советская пропаганда утверждала, что «установление советского строя в Прибалтике… является непосредственным результатом революционизирующего влияния СССР на народы других стран, результатом могучей тяги народных масс зарубежных стран к социалистическому строю, под знаменем Сталинской Конституции»436.
Восприятие присоединения Литвы, Латвии и Эстонии к СССР, как за рубежом, так и в самой Прибалтике, было противоречивым. Русский философ-эмигрант И.А. Ильин писал 24 июня 1940 г.: «Советское государство рассматривает пограничные Балтийские государства как стратегический форпост против Запада, который оно хочет укрепить». Он полагал, что Прибалтийские государства «хорошо знают, что не смогут бороться с противником, обладающим превосходящими силами, будут раздавлены, и поэтому они открыли свои ворота для наступления с Востока». И.А. Ильин полагал, что оккупация прошла «относительно легко» потому, что народы Прибалтики «надеются на то, что их сломя голову не “коллективизируют”». Он считал, что Советское государство так и будет действовать, предпочтя в случае возможной войны иметь народы «балтийского форпоста» на своей стороне, и поэтому не будет «разочаровывать и… озлоблять их коммунистической экспроприацией и террором»437.
С одной стороны, для гладкой реализации советских планов в Прибалтике имелись предпосылки. Народы этого региона питали исторически сложившиеся антигерманские настроения (в частности, в конце 1930-х гг. их проявляли латыши438 и эстонцы439), поэтому они могли положительно воспринять вступление советских войск как защиту от потенциальной германской агрессии. Известно, что и население Литвы в июне 1940 г. приветствовало проходившие части Красной армии440.
С другой стороны, ни на какую «массовую базу» в странах Прибалтики советским властям рассчитывать не приходилось441. Еще до присоединения к СССР здесь бытовали антисоветские настроения. В феврале 1940 г. некий Г. Зегеброк – балтийский немец, репатриировавшийся в Германию в октябре 1939 г. из Тарту, – писал в немецкий журнал о том, что эстонцы говорили ему: «Уезжайте все. Оставаться – это самоубийство, ждать большевиков с острыми ножами, чтобы перерезать вам горло». Другие эстонцы сокрушались, что немцам в Германии «дали убежище», а эстонцам некуда «идти, если будет плохо», так как о них «не беспокоится никакой Гитлер». Автор письма считал, что хотя раньше «были трения и конфликты между эстонской интеллигенцией и немцами», то теперь эстонцы «являются на 150 % нацистами»442.
Советизации мешала неразвитость в Прибалтике коммунистического движения. 13 августа 1940 г. Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) сообщило А.А. Жданову, что «ввиду слабой марксистской подготовки значительного количества членов компартий Прибалтийских стран, компартии испытывают серьезное затруднение с пропагандой марксизма-ленинизма, освещением опыта социалистического строительства Советского Союза в печати»443.
Осуществляя советизацию, новая власть не смогла в должной мере использовать то положительное, что могло бы связать народы Прибалтики с СССР, – в первую очередь вековечное противостояние с Германией. Череда реформ антагонизировала население Литвы, Латвии и Эстонии по отношению к советской власти. И.А. Ильин уже в конце июля 1940 г. пересмотрел свое отношение к советизации Прибалтики, сказав, что «бушующая красная волна обрушилась на несчастные маленькие народы»444. В одном из писем, присланных в октябре 1940 г. из Таллина в Германию, говорилось: «С Эстонией все довольно кисло. Над страной царит бандитский террор. Мы жесткие, и [русским] придется запереть половину Эстонии, чтобы полностью быть в безопасности. Они к этому стремятся». Автор письма подчеркивал: «Русские привезли из степей много грязи и варварства, так что я стыжусь своего полурусского происхождения»445. В феврале 1941 г. гестапо получило сведения о том, что «часто с эстонской стороны слышны пожелания, чтобы Германия, а именно солдаты Адольфа Гитлера, пришли освобождать». Информант сообщал, что в Эстонии, «даже на рынке среди сельских женщин», он «часто слышал вопросы: “Когда придет Гитлер?”, “Когда придут Rollkomman-do446?”» По его мнению, «предыдущие антинемецкие настроения» среди эстонцев снизились447. Произошло это и в Латвии. Историк Е.Ю. Зубкова приводит слова латышского агронома О. Эглайса о том, что советская политика вынудила прибалтов обратить свои взоры в сторону Германии: «Нас принудили надеяться на наших злейших врагов, мы ждали, чтобы они нас выручили»448.
Антисоветские силы Прибалтики оказывали пассивное и активное сопротивление новым властям. В январе 1941 г. А.А. Андреев докладывал И.В. Сталину и В.М. Молотову, что политические партии в Латвии «только внешне распустили себя, а по существу сохраняют связи и свои кадры», пытаясь проникнуть в советские органы власти449. В апреле 1941 г. в республике проявилась антисоветская деятельность организаций Tevijas sargs (затем – Latvijas sargi)450. В Литве таутининки (члены Литовского союза националистов451) и другие националисты ушли в глубокое подполье. Первое время число их выступлений было невелико, но перед началом войны – усилилось. В Эстонии члены полувоенной организации «Кайтселийт»452 скрылись в лесах, на отдаленных и глухих хуторах453.
С июля 1940 г. по май 1941 г. органами НКВД в Литве было ликвидировано 75 националистических формирований454. В середине июня 1941 г., перед самым началом войны, в Прибалтике были осуществлены депортации «антисоветски настроенных лиц», в число которых были включены бывшие государственные служащие независимых Литвы, Латвии и Эстонии, члены политических партий, националисты, фабриканты и купцы, русские эмигранты, уголовные элементы. В Литве было арестовано 5664 и депортировано 10 187 человек, в Латвии – 5625 и 9546 человек, в Эстонии – 3173 и 5978 человек соответственно455. В то же время следует подчеркнуть, что советские репрессии в Прибалтике носили классовый, а не национальный характер456. Кроме того, в Эстонии среди просоветски настроенной части населения бытовало мнение, что сохранению в республике «антисоветских кадров» способствовали как мирное присоединение Прибалтики к Советскому Союзу (не было гражданской войны), так и спешность проведения депортации в июне 1941 г., в результате чего многим «антисоветским элементам» удалось ее избежать457.