Страница 27 из 115
Прошли волок и спустили лодки в Кас, неширокую речку, впадавшую в Енисей несколько ниже Енисейска. Из Каса вышли в могучий широкий Енисей и пошли вверх против течения. Источники сообщают нам, что весь путь от устья Иртыша до Маковского острога занимал в те времена до тринадцати недель.
Кстати, ниже бывшего Кетского, или Маковского, острога, между Кетью и притоком Енисея Касом, был в конце XIX века прорыт Обско-Енисейский канал. Оказавшийся неудобным для судоходства и неудачным инженерным сооружением, канал вскоре был заброшен. В наши дни только туристы, одержимые любопытством и страстью к бродяжничеству, совершают переходы по нему на моторных лодках.
Ближе к Енисейску местность становилась обжитой, попадались деревеньки. Проходивший несколько позже этим же путём российский дипломат, путешественник и учёный Спафарий отметил в своих записках, что места здесь «зело хороший и хлебородный».
Пока плыли по Енисею, Попов, человек осведомлённый, прочитавший в посольском приказе кипу документов, донесений сибирских воевод, прежде чем отправляться в дальний путь, делился прочитанным с казаками. Среди гребцов его лодки был и Дежнёв.
— Енисейск, казаки, был основан на пятом году царствования государя нашего Михаила Фёдоровича, — рассказывал Федот. — Основал город отряд служилых людей под предводительством сына боярского Албычева и сотника Рушина. Пришли они из Кетского острога тем самым путём, каким мы с вами идём.
Далее Попов поведал казакам, что на Енисей русские выходили разными путями. Поднимались по более северным обским притокам. Из их верховьев перебирались волоком в енисейские притоки. Самый северный путь лежал через Мангазею, стоящую на реке Таз. По притоку Таза Волочанке поднимались вверх, а оттуда мелкими протоками добирались до Енисейского волока — всего около версты — и через него выходили в приток Енисея Турухан.
— Всё это были поиски наиболее удачного пути, — завершил свой рассказ Федот. — Остановились в конце концов на южном пути через Кеть, Кетский волок и Кас, самом удобном.
— Ничего себе, удобный путь, — иронично проворчал один из гребцов, напарник Дежнёва.
— Что поделаешь! Всё же лучший. Хотя бы потому, что ближайший к цели, — убеждённо сказал Попов.
Как и Тобольск, Енисейск был деревянным. Вокруг окружённого палисадом с башнями острога вырастал посад. Размерами своими город на Енисее намного уступал Тобольску. Но и здесь шло оживлённое строительство. Город оглашался стуком топоров, визгом пил. У берега широкого Енисея теснились лодки, дощаники. Белели остовы ещё недостроенных судов. В окрестностях города и выше по Енисею и Ангаре возникали русские поселения, осваивавшие землю под пашню.
За Енисеем рельеф Сибири резко менялся. Лесистая, местами заболоченная равнина обского бассейна в какой-то мере напоминала Дежнёву такой же лесистый русский Север. Только реки на родной земле были не столь широки. А к востоку от Енисея начинался обширный горный край, казавшийся непривычным: плоскогорья пересекались хребтами и кряжами. Лишь кое-где узкие речные долины расширялись, образуя отдельные низменности, как, например, на средней Лене. Уже правый берег Енисея против низменного левого выглядел высоким. Эту резкую смену рельефа легко было заметить.
Служба Семёна Ивановича Дежнёва на Енисее напоминала его предыдущую службу в Тобольске. Её наполняли походы с казачьими отрядами по огромной территории уезда для сбора ясака с ясачных племён кетов, эвенков (тогдашних тунгусов), хакасов и других приенисейских народов. Судьба бросала его то в хакасские степи, то на кетский волок, то в эвенкийские становища на нижней Ангаре. Плыл он с товарищами в дощанике по бурным рекам, ходил в дальние походы на коне, вспоминая последние уроки тоболяка Татаринова, изредка участвовал в стычках с непокорными князцами. И конечно, нёс гарнизонную службу, охранял амбары с соболиной казной, участвовал в возведении острожных построек, плотничал.
Дежнёв сопровождал Федота Алексеева в его поездке по краю. Федот заинтересовался жизнью тунгусов, одного из наиболее многочисленных сибирских народов, рассеянных по огромному пространству Центральной и Восточной Сибири. В воеводской канцелярии он узнал, что ближайшее стойбище тунгусов, кочевого народа, находится на нижней Ангаре.
Кроме Семёна Ивановича Попов ещё взял с собой трёх казаков-гребцов. Один из них, по имени Никандр, служил в Енисейске уже несколько лет и немного научился понимать наречие приангарских тунгусов.
— Будешь толмачить, — сказал ему Федот.
Сперва поплыли вверх по Енисею. Попов выразил желание воочию увидеть Каменные Столбы — утёсы, которые стоят супротив друг друга по берегам реки. Об этой достопримечательности края был наслышан от местных старослужащих.
Проплыли до крепости Красный Яр, основанной на десятилетие позже основания Енисейска и ставшей впоследствии городом Красноярском. Здесь Федот Алексеев Попов намеревался установить связи с местными купцами и оставить им образчики своих товаров. В окрестностях Красного Яра и находились знаменитые Каменные Столбы. Река здесь заметно сужалась, стиснутая скалистыми берегами, течение её становилось быстрым. Каменистые берега, имевшие столпообразные очертания, напоминали издали фигуры сказочных богатырей.
— Красотища-то какая! — восторженно воскликнул Федот.
Пришлось проходить через Казачинский порог между Енисейском и Красноярском, несколько выше впадения Ангары. Хотя порожистый участок и не считался слишком опасным для судоходства и имел фарватер, доступный для прохода судов, всё же от гребцов здесь требовались известная сноровка и осторожность. Прошли порог благополучно, хотя Никандр и заметил:
— Бывают печальные случаи. Не совладаешь с рекой и разобьёшься. Да это детские забавы. Тут тебе не Ангара... Вот ангарские пороги!
— Что ангарские пороги? — переспросил его Федот. — Видел их, что ли?
— Не токмо видел. Однажды приходилось в Илимский острожик плавать. Его ещё Ленским волоком называют.
— Расскажи, казак, про ангарские пороги.
— Об них не расскажешь. Слов не хватит. Это самому видеть надо. Приближаешься к порогу, гул стоит, словно адская лавина на тебя катится. Бывает, разбиваются лодки и ладьи на тех порогах. И люди, и грузы, бывает, тонут. Особенно опасны пороги, когда плывёшь вниз. Замешкался, не рассчитал время, и понесёт тебя на гибель верную. Разобьёшься о камни.
— Не пугайтесь, казаки, через пороги не поплывём, — успокоил своих спутников Федот. — Побываем у тунгусов на нижней Ангаре.
При впадении в Енисей Ангара достигала ширины до двух вёрст, а местами и более. При слиянии с Енисеем образовывался ряд лесистых островов. Лесистыми и глухими были и берега Ангары. В низовьях река имела спокойное течение, ещё ничем не показывая своего грозного нрава и не предвещая коварных порогов.
Наконец на правом берегу встретилось небольшое тунгусское селение. На прибрежном лугу паслось небольшое стадо домашних оленей и стояли три конусообразных чума из жердей, крытых древесной корой. На горизонтальных жердях висели связки вяленой рыбы и были развешаны рыболовные сети. Возле чумов резвились ребятишки разных возрастов. Завидев приближающуюся к селению лодку с русскими, детвора с возгласами разбежалась по чумам, чтобы, должно быть, сообщить старшим о приближении лодки. Через некоторое время из чумов вышли мужчины и женщины в меховых одеждах, расшитых орнаментом.
Один из обитателей селения, человек неопределённого возраста с плоским, изрезанным морщинами лицом, сделал шаг вперёд и поклонился русским, высаживавшимся на берег. А потом он о чём-то быстро и жалобно заговорил.
— Что он говорит? — спросил Никандра Федот. — Потолмачь, браток.
— Он говорит, что ясак выплатил за весь свой род.
— Он что, староста поселения? — снова спросил толмача Попов. Никандр постарался передать смысл вопроса, заданного Федотом, и ответ тунгуса.
— Он говорит, что у них нет никаких старост, начальников. Каждый тунгус сам себе начальник. А он просто самый старый человек в селении. Поэтому его все и уважают.