Иллика и Оккар

Ей вдруг обожгло голову, и она потеряла сознание, испытывая даже облегчение – какой смысл быть в сознании, если твоим телом всё равно правит кто-то другой.

Говорят, когда-то давно, когда людей было ещё не так много, боги лично благословляли каждый союз. Или не благословляли, и тогда жених с невестой расходились чужими людьми, и благодарили своих покровителей за то, что те не дали совершить ошибку. Ну, считается, что благодарили. Затем людей стало больше, а может, Пятерым просто надоело, или же – как знать? – вдруг Они сочли людей достаточно разумными – погорячились, конечно, но боги же, им не предъявишь; в общем, перестали они смотреть, кто именно ищет их милости и заключает брак. И на смену проявлявшемуся ранее на коже сияющему венцу пришли искусные ювелирные поделки. Впрочем, ходят слухи, что истинные браки встречаются до сих пор. Но ой как редко.

Поэтому, когда Илька увидела в зеркале пересекающий лоб венец, где-то на уровне пары пальцев от линии роста волос, она решила, что он нарисован – так делали бедняки, у которых не было денег на украшения – какой позор! – и попыталась его стереть. Ха. Мало того, что у неё не получилось, так он ещё и словно ужалил её. И в довершение ко всему, он был чёрным. Чёрным! Свадебный венец. Это при том, что лучшим способом испортить молодожёнам жизнь считалось принести что-то чёрное на свадьбу. Хоть кусочек угля, хоть нитку, неважно. А у неё вот венец. Впрочем, никакого мира и лада у неё с мужем всё равно не намечается, хорошо бы вообще как можно быстрее остаться вдовой.

– Что это? – спросила Илька, неприязненно взглянув на отражение своего жениха… хотя нет, теперь уже мужа, и потёрла ещё раз ненавистную линию. Палец снова неприятно заныл.

– Милость Тёмного, – как-то нерадостно скривился муж. У него на лбу была точно такая же линия. – Иногда он бывает чересчур…милостив.

– То есть это не смывается? – спросила Иллика, раздумывая, а не дать ли мужу по голове чем-нибудь тяжёлым. А что? Скажет потом, что поскользнулся, упал… Вот эта ваза вполне подходит. Не хотелось бы, конечно, брать на душу грех убийства, но иначе ведь всю жизнь придётся с ним…

– Не смывается, не отдирается, и даже вырезать тоже не выйдет, – мрачно сказал колдун. Впрочем, на его смуглой коже и с чёрными волосами смотрелось ещё ничего. А вот на белой Ильке… – Насчёт брачной ночи… – сказал тем временем колдун.

– Иди на… – с удовольствием ответила жена. Они ведь уже не в храме, а у этого подонка дома, и она и так проявляет чудеса сдержанности и благородства – вот и на вазу пока только смотрит, даже в руки не взяла, а ведь так хочется…

Нет, она вовсе не забыла, что он может вертеть ею словно куклой, такое и захочешь – не забудешь, но какой-то демон внутри заставлял её хамить и нарываться. С другой стороны, если он причинит ей вред, уж она найдёт способ сообщить об этом отцу, и тогда держись, мерзкий колдун, ни гроша не получишь, хорошо если живым останешься!

– Иллика, – вздохнул муж и подошёл к ней. Обидно, но он, кажется, совсем не разозлился от её грубости. Илька даже себя каким-то глупым ребёнком почувствовала, который взял и испортил свою любимую игрушку, чтобы наказать родителей, а тем всё равно. Дурацкое сравнение. – Пошлёшь меня ещё раз, и я восприму это как требование осуществить супружеский долг, – даже не пригрозил, а скорее просто сообщил. И добавил, гад. – Хотя мне бы этого не хотелось.

А это идея, – подумала Илька. Насчёт не хотелось бы. Мужчины, они же так уязвимы психологически, говорят, достаточно нескольких метких слов, чтобы мужу уже ничего и не хотелось. Только вот, где их взять…

– Давай договоримся, – предложил колдун, не подозревая, какая угроза нависла над его мужскими способностями, в которых, признаться честно, Илька и так сомневалась.

– А давай, – с энтузиазмом кивнула она и на всякий случай подошла поближе к той самой вазе – вдруг это он просто зубы ей заговаривает, отвлекает, чтобы она заветные меткие слова найти не успела. Новоиспечённый муж молчал, и она охотно взяла дело в свои руки.

– Я заведу любовника! – сказала она и разозлилась на себя: почему-то ей стало обидно от того, что он не попытался даже запретить, просто пожал плечами. Слабак. – И ты отдашь мне клинки р'Рах.

Глава 2

Оккар

В храм он пришёл в отчаянии. Как-то не ладилось ничего. И, что хуже, ничего не радовало. Казалось, что деньги и время он просто выбрасывает в бездонную пропасть, а вовсе не вкладывает в сильно затянувшееся расследование. Впрочем, возможно, так и есть. Дорогие, бессмысленные, безрезультатные попытки что-то разузнать…

Впрочем, деньги-то у него как раз скоро будут… и совершенно тупая и уродливая жена в придачу. Может, зря он вообще это всё затеял? Может, и нет в этом всём ничего странного, и он впустую тратит время, силы и деньги… А это просто череда дурацких случайностей, или вообще воля богов, против которой он, Оккар, зачем-то вздумал идти…

Колдун был уже готов отказаться от всего. Совершенно без всякой надежды, но всё же с неизменным почтением, капнул крови на алтарь и прикрыл глаза. Минуту постоять, тщетно вслушиваясь в себя, как это происходит уже много лет, и, так и не получив ответа, уйти. И плюнуть на всё, и жить, наконец, в своё удовольствие, забыв про данный сгоряча обет. Но Тёмный неожиданно ответил. Впервые за очень долгое время, вот жаль только, что ответил совершенно непонятно. «В огне потеряешь себя и вновь обретёшь, и пламя даст тебе силу». Оккар непроизвольно вздрогнул – на костёр ему, как и всякому здравомыслящему колдуну, совершенно не хотелось. Но спорить и переспрашивать как-то не с руки. Да и ноющая пустота в груди, требовавшая бросить всё и просто лежать пластом, ожидая, что всё как-то само наладится или наоборот сколлапсирует, куда-то подевалась.

Её он почти проглядел. Ну, точнее заметил краем глаза, подивившись, что нужно в ночной час в Храме этой одетой в мужской костюм девице, но не признал. А потом вдруг как молнией ударило – это же его наречённая. Во даёт, девка! Неужто с кем другим сговорилась обвенчаться? Оккар почувствовал, как долг, который он себе уже простил, замаячил снова, а дополнительные сто тысяч наоборот подёрнулись дымкой и стали исчезать… Ну нет, – подумал он и решительно направился к ней.

Нет, вы только посмотрите! Куда девался этот тупой овечий взгляд? Словно невеста его – оборотень: днём глядит овцой, а ночью – волчицей. И, надо признать, волчицей ей куда лучше, хоть на человека похожа. А в этом мужском наряде, бесстыдно облегающем тело, как ни парадоксально, даже на женщину смахивает, и куда больше, чем в том унизанном рюшечками и бантиками платье. Вот только обожание из взгляда куда-то подевалось, и, несмотря на то, что ещё днём чувствовал себя этим самым обожанием униженным, теперь он почувствовал себя почти обворованным. Что ни говори, но преданно смотрящая в рот жена куда удобнее, чем эта упирающаяся дикарка. Ух, слониха! И ведь специально наступила, вон как скалится и глазами сверкает. Вот показала бы она своё истинное лицо днём, просил бы не сто тысяч, а в два раза больше! Хотя определённый шарм в ней вот такой всё же есть… на любителя. К коим Оккар совершенно не относится.

– Обвенчайте нас! Прямо сейчас! – приказал он настоятелю, и по глазам понял, что сейчас тот откажет. Просто чтобы продемонстрировать свою власть. Ну и потому, что глубоко в душе ненавидит и боится колдунов, даром что служитель Пяти, а колдуны – это всем известно, дети Тёмного. Ненавидит, боится и люто завидует, ведь, положив всю свою жизнь на служение богам, только и может, что проводить обряды, а любой мальчишка, отмеченный благодатью Тёмного, даже без обучения, даже ни разу не посетив храм, способен творить чудеса.

И тут словно сам Тёмный встал рядом – Оккару показалось, что он даже какое-то дуновение у плеча ощутил. И всё переменилось.

– Хорошо, пойдёмте, – сказал настоятель, а его, Оккара, невеста запаниковала, хоть и не сразу. Сначала она ещё пыталась что-то сказать, а потом задышала часто-часто, как выброшенная на берег рыба, и таким животным страхом от неё повеяло, что не склонный к утешению истеричных барышень колдун всё-таки сказал: