Маша и любовь

Осмотры я не любила, потому что на них приходилось врать. Я – абсолютно нормальный человек, вот клянусь, но иногда разговариваю сама с собой. Не так, конечно, что «дорогая Маша, давно не виделись, как у тебя дела, ой, что сейчас расскажу!», но, бывает, хвалю себя: «Ты, Машка, молодец!», или наоборот, не хвалю: «Давай, Машка, поднимайся с дивана и дуй на пробежку!». Но попробуй только ответить «да» на этот провокационный вопрос у психиатра! А про сны? На всякий случай я всегда отвечала, что мне вообще ничего не снится. А то мало ли… Уверена, если начать приглядываться, то любого человека можно признать «слегка того», а то и не слегка…

Психолог же… Я возлагала на неё большие надежды. Олька мне тогда все уши прожужжала, какая эта Елена Александровна классная, и как она ей помогла, вот я и подумала – схожу на пару сеансов, выучу несколько психологических приёмчиков, и всё, готово, Никитос снова у моих ног. Но, как водится, реальность с ожиданиями разошлись только так…

– Вам надо перестать так много о нём думать, – сказала Елена Александровна, глядя на меня своими большими, идеально накрашенными глазами. – Займитесь собой, своей жизнью. Перестаньте зацикливаться на вашем общем гипотетическом будущем!

Ха, – подумала я, гадая, это у неё свои такие замечательные ресницы, или она их нарастила, – а кто тогда будет заботиться о нашем общем будущем, если не я? И как оно тогда наступит, если о нём никто не позаботится? Даже как-то жалко отданных денег стало, но что уж теперь… Интересно, сама-то Елена Александровна замужем? Или всё ждёт, пока как-то само образуется? Но спрашивать не стала. Я – вежливая девочка. Стараюсь, по крайней мере. А вообще, это прекрасная тактика: не можешь дать клиенту то, чего он хочет, убеди его, что ему это вовсе и не нужно. И всё это за его деньги, ну круто же, да? Мысль, что Елена Александровна, возможно, не так уже и не права, я затолкала в самый тёмный угол. В конце концов, сдаться и отступить я всегда успею!

В общем, немного повздыхав на предмет встречи с их инопланетным психологом, и не ожидая от этого рандеву ничего хорошего, я всё-таки щёлкнула на «записаться» и выбрала единственное оставшееся время – завтра и в жуткую рань. Ничего удивительного, что не заняли.

И ничего удивительного, что я ужасно опаздывала. На общение отводилось всего тридцать минут, и двадцать пять уже прошли, когда я вбежала на этаж. Это очень-очень плохо, – крутилось у меня в голове, периодически, правда, сменяясь робкой надеждой – а вдруг это к лучшему всё, и сократившееся время общения не позволит мне особо облажаться. С другой стороны, опоздание – явно не лучшая рекомендация… Сказать, что троллейбус сломался? Лифт? Машина не завелась? Я переводила через дорогу партию старушек?

В кабинет я влетела, практически оттолкнув уже заходившего было следующего кандидата, – ишь, торопыга! – и, задыхаясь от быстрого бега, вцепилась в ручку двери, плотно её прикрывая, чтобы не выставили. – Пять… минут… ещё! Пожалуйста!

По закону подлости – да, есть такой закон, и прекрасно действует, по крайней мере, в отношении меня! – психологом оказался тот самый синеглазый. Впрочем, определила я это больше по голосу – честно признаться, не могла я толком смотреть на них, чужих. По телевизору нормально, а лично – никак. Мне было неловко, стыдно за свою неприязнь и казалось, что они обязательно её прочитают, стоит только встретиться глазами… Хотя этот, конечно, и так в курсе. И поэтому решил не идти мне навстречу.

– Мария Романова? – как-то удивлённо произнёс он, направляясь к нам с дверью – я нуждалась в поддержке, а дверь мне её любезно оказывала. – Прошу прощения, но у меня встреча и…

– Пожалуйста! – взмолилась я и сделала неслыханное и крайне для самой себя неожиданное – вцепилась ему в руку. Неосознанно, чисто инстинктивно, чтобы остановить от открывания двери или фатальных для меня слов. И теперь мучительно соображала – что делать-то? Отпустить? Решит, что снова брезгую, и тут уже ничего не поможет. Держать дальше? А вдруг расценит как нападение? Он замер и молчал, и пришлось-таки поднять взгляд. Мамочки! Так близко я никого из них точно никогда не видела. Хорошо ещё, он на меня не смотрит… ну, точнее, смотрит на мою руку, а не в глаза. Как смотрит – не понять. Удивлённо? Сердито? Ждёт, что я сама догадаюсь руку убрать? А я – нет, не догадаюсь. Он-то совсем невысокий, оказывается, всего на полголовы выше меня, а я тоже не сильно большая, и не сказать, что накачанный, хотя так в одежде и не понять… и с чего я вообще думаю об этом? А черты лица не то чтобы совсем уж чуждые, но всё равно, какое-то всё другое. Более грубые и чёткие линии, и краски более яркие. Такой синевы в человеческих глазах не увидишь, как и серебряных волос. Может быть, просто считать его персонажем из какого-нибудь мультфильма? К мультяшкам я вроде неприязни не испытываю… пока.

– Пожалуйста! – повторила умоляюще, вздрогнув, когда он взглянул на меня.

Медленно и неохотно кивнул, всё так же стоя у двери:

– Пять минут. Говорите. И нет необходимости меня держать, Мария Романова, я уже понял, что Вы работаете над своей фобией, и почти делаете успехи.

Я моментально его отпустила, разозлилась и, кажется, даже покраснела. По крайней мере, щёки стали вдруг горячими, и даже уши, кажется, тоже нагрелись. Всё-таки наши, человеческие, психологи куда любезнее и тактичнее.

– Мне двадцать один год, не замужем, красный диплом, специализация: микробиология, – оттарабанила я и выжидательно на него уставилась. А что ещё сказать-то? Отношения с родителями хорошие. Любовь – несчастная. Так что ли?

– И? – он вернул мне не менее выжидательный взгляд. – Вы именно это так хотели мне сказать, что задерживаете мою встречу с представителем Городского Комитета по Развитию?

От недосыпа и нервов соображала я плохо и долго, но всё-таки сообразила. Психолог и Городской Комитет по Развитию – что-то тут не сходится. Значит… значит, кто-то промахнулся кабинетом и совершенно напрасно облапал инопланетянина, ещё и потеряв при этом драгоценные остатки своего времени у психолога.

– Вы не психолог, да? – всё же уточнила я уже очевидное.

Он покачал головой:

– На четвёртом этаже, Мария Романова. Это – третий.

И открыл мне дверь. Типа, давай, до свидания. А лучше – прощай.

Наверное, надо было молча уйти, постаравшись сохранить хоть немного достоинства, но это означало бы крах всего и конец всему.

– Пожалуйста… – сказала я и замялась, не зная, о чём именно просить. Но глаза, полные готовых пролиться слёз, всё же на него подняла. И невольно вздрогнула от пристального взгляда.

Всё-таки глазищи у него уж слишком синие, как ненастоящие… Надо, наверное, что-то сказать? Попросить замолвить за меня словечко у психолога? Извиниться за потраченное время? А чего он сам-то молчит? И не моргает. Он вообще настоящий? А вдруг, эта псевдочеловеческая внешность – лишь скафандр, а под ним скрываются какие-нибудь крошечные муравьи-древоеды или осьминоги? А может, вообще медузы… Бррр.

– Что? – словно подслушав мои мысли, спросил синеглазый. И наконец-то моргнул. – Я не психолог, Мария Романова, и психологом не стану, как бы Вы ни просили. Всего доброго.

И выразительный взгляд на дверь.

Я же… я ушла. Нет, вовсе не сдалась, но психолога уговорить будет, наверняка, проще, чем эту медузу в синеглазом скафандре. Так что вперёд, на четвёртый этаж, бороться за своё счастье.

Не знаю, сделал ли что-то синеглазый, или же мне просто так повезло, что более вероятно, но психолог меня приняла. Я ещё только вбегала на этаж, когда услышала, как кто-то называет мои имя и фамилию, и бросилась к кабинету со всех ног. И теперь вот сидела в жёстком и холодном кресле, отвечая на вопросы, один удивительнее другого.

– Вам приходилось убивать? – благожелательно спросила молодая женщина, сверкая на меня изумрудными глазами и делая какие-то пометки в планшете. Надеюсь, это у неё не портативный детектор лжи. Не то чтобы мне было что скрывать, ну, кроме ксенофобии, но схожесть с допросом сама по себе нервировала.