СЛОМ

- Он теперь умер, дядя Олег?- спросила Вика, продолжая шмыгать носом.

- Нет, он просто устал и спит,- сказал Левушкин, поднимая забрало шлема.- Но нам придется забрать его с собой, чтобы вылечить. Твоя мама завтра приедет к нам и заберет его. Он будет, как новенький. Я сам научу его танцевать, а с Сережкой мы еще серьезно поговорим.

Вика замотала головой, теперь отрицательно:

- Я его больше не хочу, вдруг он снова сломается? Я его боюсь! Я его не хочу!

Виктору пришлось сходить к машине и вернуться.

- Держи во временное пользование,- заявил он, вручая Вике черное пищащее хвостатое создание.- Его зовут Варфоломейчик. Он не умеет танцевать, зато мурлычет и любит молоко. Если эта игрушка твоей маме не понравится, пусть привезет его завтра нам, разменяемся назад.

Вика схватила котенка, мгновенно повеселев:

- Он теплый! И мягкий! Спасибо! Вот здорово!

Олег взглянул на телеконтроллер.

- Ну, что там?- спросил Виктор, садясь за руль.

- Пусто. Грозных и Рыжов на выезде, класс второй, синий, на другом конце города.

- Уф-ф!.. Едем обедать,- вздохнул лейтенант, помахав девочке рукой на прощанье.

- Дядя Олег! Дядя Олег!- спохватилась Вика.- А к этому котенку пульт подойдет?!

- Это новая модель!- подмигнул Виктор,- она без пульта работает!

- Вот человек, дитя природы.

Он преуспел за тыщи лет,

Изобретя верблюжий плед,

TV, попкорн и бутерброды,- грустно заметил Олег.- Поехали, и впрямь, есть хочется…

Глава 2. Личины

Антон проснулся от звонка видеофона. Осторожно приоткрыл глаза, ожидая привычного головокружения. Комната знакомо поплыла перед глазами, но голова почти сразу обрела ясность, а зрение вернулось к норме. Пошли вторые сутки эксперимента, и сознание практически адаптировалось к нечеловеческому телу.

Видеофон продолжал с энтузиазмом наигрывать триумфальный марш из «Аиды». Навязчиво до неприличия. И для кошачьих ушей этот звук был особо неприятен. Антон сощурил глаза в узкие щелочки, вглядываясь в дисплей. Все-таки у кошек неважное зрение. Вернее, совершенно неприспособленное для человеческих предметов. Определитель номера не сработал. Видимо, вызов был из таксофона. Инкогнито. Значит, не с работы. «А если с работы – к черту работу, я в отпуске. В творческом отпуске. Зануда,- поморщился Антон, прижав уши.- Кто бы он ни был – зануда и хам. Звонить четыре минуты, не переставая – откровенное хамство. Все равно бы не успел трансформироваться. Шесть минут двадцать восемь секунд надо, чтобы вновь принять человеческий облик. Не успеть. А если и успеешь, все равно будешь не в состоянии говорить. Ну, не идиот же он, чтобы столько ждать…»

Аппарат, отбарабанивший добросовестно весь триумфальный марш почти два раза, наконец, умолк. Антон, перевернувшись на спину, с наслаждением потянулся, выпустив когти. Сон, хоть и потревоженный, уходил лениво и неспешно. У котов вообще странные сны. Подчас такие же нелепые, как человеческие, но со специфически-звериным уклоном. Антон вспомнил последний, прерванный звонком: что-то светлое и теплое, похожее на солнечный зайчик, металось в полумраке пустой комнаты. Антон ловил его с лихорадочным упоением, как будто в этом заключался какой-то особый смысл. А рыжий кот Рулет, восседая в углу, следил за ним с насмешливым прищуром, будто зная, что Антону не дано достичь своей цели, сколько бы он ни пытался.

Антон еще раз потянулся и открыл глаза. Рулет спал на стуле, зарывшись носом в пушистый хвост. Когда дома не было никого, он обычно дремал на подлокотнике дивана, оставляя на месте преступления следы рыжей шерсти. В присутствии хозяина он себе таких вольностей не позволял. Как, впрочем, и воровства со стола. Это наводило Антона на невеселые мысли. Полтора дня, проведенные в кошачьей шкуре, пошли прахом. Коту под хвост. Вернее, под хвост Рулету. За все время он так и не пошел ни на какой контакт, старательно игнорируя все попытки Антона завязать с ним хоть какое-то подобие общения. Лишь отводил глаза и раздраженно подергивал хвостом. Вот и сейчас он, не просыпаясь до конца, настороженно водил ухом. Кошачьи глаза Антона цепко ловили малейшее движение в комнате. Но это было их единственное достоинство, сводящееся на нет непривычно маленькой и вытянутой в ширину областью четкого зрения. Обоняние тоже особых восторгов не вызывало. Только поначалу… Поначалу оно забавляло. Но ежесекундно чуять одуряющий запах освежителя из туалета… и раздражающий душок мусорного ведра… даже во сне… Да, собственно, в первые сутки Антон и спать-то не мог. И запах был лишь одной из причин. Малейшее колебание воздуха, касающееся чутких вибрисс, встряхивало его, как электрошок, впрыскивая в кровь очередную дозу адреналина.

Захотелось есть. Впрочем, в кошачьем теле хотелось есть всегда. Разница была только в качестве ощущений. Терпимо или нестерпимо. Сейчас было, практически, нестерпимо. В кухне, на холодном подоконнике, его дожидался недоеденный кусок ветчины и хлеб. Впрочем, они лежали там уже второй день… Антон повернулся и позвал: «Рулет! Руле-ет! Рыжий! Колбасу будешь? Пойдем завтракать!» Рулет раздраженно дернул хвостом, не поднимая головы и не открывая глаз. Его раздражение выдавали также прижатые уши. Антон неуклюже соскочил на пол и потерся спиной о его стул, приговаривая: «А колбаса-то вкусная-а… Рыжий, ты ведь не откажешься от ветчины, правда? Какой же дурак откажется от ветчины?..» Рулет, уставший слышать его хриплое мяуканье, фыркнул и сиганул в туалет, зашуршав там газетами в своей коробке. «Все это бред,- в очередной раз подумал Антон,- и ни к чему не ведет. И мои слова для него – набор пустых звуков. Но не все так просто, не все так просто… Отчего же он меня так старательно избегает? Сколько же надо времени, чтобы эта рыжая бестия соизволила, наконец, хоть как-то себя проявить?! Пока находишься в человечьем облике, к ногам так и льнет. А в кошачьем – игнорирует. Подлец, определенно, подлец. С собакой все могло быть намного проще. Если бы я мог себе позволить собаку… Какое там! С этими задержками на работе, без выходных и проходных, какая уж там собака. Жена, и та ушла. М-да… Когда же это случилось? В прошлом году или в позапрошлом? В позапрошлом, кажется…Да, под Новый Год. Выпало дежурство в праздничную ночь… Случайность? Дисперс-поле – тоже случайность. Случайный побочный эффект, замеченный случайно во время такого же случайного дежурства. И чего Любаша взвинтилась тогда? Чего было разыгрывать шекспировские страсти в новогоднюю ночь? Скажем, случайно совпало с плохим настроением. Опять случайность? Случайный скандал, слезы, истерика, обвинения в бесхарактерности. Уход к маме. Случайная встреча с этим… Эдиком, кажется… Интересно, где она его нашла? Но, наверняка, случайно. Впрочем, кто знает, возможно, это он ее нашел. Что же дальше? Развод. Нет, развод – это не случайность, это закономерность, явившаяся следствием ряда случайностей. Н-да… Но кот, все-таки, появился случайно. Случайный любитель бисквитных рулетов. Куплен по случаю, за горсть мелочи. Кот вписывается в теорию случайностей. Что же в итоге? Замкнутая цепь случайностей есть закономерность… Закономерзость закономерности… М-да… Но кот – эгоист, и это, увы, не случайность. Коты всегда себе на уме. Собака гораздо контактнее. С ней наверняка можно пообщаться. А в кошачьей шкуре только спать хорошо. Но сны у котов странные. А может, эти сны и не кошачьи вовсе? Может, это какое-то производное от его сознания, порожденное кошачьими инстинктами? Или же, кошачьи инстинкты, переработанные сознанием, своим и звериным, перемешанные с бессознательным, своим и кошачьим?.. Повалил полный бред, м-да… Понять бы, что это было, такое светлое и теплое, этот неуловимый лучиксвета… Не то ли, за чем, безуспешно пока, я гнался столько лет? За зыбкой, как мираж, возможностью контакта? Контакта… Никогда не ладил с людьми – думал, с животными общаться легче? Непонимание там, неприятие здесь. Все напрасно. Все… Сколько труда, сколько бессонных ночей, сколько сложнейших, решенных и нерешенных проблем, отделяет это утро от теоретических выкладок вчерашнего аспиранта… М-да… Разложить в дисперс-поле один организм и собрать другой – это не бутерброд смастерить. Что может знать об этом рыжее чудовище, деловито закапывающее в старые газеты свежее дерьмо?»…