Страница 2 из 3
Потом стали прессовать отходы в плиты. А теперь за лес взялась химия! Строевой лес почти не трогаем - бережем, а вот ерунда, всякая дрянь растительная пошла в ход. В ход, говорю, пошла! Ездим вот на таких штуках и утилизируем все на месте, сразу... Это самоходная фабрика, - он постучал кулаком по рулю. - Как получается? Машина выбирает поврежденную древесину сама. Часть перегоняет на древесный сахар для скота, часть - на спирт и прочее. Но главное - это целлюлоза, на месте, сразу! И понимаешь, лес выгоден и такой...
Он обернулся взглянуть на произведенное впечатление, но художника не было: сиденье пусто, дверь закрыта. Орефьев разинул рот от крайнего изумления и чуть не наехал на сосну.
И рявкнул:
- Куда прешь?! - Машина повернула в сторону.
Притормозив, он вгляделся, но лес был пуст, и художника нигде не было.
- Ну и ну, - сказал Орефьев, почесывая затылок.
Пахомов четвертый
Он смотрел из-под ладони. Щурился.
Городок вздувался радужным пузырем от самого леса - от влажных блестящих мхов, от худосочных сосен.
Пахомов глядел упорно, стараясь перекинуть мостик от городка к ранее виденному, и не мог.
К нему подошел старичок с корзинкой и белой палочкой. В корзине грибы. Он поздоровался.
- Белянки, - похвастал старичок. - И ни одного червя.
- Быть того не может, - сказал, не оборачиваясь, Пахомов.
- Ни одного. Чего я здесь, в Эвенкии, не видел, так это червивых грибов. Нет их. Черви - народ нежный.
- Черви - народ, - пробормотал художник. - Скажите, папаша... Я здесь бывал зимой, лет двенадцать назад. На оленях, с экспедицией. Один наш замерз, хоронили мы его здесь. Это Виви?
- Точно!
- Вижу. Зимой не холодно?
- Ходим в демисезоне, значит, тепло. Так и живем - за стенкой минус шестьдесят, а у нас плюс шесть. И зовут его не Виви, а Теплый Город.
Теплый Город взбирался на холмы радужными выпуклостями круглых домов.
И - широченным размахом - город прикрыла льдисто-прозрачная полусфера. У верхушки ее, на высоте километра, маячили, поддерживая, груши аэростатов.
- Вы старожил?
- Как же! Я его помню еще сопливым поселком - избы, олени, собачья грызня, а сейчас... Значит, вы приезжий?
Пахомов рассеянно кивнул. Старичок вздрогнул и бросил корзинку.
- Что мы стоим? Пойдемте вперед, - засуетился он. - Я вам все, все покажу. Сам!
Они прошли под аркой. Пахомов шагал легко и беззвучно. Старичок семенил рядом.
- Вы смотрите! - кричал он. - Пластмасса, всюду пластмасса! Вот, щупайте... А теперь идите сюда... Смотрите, это не дерево, крашенное под алюминий, это настоящий алюминий, легкий и прочный.
А деревья, деревья-то! Смотрите - клен. Вот тополя и яблони... Плодоносят!
И точно, всюду росли нежные деревья, а в бетонных кадках ершились пальмы.
- А тротуары! Самодвижки.
Пришлось встать на эскалатор. Хороший был тротуар!
- А собаки! - восторгался старожил. - Пятьсот штук охотничьих собак, а не гавкают. Злых нет. Кусачих лечат в клинике нервных заболеваний, глистов выводим в централизованном порядке.
Действительно, зверообразные дюжие псы - медвежатники и их более стройные телом коллеги, специалисты по белке и прочей пушистой мелочи, встречали их миндальными улыбками. Но чем дальше они шли, тем больше людей присоединялось к ним. Сначала единицы, потом десятки, а теперь целая толпа яростных патриотов города топала следом. И все желали показывать и рассказывать.
- А какой микроклимат, - нестройно гудела толпа. - Лимоны выращиваем... Зимой астры цветут... Вокруг полярная ночь, а у нас искусственное солнце... Улицы отапливаем...
Старичка бессовестно оттесняли. Он проталкивался, шуруя локтями.
- Граждане! - вопил он. - Товарищи! Моя заявка! Я его нашел, и поскольку я старожил... Право находки! Ишь налетели! Найдите себе сами. Да пропустите же!
Он уже почти пробился, как толпа охнула и качнулась. Пахомов исчез, рассыпавшись с сухим треском. На тротуаре осталось черное пятно, да в воздухе пахло озоном...
...Сигнальный звонок. Пахомов очнулся. Зеленый свет рисовал комнату. Зеленые блики (среди них снова прошли трое Пахомовых). Он снял шлем и потрогал лоб - потный. Потрогал грудь - сердце бьется лениво.
Пахомов встал и вышел.
...Его встретили настороженно.
- Узнали знакомые места? - спросил кто-то.
Пахомов сказал:
- Да, места там суровые. Их надо стричь и чем-нибудь прикрыть. - Он заговорил уверенно и резко: - Итак, уважаемые коллеги, я отказываюсь от своего прежнего мнения. Вы правы, постройка сверхкрупных сфер над городами слишком дорогостояща. Но и в землю лезть не стоит. Я так вижу этот район: от реки Виви до вершин Путорана. - Он зажмурился, сосредоточиваясь, ведь он был главным художником, он руководил оформлением проекта, его голос решал.
- Я вижу поля, парковые леса, горы с подчеркнутой фактурой. Но естественные впадины и возвышенности заполнены перекликающимися, видящими друг друга поселками. Они поставлены под индивидуальными куполами пониженной тепловой защиты. - Все зашумели, вскочив с места, и главинж Калименков постучал карандашом.
Инженеры возились с ЭВМ. Пахомов, ожидая их расчеты, взял свою чашку кофе - он еще был теплым. Да, кофе... Напрасно им тогда подали кофе. Он уже преодолел врагов проекта, свалил навзничь перебежчиков из своего лагеря.
Но Калименков требовал зарываться в землю, враги ехидничали, перебежчики двоились в своих мнениях. Он же карандашом набрасывал новые варианты сфер, указывал пути быть предельно смелыми.
...Тут-то подали черный кофе и пирожные с маслянистым кремом. И, жуя и прихлебывая, побежденные им проектанты института отдохнули, опомнились и сплотились вновь.
- В командировку, - шумели они. - Послать его в командировку.
- Я изучил документацию!
- Не-ет, будь добр, езжай, - говорили ему. - Съездишь, мнение переменишь (и ведь точно, переменил).
- Съезди, съезди, - ухмылялся Калименков. - А мы подождем. Еще по чашечке выпьем.
Пахомов встал, пожал плечами и прошел к двери, на которой было написано: "Экспресс-командировки".
Он снова пожал плечами и вошел, просмотрел список достигаемых объектов и отметил на экране световым карандашом три из них. Затем кинул телеграмму Ивану Ламину и стал набирать код. Набрал, подождал зуммер и надавил красного цвета клавишу, соединяясь с центром перемещений.