Страница 45 из 60
Вой скребущих на моей душе кошек сейчас не заглушил бы и эльфийский голем со своей арией.
“Плохо?” — сочувственно спросил огонь в очаге.
“Угу”, — подумала я.
“Оно того не стоит”.
“А что тогда стоит?”.
“Тебе лучше не знать”.
Я протянула к пламени руку, и оно затрепетало почти на кончике моего пальца, затанцевало на подушечке. Жжения не было. Огонь снова превращался в рыжего кота, вот-вот заурчит. Если брюхо почесать.
Рука болела и начинала слегка припухать. Язычок пламени взметнулся и неожиданно лизнул багровеющие костяшки. Не оставив ожога, но сняв боль. Это было так странно, что я отдернула руку и в изумлении увидела, что краснота стремительно исчезает с кожи.
— Так, — сказал Ганглери, склоняясь надо мной. – Гости в моей долине редки, но интересны неизменно.
— Вас бесполезно просить так не делать, да? – пробормотала я, глядя на свою ладонь так, словно впервые ее вижу.
— Именно. Ты понимаешь, что произошло?
— Нет.
— А хочешь понять?
— Нет!
— Почему, девочка?
Маг сел рядом со мной, взял мою руку в свою и начал рассматривать то место, к которому прикоснулся огонь. Но делал он это, кажется, больше для вида – слишком уж резко прекратился приступ паники, который уже готовился меня скрутить.
— Впрочем, можешь не отвечать. Я понимаю. Для тебя магия – это, прежде всего, боль.
— Нет, почему же, — слабо возразила я. – Магия – это вообще удивительная вещь, которая многому может помочь, и…
— Да, но для тебя это – боль. Для тебя это неволя и оковы. Власть сильного над слабым. Вот ответь мне, чему ты научилась в Арэль Фир?
— Ничему, — буркнула я. – Вообще.
— Неправда. Ты научилась ценить свободу.
Эта фраза прозвучала так странно и внезапно, что я удивленно воззрилась на старого мага, чьи умные, чуткие пальцы продолжали плести над моим запястьем свой узор.
— Ты научилась ценить простую, пусть иногда и нелегкую, и голодную жизнь. Ты научилась ценить возможность идти туда, куда пожелаешь, любить того, кого пожелаешь, и верить в то, что выбрала сама, а не в то, во что приказано. Ты научилась быть счастливой тем, что имеешь, разве я неправ?
— Вообще-то, я никогда об этом и не думала, — сказала я неуверенно.
— Способность радоваться каждому прожитому дню… Улыбаться оттого, что проснулась сегодня живой… разве все это – не о тебе? А смогла бы ты ценить все это, не испытав тягот и лишений, не побыв узницей?
— А разве не только магия может дать истинную свободу?
— Кто это тебе такое сказал?
— Умные книжки. Если им верить, то вся моя свобода не стоит и ломаного гроша.
— В какой это такой книге ты это вычитала?
Я сморщила лоб:
— Она называлась “Лунные Поля”
Ганглери внезапно выпустил мою руку. Я подняла на него глаза; маг выглядел пораженным.
— Где это ты достала такую книжку?
— У историка нашего. Он ее в сумку забыл убрать перед сном.
— Какая оплошность! – глаза Ганглери заискрились смехом.
— Вот я тоже так думаю.
— Знаешь ли, девочка, в те далекие – ох, какие далекие! – времена, когда эти слова что-то значили для магов… — старик вздохнул. – Освобождение от пут было первой ступенью, без этого ничего не получалось. Несвободный разум закрыт для познания. Мир полон запертых врат… Магия может их отпереть. Но Жесты – это не больше, чем набор отмычек.
Ганглери снова взял мою руку и протянул ее к очагу. Я напряглась, желая ее отнять, но старик похлопал по ней другой рукой:
— Не надо. Смотри.
Наши соединенные ладони погрузились в огонь, и пламя разъединилось, обвивая их ласковым покалывающим теплом. Затем по моему запястью поползла вязь странного узора, и было у меня чувство, что кровь по моим жилам струится быстрее, что сильнее стучит сердце, что с каждым вдохом меня наполняет приятное ощущение некоей Силы. Пламя не жгло мою руку. Оно целовало ее, и оно любило меня.
— Магия – это искусство свободы, — сказал Ганглери. – Искусство любви. Магия – это искусство быть, искусство отдавать и принимать. Магия – это язык, на котором мир говорит с нами, и на котором мы отвечаем ему. Вам на уроках когда-нибудь играли на флейте? Нет? Пойдем.
Он вытащил меня из пещеры и заспешил куда-то. Его шаг был так скор, что я за ним едва поспевала, он видел тропу там, где я не могла и заподозрить о ней, и через какое-то время мы оказались на скальном возвышении, откуда вид на долину открывался еще более прекрасный. Ветер здесь так и свистел в уши. Где-то вдалеке возилась с лагерем Адемика. Но Ганглери до нее дела было, кажется, не больше, чем до гальки под снегом.
Его ловкости оставалось только поражаться: он легко взошел на пик, который меня своей отвесностью попросту испугал. А старый маг даже не запыхался, поднимаясь, и помог мне встать рядом с ним. Снял с пояса флейту. Приложил к губам.
Что с ветром? Он какой-то странный… Странный и упорядоченный, и звук его свивается в единый узор. И не только ветер ведет себя так, хотя здесь его голос звучит громче всех прочих. Даже камешки по скалам, кажется, скатываются в нужные моменты, подчеркивая мелодию…
Ганглери был музыкантом, и инструментом его был весь мир. Что за слово – “маг”? Оно ничего не значит! Магом называют того, кто обладает властью – Ганглери же ею не обладал. Он был миру другом.
Он не мог заставить мир сделать что-то. Но он мог попросить, и ему не отказывали. А сейчас под звуки его флейты танцевали небеса.
Есть такая радость, от которой хочется плакать.
— У каждого из нас есть момент, ради которого стоит жить, — сказал Ганглери, словно не замечая слез, текущих по моим щекам. – Знаешь, тот момент, когда ты словно становишься осью этого мира, средоточием всех Сил, ради того, чтобы совершить одно-единственное действие… Совсем короткое, возможно. И в чьих-то глазах не значащее ничего. Но оно обязательно что-нибудь изменит. Оно обязательно будет нужно. Быть магом значит полностью осознавать это. Быть магом значит принять на себя ответственность. Умение зажигать огонь на ладони – это еще не магия. А вот уметь спросить у этого огня, как у него дела… Когда-нибудь ты поймешь.
Он повесил флейту обратно на пояс.
— Странно, но я не нахожу нужных слов для тебя девочка. Много говорю, но все словно не то… Возможно, я не тот, кто должен тебе все объяснить… Все, что я могу – это дать тебе почувствовать. Прости. Хочешь, я тебя немножко поучу? Когда-то я пытался быть наставником и мне это, кажется, удавалось.
Я кивнула.
…Трель флейты заставила снег взвиться в воздух, стать на короткий миг ликующим серебристым змеем, который взмахнул хвостом и рассыпался сверкающими на солнце искрами.
— Так нечестно! – возмутилась я. – Я играть-то не умею!
— Ну ладно, ладно, — Ганглери расхохотался. – Я же шучу. Дело ведь не во флейте.
С этими словами он плавно повел рукой в воздухе, и снег снова охотно откликнулся на его молчаливый призыв.
— На самом деле, — сказал старик, успокоив вызванную им метель, — моя флейта – это метод того же сорта, что и Жесты, которым учат в Арэль Фир. Это способ обратиться. Ты можешь сказать: “Здравствуй!”, а можешь: “Добрый день!”, но суть ведь от этого не изменится, верно? Ты сама вложила смысл в эти слова. Они не существуют отдельно от твоего понимания. Если тебе удобно пользоваться Жестовой Семантикой, пользуйся, но для меня он слишком сложна. Слишком много нужно держать в голове, слишком мало места для маневра.
— Я очень плохо знаю Жесты, — сказала я. – Ничему толком не научилась. Иногда вспоминаю, но не уверена, что правильно.
— Не переживай, — Ганглери пожал плечами и жизнерадостно улыбнулся. – Тебе просто надо найти собственный способ сообщать миру свои желания, вот и все.
— А как у вас получилось?
— Опыт – сын ошибок трудных, девочка!
Старый маг заиграл на флейте, и снег принялся рисовать сверкающие картины. Вот распускаются пышные цветы, вот они распадаются и превращаются в парусник, который гонит по волнам жестокий ветер… Парусник исчезает, чтобы стать здоровенными бабочками, которые пытаются уцепиться за мои плечи и волосы, а мне становится смешно, и я начинаю от них отбиваться, превращая их в снопы искр.