Страница 23 из 25
Она кивнула. Незнакомо, резко. Раньше она была мягче.
Что может скромная чиновница афинской мэрии? После метаксистского переворота профсоюзы распустили. Она сохранила работу, но заведовала озеленением. Всего лишь? Это она в нужный день послала рабочих копать клумбы и сажать деревья – так, чтобы в итоге получились блокирующие позиции и отсекающие преграды, причем совершенно безобидные с виду. Если человеку загораживает путь патруль из суровых матросов с матерчатыми пулеметными лентами через плечо – ясно, переворот. Слух разбегается, активные сторонники старого правительства могут найти способ прорваться, защитить своих лидеров.
Их можно остановить хорошо подобранными словами, бетонными блоками, огнем поверх голов, решительной схваткой и героической обороной отсечной позиции.
А можно сделать так, что к резиденциям начальства нельзя попасть из-за грузовичков озеленительной службы и перекопанных тротуаров. Какой переворот? Мэрия проводит работы. Туда и жалуйтесь на дуру, что командует землекопами. Пусть ее уволят!
Пока недовольные жаловались мэру, моряки вытряхивали из теплых постелей министров, генералов и адмиралов… Кстати, с муниципальной службы Клио уволили.
– Правильно сделали, – сказала она. – Жалобы были справедливы. Ни проехать, ни пройти.
Засмеялась.
Как тогда, совершенно как тогда… Колокольчиком золотого звона!
– Ну, тебе сразу нашлась другая работа, – говорит он.
Она снова, по-старому, хихикнула.
– Я даже секретаря с собой забрала. И много кого еще. Кстати, что у тебя с лицом? Улыбнуться не можешь? Хочешь же, по голосу слышно.
В ответ – кивок.
– Не могу. Физически. Если очень постараюсь, получится изобразить гримасу, но это будет… пародия.
– Тебя… арестовывали? Ты поэтому – такой?
– Как можно арестовать мертвого человека? Все эти годы Ивана Ренгартена не было. Были другие люди с другими именами.
Он провел рукой по ежику до белизны седых волос.
– Это – из тех жизней. А я снова здесь, хотя, конечно, не прежний я.
Улучил момент и ухватил-таки крышечку от чернильницы. Крутит в руках… как тогда. Словно знакомый, даже родной, человек прячется под маской чужака. Очень хорошо прячется…
Клио глубоко вздохнула. Решилась!
– Ты прежний меня прежнюю – любил?
Белоглазый рыцарь, что сметает правительства, точно Архимед, обретший точку опоры, барабанит пальцами по круглому столу. Хороший стол, гладкий, но чуточку пошатывается. На таком только спиритические сеансы проводить! Трясти рамку вокруг букв, задавать глупые вопросы, получать странные ответы… Сейчас вызван дух старшего лейтенанта Ренгартена, год тридцать пятый… Хороший был парень: не седой, как лунь, без льдинок в глазах, улыбаться умел. Ему еще не приходилось стрелять в спину своим. Тогда у него все были свои, даже коминтерновцы. Человек, что успел выпрыгнуть в окно, он утром, промеж хохмочек, обещал, что изымет морскую папку, как и папку Клио. Только старший лейтенант флота решил проверить… Стрелял не метко? Как сказать. Настоящего предателя пуля все-таки настигла – через три года, в тридцать восьмом.
В году, в котором Москва распустила Коминтерн, чем признала: эпоха подготовки мировой революции минула. Нет больше поджигателя мирового пожара, есть великая держава, сильная сама по себе, без подмоги со стороны мирового пролетариата.
Ренгартен и сам приложил руку к этому перевороту. И ему теперь отвечать за личность, жившую чуть ли не в позапрошлом веке? Причем – честно? Клио и пять лет назад умела чуять вранье. Вопрос ведь не о том, любил ли лейтенант своих девушек.
– Тогда? Не помню. Да и девушек у меня было – на выбор.
Раньше он после таких слов получил бы пощечину. Теперь
Клио ждет. Разве улыбаться пока не смеет.
– Я и выбрал. Тогда. Единственную. И рисковать тобой не посмел.
Только на пять лет с признанием опоздал. Теперь он, по крайней мере пока, не мужчина, а вышитый шелком профиль на личном знамени Клио.
– Революция победила, – сказала Клио. – А спускать ли тебя с флагштока… Посмотрим.
Она так и не улыбнулась.
28.10.1940. Салоники, залив Термаикос
07.10. ЛКР «Фрунзе», надстройка между трубами
Авиационное вооружение линейного крейсера в шторм не пострадало. Ангары для трех гидросамолетов, катапульта – все отсиделось за первой трубой, благо установлено подальше от ударов стихии, почти в середине корабля. Спасибо, у командира железные нервы – не стал разворачиваться на Салоники сразу, сперва прорвался через шторм. А если бы погода не переменилась? Ведь опоздали бы… на войну. Хуже, чем явиться с клинком на перестрелку! И, возможно, потеряли бы греческую республику так же, как недавно потеряли испанскую.
С другой стороны, поверни «Фрунзе» раньше – в каком виде он бы явился в Салоники? Ангар, катапульты, подъемный кран для втаскивания гидросамолетов на палубу не прикрывала бы обтекаемая масса носовой надстройки. Что бы от них осталось?
Косыгин на мгновение ощутил восхищение командиром, но оно быстро прошло, сменившись злостью – то ли на Лаврова, то ли на себя. Еще когда готовил первый вариант полетного задания, знал – не пройдет. Потому заранее подготовил второй. И все же – надеялся отстоять первый.
– Три машины – не две. Я же «сверчки» наши вот так знаю… Еще один наверху – солидная прибавка к нашей обороне.
Командир молча смотрит. Изучает, словно не старший помощник перед ним стоит, а чудо-юдо рыба-кит. Наконец заговорил.
– Товарищ Косыгин, вы сами понимаете, что говорите? Или упорное желание покрутиться там, – он ткнул пальцем в небо, – у вас уже превозмогло рассудок? О какой боеспособности корабля может идти речь, если старшой жив – и не на посту по боевому расписанию?
Михаил вздохнул, протянул второй вариант, по которому в воздух поднимаются два штатных экипажа.
– Вот, это дело… И все же, кап-два, зачем были эти шутки? На носу война, а не прятки в Атлантике!
«Прятки» – большие учения, на них «Михаил Фрунзе» изображал рейдер враждебной Соединенным Штатам державы, а флот американцев ловил линейный крейсер, не стесняясь в средствах. В ход шли крейсера и линкоры, авианосцы и базовая авиация, загодя развернутые подводные лодки… Тогда у командира бывало и другое мнение. «Война – путь обмана». Когда янки видели в небе три самолета-разведчика с развеселыми трехцветными звездами на плоскостях, у них и в мыслях не было, что это машины с русского корабля. Издали КРИ, корабельный разведчик-истребитель конструкции Поликарпова, похож на американские патрульные гидросамолеты. Ну и главное – их летит три, у русских, по штату, только два. Есть еще запасной, но без экипажа. Обман раскрылся только тогда, когда три «заблудившиеся» машины обрушили на надстройку и полетную палубу авианосца «Лексингтон» учебные заменители бомб – мешочки с краской. Их условно сбил условно осиротевший воздушный патруль, но дело было сделано: линейный крейсер добрался до границы зоны учений. Значит, сбежал, доказав: ловить рейдеры нужно лучше!
С тех пор американцы хорошо выучили профиль советского КРИ. Они-то его «сверчком» и прозвали… Отчасти из-за первых букв названия – от английского «Cricket», сверчок. Отчасти – из-за возмущенного вопля командира авиакрыла «Леди Лекс»:
– It's not cricket!
То есть: «Так нечестно»! Обычное ощущение того, кого перехитрили. Теперь же, когда прозвище прилипло, выходит двойной смысл. «Это не “сверчок,,!» Вопль неверия. И сразу – плюх, брызги в стороны, половина полетной палубы в краске… Вот было время! А сейчас, ступай, Косыгин, бороться за живучесть. Командир тысячу раз прав – но столько же раз обидно.
Все, что может сделать старпом – проследить за стартом штатных пилотов «Фрунзе». Полетное задание доведено, двери ангара распахнуты, самолеты готовят к запуску.