Страница 4 из 16
– Да дней на десять.
– Ну и валите. А мы и вправду в Прагу. Башку себе прочистишь – опять человеком станешь. Хоть и не навсегда…
– Угу, – говорю. – Ты знаешь, – я тебя так люблю.
– А я тебя – нет.
Но по голосу понимаю – уже опять любит.
У нас всегда так.
. Короче, уже этим же вечером мы с Русланом опрокидывали в СВ рюмки под неизбежную дорожную курицу.
И это было абсолютно правильно.
В Кеми, куда мы приехали через сутки, нас встретили ребята из местной туристической фирмы.
Довезли до Калевалы, поселили в гостинице.
А утром погрузили в уазик-«буханку» и повезли на заимку, где нам и предстояло провести ближайшие восемь дней.
.Егерь на таежной рыбалке в незнакомых местах – это, наверное, самое главное. Перекаты эхолотом не промеряешь, есть там хариус или нет – не угадаешь. Если ты, конечно, не спортсмен-нахлыстовик с нереальным опытом.
Мы же – так, любители.
Даже и не спортсмены.
Ставить перед собой на рыбалке спортивные цели мне, например, просто противно.
В эдакую красотищу тащить с собой конкуренцию, по-моему, даже не глупо.
Подло.
Этого добра лично мне и на работе вполне хватает.
Поэтому – лотерея.
Повезет с егерем – отлично.
Не повезет – пусть лучше у костра сидит, пока ты по перекатам скачешь. Потому как ни одна рыба не достойна испорченного на фиг настроения.
А на уху мы себе всегда и без всякого егеря наловим.
Не первый год на воде…
…С Валеркой мне в этот раз – абсолютно точно – повезло.
Тезки опять-таки.
В общем-то, и Русланыч на своего егеря тоже не жаловался, но мне вот тут уж вот точно по-настоящему повезло.
Представьте себе еще довольно молодого, но уже абсолютно немногословного карела. Не получится – представляйте себе точно такого же финна. С моей дилетантской точки зрения, не очень-то они друг от друга и отличаются.
Чаще всего я от него слышал только одно слово:
– Так.
Абсолютно универсальное, надо сказать, слово.
– Валер, уху заваришь?
– Так.
– Валер, где сейчас хариус стоит, в начале порога или на выходе?
– Так, – и взмах руки в нужном направлении.
– Валер, а грибы уже отошли, или можно еще набрать на супчик?
– Так.
И молча уходит в лес, откуда через полчаса возвращается с пакетом, доверху набитым белыми.
Я, в общем, грибы собирать умею и люблю, но – на самом севере Карелии, почти на границе с Кольским, в конце сентября…
Еще неделя-другая, и снег ляжет.
До весны.
.В общем, – повезло.
Молчит, помогает, думать не мешает.
От рюмки не отказывается, но – в меру.
Найдите мне еще, пожалуйста, пару-тройку уверенно знающих свою меру финнов, и я на них женюсь.
На всех скопом.
Вот – то-то же.
.А потом он неожиданно кинулся на меня с ножом.
Дело было так: обычные капризы осенней северной погоды.
То весь день льет мелкий противный дождь, то вдруг яркое, почти летнее солнце и жарко: не то что в куртке, но даже и в свитере. Особенно когда с камня на камень в вейдерсах по перекату прыгаешь.
Вот и в тот день низкие тучи неожиданно разошлись, вышло солнышко, лес засиял скудным северным золотом, вода – небесной голубизной, по которой время от времени начинали гулять тихие, ровные круги.
Это выходил кормиться к поверхности рыбий король этих мест – крупный европейский хариус.
Вот я и разделся до безрукавки.
Поставил на спиннинг поплавок-сбируллино, прицепил на поводке крупную муху, и – вперед.
За полчаса наловился так, как до этого за всю поездку.
Валерка все это время на меня смотрел.
А когда я взял садок с наловленными для ухи и копчения крупными харюзами, аккуратно поставил хрупкий «лайтовый» спиннинг у золотой от солнца и осени березки и подошел к костру, у которого он сидел, он кинулся на меня с ножом.
Хорошо, что у меня в такие секунды мозг не работает. Тело само по себе решения принимает.
Пропустил, взял на прием, швырнул в сторону.
Нож, правда, выбить не удалось, только руку порезал. Но несильно.
Гляжу – лежит, лыбится.
– Ты чё, – интересуюсь, – парень? Совсем сдурел?! А он – продолжает мне улыбаться.
И лицо такое хорошее.
Ну, думаю, – кабздык.
Попал.
Кругом – Северная Карелия, тайга, ближайшая деревня с телефоном в восьмидесяти километрах.
И то если по прямой.
И я – наедине с сумасшедшим егерем с ножом в руках. Отдохнул, называется…
…Ну, он поднялся, присел на камушек.
Нож в землю воткнул.
Улыбается.
– И правда, – говорит, – спецура. Так. А почему портачка неправильная?
– Ты о чем? – удивляюсь.
– О ней, – отвечает.
И показывает на мое правое плечо. Там из-под майки моя древняя армейская блажь вылезла.
Татуировка.
Летучая мышь в лихо сдвинутом на бок десантном берете.
И надпись.
Цифрами.
Служил я там, что уж тут поделаешь.
Давно.
– Ну, – хмыкаю. – И что же в ней такого неправильного?
Жмет плечами.
– Я, – говорит, – видел ребят из сто семьдесят седьмого. Так. Это полк, а не отряд. И эмблема у них – не мышь. Волк…
Я аж на камешек сел.
Твою мать.
– Парень, – спрашиваю, – а ты в каком году служил-то?!
– Да вот, – отвечает, – год как на дембель пришел. Так.
Потом подумал и добавил:
– Из Чечни.
Вот ведь блин.
Полез в карман, достал сигареты.
Прикурить, наверное, с минуту не мог.
Руки тряслись.
– Так ты, – говорю, – из-за этого, что ли, на меня с выкидухой кинулся?!
Кивает.
– Так.
– Парень, – говорю, – ты что, совсем тупой?! Эта, как ты говоришь, «портачка» сделана почти двадцать лет назад! В Газни. Не в Чечне. За речкой. В Афгане, мать твою, если не понимаешь. И откуда мне, блин, знать, есть ли сейчас сто семьдесят седьмой полк «с волчьей мордой»?! Я про свой-то отряд не знаю, есть он сейчас или расформирован к такой-то матери. Столько лет-то прошло.
Сидит.
Молчит.
Смотрит.
А потом вдруг встает, прыгает в нашу лодку, которая перед входом в порог стояла, заводит мотор и уезжает.
Ну, думаю, – совсем беда.
Вокруг – тайга, речка порожистая, этот придурок свалил.
Не пропаду, конечно.
Огонь есть, соль есть, воды – сколько угодно. Я всегда в тех краях воду из рек и озер совершенно спокойно пью.
Не очень много таких мест у нас в стране осталось.
К сожалению.
Вон харюза свежевыловленные лежат.
А вечером Русланыч наверняка поймет, что что-то не так, найдут меня со своим егерем. Приблизительно видели, куда мы пошли.
Разберется.
А все равно – неприятно…
…Докурил сигарету, тут же прикурил следующую.
Вдруг слышу – мотор.
Ну, думаю, самое главное, – это чтоб он ружья с собой не прихватил.
От местного, да, к тому же, прошедшего неплохую армейскую школу человека, – мне здесь не уйти.
И возраст уже не тот, и форму подрастерял, и каждую складку рельефа, в отличие от него, здесь выросшего, не знаю.
Нож с пояса снял, положил под руку, прикрыл курткой.
Если сразу стрелять не будет и подойдет поближе – может, успею попасть.
А там – посмотрим.
.А вот и лодка из-за поворота показалась.
Точно, он.
Подлетел, мотор поднял, якорь на берег кинул, выпрыгнул.
В руках, к счастью, – не ружье.
А такая здоровенная, литров на пять, бутыль местного мутного самогона.
И пакет еще какой-то.
Похоже, что закуска.
Ну-ну.
… Подошел, бутыль поставил, сел на соседний камень, пошевелил палкой костер.
– Извини, – говорит.
– За что?! – спрашиваю.
– Подумал о тебе неправильно. Плохо подумал. Давай выпьем?! Так?!
Я пожал плечами: а отчего бы и вправду не выпить?
Мне сейчас совершенно точно не повредит.
Может хоть в себя немного приду, после всего этого дурдома.
Так.
… Эту историю он мне рассказал, когда мы доели уху, а бутыль опустела уже почти что на четверть.