Страница 51 из 58
Поляки снова гордо промаршировали по аллее Пилсудского, хотя по большому счету вся эта авантюра ничем хорошим не кончилась. Междуморье распалось капитально. Югославия, важный составной элемент союза, уже не существовала. Сербия обиделась на Запад, ну а на венгром со времени интервенции в Румынии рассчитывать было нельзя.
Старый Город был разноцветным, отмытым и забитым туристами и барахлом для туристов. Из-под этого хлама сам город практически и не был виден. Я направился в сторону Налевок. Об этом месте я много чего слышал.
И действительно, место было отпадное. Я увидел нечто в стиле небольшого такого, центральноевропейского Иерусалима. Евреи с пейсами и в лапсердаках, в лисьих шапках, но одетые и совершенно современно, разве что длиннобородые и в ермолках. Доминировали два языка: идиш, на котором разговаривали евреи, и английский, которым пользовались туристы. И на котором к туристам обращались продавцы футболок, чашек, шапок и шапочек, равно как и всяких других возможных гаджетов, которые только можно было купить на память на Налевках. Толпа ходила ходуном и болтала, говорила, бухтела, жестикулировала, чуть ли не булькала. На тротуарах располагалсь столики еврейских микро-ресторанчиков: здесь продавали чолнт, пипек, гефилте фиш[90]. В воздухе стоял запах блюд и специй. Громко играла музыка то из одной, то из другой забегаловки. На стенах висело множество плакатов – от политических, ассоциирующихся с еврейским движением за самостоятельность, до рекламы предстоящих концертов клезмерских или клезмер-панковских групп, всяких независимых выставок.
Тем не менее, эффектным был вид варшавского city, высящегося над кварталом. Его возвели между широко понятым центром города и Жолибожем. Современность небоскребов контрастировала с ободранными доходными домами Налевок и окрестных улиц.
Я проголодался. Зашел в пивнушку с названием "Ицик Хойс" и заказал пипек. Заправлял в заведении Ицхак, мужик их Нью-Йорка, который после приезда в Польшу переименовал себя в Ицика. Выглядел он словно еврейская версия хиппи: длинные волосы, длинная борода, накрученные на электрощипцах пейсы.
- Тут, возможно, живется и хуже, чем в Штатах, оно понятно, - говорил он, - да и времена для евреев не совсем уверенные, ситуация напряженная, только ситуация тут напряженная, похоже, с самого начала. – Он рассмеялся. – И времена неуверенные, оно тоже. Только Польша, похоже, последнее место на земле, где еврейский мир такой… живой. Ну, - прибавил он, - если, возможно, не считать Израиля.
- Так почему ты не выехал в Израиль? – спросил я.
- Так я выехал, - ответил хозяин – Успокойся. Слишком жарко. А кроме того… ну, для меня все там как-то ненатурально. Я понимаю, что оно Святая Земля, что оно Иерусалим, вот только, черт подери, еврейство для меня ассоциируется именно с этим климатом, с Восточной Европой, с грязью, с деревянными хибарами, а не с пустыней и Моисеем. И уж наверняка сильнее, чем со всех их израильским средиземноморьем.
Я заплатил Ицхаку и направился в сторону сияющих башен city. Чем ближе делался финансовый центр столицы, тем более порядочными делались дома, рестораны – более нарядными и вместительными. Гораздо меньше было здесь и молодых туристов с рюкзаками, длинноволосых и обвешанных различными бусами и макраме, меньше было связанной с контркультурой золотой варшавской молодежи, за то больше попадалось молодых чуваков в костюмах, которые выскакивали из ближайших офисных зданий на ленч. Кухня тоже перестала быть исключительно еврейской, появились ресторации со всего света: от итальянских до корейских и японских; от русских, где подавали пельмени со сметаной, до аргентинских со стэйками. За улицей Инфлянтской город выстрелил вверх. Стекло, хром и дорогие, блестящие автомобили; дамочки, словно из-под иголочки, и взрывные, нежно что-то шепчущие в сотовые телефоны мужчинки. Некоторые из них носили ермолки. У некоторых были даже пейсы, правда, таких было немного. Я усмехнулся про себя, слыша известный из миллиона "шмонцес"[91] еврейский запев.
- И шо пан так нервничает, таки это я должен нервничать по причине, шо я делаюсь банкротом! – орал в телефон джентльмен в ермолке и с элегантно подстриженной бородой. – И чего я делаюсь банкротом? Так я вам таки скажу, чего я делаюсь банкротом! Я делаюсь банкротом, шо я разорился в связи с бизнес-контактами с уважаемым паном!
В самой средине city, приваленное эстакадами, мостиками и виадуком, стояло современное здание Гданьского Дворца, интегрированное с линией метро. Я уселся в вагон и поехал в сторону Повислья, где у меня был зарезервирован хостел.
На вечер я договорился встретиться со знакомыми журналистами: Яцеком из "ИЕК", который уже давненько как перебрался из Кракова в Варшаву, и Самуилом из еврейской "Der Moment". Встретиться мы должны были на Воле, в квартале культовых ресторанчиков и пивных. Воля, давний рабочий квартал, заполненный дешевыми доходными домами, под конец шестидесятых годов слелался меккой варшавских левых, контркультурных и художественных (а чаще всего – всех вместе) движений и движеньиц. Жилища там были не самого высшего качества, но, хотя их жители не всегда, к примеру, располагали собственным туалетом (в коридорах имелись общие), они обладали одним неоспоримым достоинством: все они были безумно дешевыми. Воля быстро превратилась в легенду – туда перебрались хиппи, постхиппи и постпостхиппи не только со всей Польши, но и со всего региона. Сюда приезжали обедневшие, зато амбициозные писатели, художники, музыканты и перформеры – и район быстро сделался самой чумовой и живописной частью Варшавы, с замечательнейшей уличной графикой на распадающихся стенах. И с местной легендой. Именно отсюда исходила большая часть идейной поддержки антивождистских и антисанационных протестных маршей.
С журналистами я встретился в пивнушке на углу площади Керцеля. Заведение размещалось в ободранном доходном доме, со стен которого опадала штукатурка, зато они же были украшены эффектными граффити. И вообще "street art'а" в округе было множество. Причем, весьма приличного качества. Воля, равно как и другие артистические кварталы во всем мире, привлекала самых лучших независимых творцов. На улицах здесь разговаривали на всех возможных языках – не прошло и минуты, а я услышал английский, немецкий, шведский, испанский и русский. Из располагавшейся рядом пивнушки доносились приглушенные отзвуки концерта. Мы заказали, как здесь было принято говорить, по бомбе пива и по шоту черешневки.
Яцеку и Самуилу было по тридцать и еще парочке лет, но оба выглядели старше. У меня сложилось впечатление, что они это сделали это сознательно, чтобы прибавить себе престижа и иметь возможность глядеть сверху на всех в округе. Оба носили короткие бородки, очки и очень похожие вельветовые пиджаки. Яцек гораздо сильнее походил на еврея, чем Самуил. Или же это Самуил больше походил на поляка, чем Яцек. Но оба, во всяком случае, хотя и не могли всего этого помнить, так рассказывали о свержении санационной власти, как будто сами при этом присутствовали.
- Перед семьдесят пятым санация въезжала в квартал с водными пушками, дубинками, а случалось, что и с ружьями под резиновые пули, но, говоря по правде, она была беспомощна, - рассказывал Самуил. – А что, всю Волю в Березу не вышлешь. Разрушить квартал тоже не удастся. Так что таскали обитателей, арестовывали за владение тем-то и тем-то, ну а запах ганджи тут всегда в воздухе, как и сейчас, цеплялись за потребление алкогольных напитков в неразрешенных местах, постоянно выселяли народ из незаконно заселенных, но вечно пустых помещений.
- А как вообще выглядела Польша средины семидесятых, - спросил я, - в самый конец санационной власти?
90
Еврейскую кухню невозможно себе представить без "чолнта" — традиционного блюда, которое едят в шабат, когда запрещено готовить и разжигать огонь. Посуду со всеми ингредиентами этого блюда относили в пятницу днем к ближайшему пекарю, который подливал туда воды и ставил на ночь в печь "специально для этой цели построенную, где оно оставалось до полудня субботы и откуда оно выходило готовым и очень горячим". Чолнт, как правило, делался из фасоли, кошерной говядины, лука и пряных трав; иногда — из гречки или картофеля.
Пипек - это блюдо из фаршированной и запеченной гусиной кожи. Шею начиняют фаршем из картофеля с луком и мясом, например, кошерной говядиной. Интересно, что в Галиции под этим названием известно было также блюдо из тушеных гусиных желудков.
"Гефилте фиш" — это тефтели из мелко нарезанной рыбы (карпа, щуки) с приправами и мацой. Это блюдо традиционно подавали на Новый год (Рош Ха-Шана). В Галиции гефилте фиш готовили в сладком варианте — с луком, изюмом и миндалем, а на севере литовские евреи добавляли острые приправы. http://culture.pl/ru/article/gefilte-fish-cholnt-kugel-kuhnya-polskih-evreev
91
"Шмонцес", типичный для польского кабаре вид юмора, основанный на гротескно-карикатурной передаче особенностей языка и быта ассимилированных евреев. - http://culture.pl/ru/article/polskaya-pesnya-evreyskogo-proishozhdeniya#second-menu-3