Страница 35 из 58
Только ничего от этого раздела оставшихся после Германии колоний не вышло, поэтому польский Союз Колониальных Пионеров усмотрел для себя в качестве местечка для экспансии Анголу. Организации, такие как "Полангола", организовывали коммерческий обмен, посылали туда колонистов, которые, кстати, очень часто быстренько возвращались, перепуганные царящими в Анголе условиями.
Ангола, добавим, в то время принадлежала Португалии, и ей, в конце концов, этот польский колониальный энтузиазм надоел. Тем более, что все чаще говорилось (особенно в польской прессе) о передаче этой колонии у своей метрополии. В связи с эти, Лиссабон начал вставлять палки в колеса полякам, и дальнейшая "колонизация" Анголы сделалась еще более сложной.
Весьма похоже выглядело "польское колониальное приключение" в Либерии. Колонисты, которых условия тропиков перерастали, как правило, в Польшу возвращались на щите. Возвращалось и множество польских товаров, столь радостно экспортируемых в Африку: более всего в Польше смеялись над посылкой в Либерию партии эмалированных ночных горшков, которые, непонятно по какой причине, не пользовались особым спросом среди туземцев. Скорее всего, потому, что упомянутая эмаль была надколотой и лущащейся. А кроме того – похоже, поляки иначе и не умеют – в прессе вновь появились грозные призывы колонизировать Либерию и призвать вооруженных либерийцев в ряды польской колониальной амии, на что – в этот раз – сердито начали урчать Соединенные Штаты, протектор Либерии. Таким вот образом закончилось и это колониальное приключение Республики.
Относительно наибольшим успехом была деятельность польских колонистов в Южной Америке. И если мало чего вышло из колонизации территорий, сданных в аренду полякам правительством Перу (оказалось, что эти территории практически непригодны для возделывания земли), то вот в поселении Морская Воля, построенной Морской и Колониальной Лигой в бразильском штате Парана, поселенцев было даже много. Все они были проживавшими в Бразилии старыми польскими эмигрантами, но среди них хватало и людей, только что прибывших за океан из Польши. После того, как в Бразилии к власти пришли националисты Гетулио Варгаса, пошли слухи, будто бы Польша собирается выкроить для себя в Паране собственную территорию. И тут же Рио-де-Жанейро начало мешать польским эмигрантом, как только могло. Из них делали лояльных португалоязычных бразильцев, польские школы закрывали, что, в свою очередь, возмущало уже Республику, забывшую о собственной политике в отношении национальных меньшинств.
Эта политика, среди всего прочего, проявлялась и в уговорах к эмиграции в колонии польских евреев. Причина: отсутствие полной интеграции с польским народом. Таким вот не слишком элегантным способом поляки намеревались выдавить из страны своих сограждан, которых, впрочем, вечно рассматривали в категории "проблемы". Краковский публицист, работающий под псевдонимом Вацлав Склавус, постулировал, например, в "ИЕК" от 2 апреля 1938 года, чтобы евреи эмигрировали во Французскую Африку. Речь шла – конкретно – о Мадагаскаре, который Франция, вроде как, обещала отдать Польше в управление.
Вопрос цессии Мадагаскара в Польше рассматривался абсолютно серьезно. На остров даже выслали специальную делегацию под руководством офицера и путешественника Мечислава Лепецкого, бывшего адъютанта Юзефа Пилсудского, которая должна была исследовать, пригоден ли Мадагаскар для колонизации. Лепецкий писал, что колонизация "северной части плоскогорья" возможна, хотя и признавал, что задача будет нелегкой. Знаменитый писатель и путешественник Аркадий Фидлер, который в течение двух месяцев сопровождал комиссию Лепецкого, тоже утверждал, что Мадагаскар очень труден для колонизации, в основном, по причине твердой и неурожайной почвы. Два остальных члена делегации, господа Соломон Адлер и Леон Дык (оба еврейской национальности), прямо заявляли, что возможностей для массового поселения на Мадагаскаре нет. Точно так же считал и бывший французский губернатор острова, Марсель Оливье. "ИЕК" писал, что, по словам Оливье "у сельскохозяйственных эмигрантов розового будущего не было бы. Тяжелый труд на земле в климатических и гигиенических условиях Мадагаскара должен был бы связан с очень высокой смертностью, если бы эмигрантов оставить самим себе. Если бы же Польша должна была освоить какие-то подходящие территории и обеспечить опеку над эмигрантами, это было бы крайне дорогостоящим мероприятием. Остается вопрос промышленной и купеческой эмиграции, которая должна была быть весьма ограниченной, учитывая слишком малые возможности для сбыта".
Фактом является то, что судьбе польских колонистов – куда бы их ни забросило: в Анголу или штат Парана – нечего было завидовать, и, по сути своей, мало кто на такую судьбу решался. Многие переселенцы возвращались в Польшу, а те, которые остались в "колониях", имели, как правило, "кровь, пот и слезы". Варшава, тем не менее, упрямо твердила, что без колоний мы никуда, и Республике колонии нужны как свежий воздух.
Развитие промышленности в отдельных странах решающим образом повлияло на проявление голода на сырьевые продукты в сельскохозяйственных странах, - писал "Иллюстрированный Еженедельник" в номере от 25 апреля 1939 года. Эти сырьевые материалы Польша собиралась черпать как раз из колоний. – В 1937 году Польша заплатила за доставленное сырье 734 миллиона злотых. Это четвертая часть бюджета государства и практически столько же, что бюджет нашего Военного Министерства. То есть, мы платим чужакам за сырье, которое необходимо для нашего национального хозяйства, очень серьезный откуп.
Тем более, что, как возмущался "Еженедельник", территория земного шара была поделена "крайне несправедливо". "Англия, имея меньшую чем Польша площадь (243777 квадратных километров) набрала себе более 41 млн. кв.км колоний (…) Не хуже устроилась и Франция. При собственной площади 551000 квадратных километров собственной поверхности, она добыла себе 12 миллионов кв.км площадей в колониях. Точно так же устроились маленькие Бельгия и Голландия. В особенности, последняя, колонии которой в шестьдесят пять раз больше, чем метрополия".
Так что Польша открыто потребовала для себя колоний. И можно было выдвигать всякую псевдорациональную причину, которая могла только прийти в голову – ни одна из них не была более убедительной, чем удивительно не дающее выбить из головы предположение, будто бы польское стремление к колонизаторству основано было, в основном, н глубоком желании подтвердить великодержавный статус Жечипосполитой. И, наверняка, на кое-чем еще: желании "национального" переживания экзотического приключения, которое другие европейские страны как раз кончили переживать. Подбить фундамент своего национального эго тем, чтобы напялить пробковый шлем и разыгрывать "господ из более высокой цивилизации" в отношении, как тогда везде говорили, "дикарей". "Африканские негры по природе своей ленивы, - писал "Иллюстрированный Еженедельник" 25 апреля 1939 года, не обращая внимание на то, что в подобном тоне средства массовой информации III Рейха распространяются как раз о поляках. – Мечтой каждого черного является получение как можно большего вознаграждения за наименьшее количество выполненной работы. Но неграмотный, первый раз встречающийся с цивилизацией, является хорошей рабочей силой. (…) пока не поддастся влиянию своих "образованных" братьев, едва умеющих читать и писать. Для каждого негра белый является высшим, непонятным и невозможным для понятия существом. Он его ненавидит, и вместе с тем пугается и уважает".
Одним словом – кто знает, а не шла ли речь попросту о том, чтобы Стас и Нель[69] не обязаны были жить в британском Египте, но, к примеру, в польском Камеруне. И поэтому в Польше устраивались Колониальные Дни, во время которых в демонстрациях принимали участие десятки тысяч человек – и это не в одной лишь столице и крупных городах: в Радоме в 1938 году в демонстрации по поводу Колониальных Дней маршировало целых десять тысяч человек. Да, да: для целых десяти тысяч радомцев колонии были ой как важны.
69
Герои книги Генрика Сенкевича "В пустыне и джунглях" о приключениях детей: поляка Стася и англичанки Нель в Африке. Можно прочитать саму книгу, а можно и кино глянуть.