Страница 18 из 26
– Конечно, человек человеку рознь, – согласился Евдоким Саввич и продолжил. – Вторая охота – это рыбалка, но не браконьерство. Поймал килограмм карасей или бычков для ушицы и довольно, чтобы море, река, озеро или пруд не оскудели. И третья охота – за грибами, ее еще называют тихой. Но и здесь должна быть мера. Собрал немного груздей, маслят или шампиньонов и вполне достаточно, чтобы другие грибники не были обижены. Четвертая – за лесными ягодами, рябиной, калиной, облепихой, черникой, земляникой, малиной, голубикой, барбарисом или за лекарственными травами. Как по мне, это самая лучшая и приятная охота. Ну, как, Тамила, угадал, в самое «яблочко» попал?
– Попал, пальцем в небо, – съязвила соседка и укорила. – Эх, какой-то ты слишком правильный, не от мира сего или косишь под благодетеля? Запомни, завяжи узелок. Самая лучшая и приятная охота, когда тебе и ей очень охота. Ха-ха-ха! Вот это и есть настоящая охота, а остальное трын-трава.
Суховей сначала опешил, а потом смущенно заметил:
– Тамила, какая ты, однако вульгарная баба, ни культуры, ни стыдливости.
– А чего стыдиться, если так оно и есть? Все мы здесь свои, почитай, одна семья. Недаром говорят, что все люди братья и сестры,– досадливо отмахнулась она. – У тебя, сосед, хоть ты и маляр, вшивый интеллигент, но чувство юмора атрофировано.
– Это не юмор, а пошлость. У кого, что болит, тот о том и говорит. Помешались на сексе и разврате.
– Правда, забавный анекдот. Я сама придумала, пока ты с Виолой насчет охоты спорил, – похвасталась Швец.
– Я собак не боюсь, так как убеждена, что следует опасаться маньяков, наркоманов, хотя они меня обходят десятой дорогой. Понимают, что будут биты, – подала голос Баляс.– Но у меня другая проблема аллергия на шерсть собак, кошек и прочих мохнатых и волосатых животных. Предпочитаю держаться от них подальше, забочусь о своем здоровье, до которого никому нет дела.
– Тогда все понятно. В Джиме я души не чаю, делюсь последними харчами, он за это платит преданностью,– признался хозяин. – Роднее его у меня на этом белом свете никого нет. Понимает меня с полуслова. Уже и не помню, но кто-то из великих признался: чем больше я узнаю собак, тем больше разочарован в людях. Сравнение не пользу гомо сапиенс, потому, что собака не предаст человека. С болью и ужасом думаю о том, что с ним будет, если я вдруг умру? Сгинет, не умеет добывать пищу.
– Тоже мне вселенская проблема!? – усмехнулась Швец. – Не сгинет, мир не без добрых людей. Завещай ему квартиру, другую недвижимость и имущество, как это делают в США и других цивилизованных странах. Там проявляют в высшей степени гуманность к домашним животным, оставляют богатое наследство любимым собакам, кошками другим питомцам. Охотно стану опекуншей твоего Джима. Буду заботливо ухаживать, кормить, поить, холить, убирать экскременты, беречь, как зеницу ока.
– Что-то очень сомневаюсь, ведь ты, кроме себя, никого не любишь, – заметил художник.
– Почему ты так решил?
– Возле тебя нет ни собачки, ни кошки, даже хомячков, морских свинок или попугая и кенара. В квартире тишина и покой, как в склепе. Слышно, как тараканы лапками шуршат.
– Типун тебе на язык, у меня тараканы и клопы не водятся! Это уму непостижимо обозвать мою квартиру, мой уютный уголок склепом. Тогда по-твоему получается, что я – мумия. Совсем стыд и совесть пропил. В таком случае твою холостяцкую берлогу, протухшую псиной, я считаю сортиром. Скажи на милость, на коль ляд мне эта мелюзга, какая от нее польза? Я не прислуга, чтобы кормить, поить и убирать отходы за дармоедами.
– Они наши братья меньшие, даны господом для радости и заботы.
– У меня в квартире без них идеальная чистота, – стояла на своем Швец. – Виола, пошли отсюда, ноги здесь моей больше не будет.
– Погоди, не горячись, охлади свой пыл, – произнесла гостья. – Не спорьте, не ссорьте по пустякам, ведь ваша перепалка – пустой треп. Таких прецедентов в России, чтобы человек завещал свое наследство собаке, кошке, корове, овце или козе, нет. Действующим законодательством подобные сделки не предусмотрены. Возможно в отдаленном будущем, они станут реальными. Тогда и однополые браки разрешат и собак, кошек, канареек признают наследниками.
– Коль такая перспектива, то тебе, Рафаэль, лучше заранее оформить на меня завещание, чтобы потом чиновники-взяточники не морочили голову, – воспрянула духом Тамила. – Досмотрю тебя и Джима до самого последнего вздоха и достойно похороню.
– Спасибо за похороны, – с сарказмом отозвался Суховей.– На тот свет не собираюсь, чувствую себя достаточно бодрым, чего и вам желаю. А на твои обещания отвечу словами классика: «Свежо предание, да верится с трудом». На сто процентов я доверяю только Джиму. Он, защищая меня, готов пожертвовать своей жизнью.
8. В союзниках Есенин
– Знаете, у меня есть любимое стихотворение, написанное Сергеем Есениным, называется «Собаке Качалова», – художник перевел разговор на любимую тему. – Может, кто помнит, был такой известный московский артист?
Дай, Джим, на счастье лапу
Такую лапу не видал я с роду.
Давай с тобой полаем при луне мне,
На тихую, бесшумную погоду…
– О-о, Рафаэль, браво! – воскликнула Швец, захлопав ладонями.
– Меня, милые дамы, до глубины огорчает, что если прежде живопись, литературу, музыку и шедевры других видов искусства люди боготворили, а книги читали взахлеб, то ныне во всем ищут коммерческий, меркантильный интерес. Раньше творцы сочиняли для души, а сейчас халтурщики ради бабла. К тому же эта зараза, Интернет с его компьютерными играми и порно-сайтами, оторвал детей и молодежь от чтения книг, от созерцания дивных красот, – с печалью заявил Суховей.
–Тебе еще пару рюмок и ты не только нудную лекцию прочитаешь, но запоешь и гопака станцуешь, – подначила соседка. – Живо, щирый хохол, надевай свои красные шаровары и посучи, подергай своими кривыми волосатыми ножками.
– У меня нет шаровар, я – москаль, и ноги у меня стройные, – заявил Евдоким Саввич.
– Я представляла вас «сухарем», старым занудой, – призналась слегка захмелевшая Баляс.– А вы оказывается гений, интеллектуал, романтик и лирик. Как говорят в народе, и жнец, и швец, и на дуде игрец. Очень приятно иметь дело с таким эрудированным и утонченным господином.
– Виола, не льсти, не создавай культ личности, а то он возгордится, нос задерет, – предупредила Швец. – Тоже мне непризнанный гений, артист с погорелого театра. Только и может, что холсты малевать и на стенах шары, развешивать.
Польщенный похвалой гостьи, признался. – Я не только живописец, но и литератор, сам сочиняю. Виола Леопольдовна, послушайте и оцените.
Он поднялся в полный рост и занял присущую пииту позу:
Этот дог был не плох,
искусал он сотню блох.
А одну блоху оставил
и плясать ее заставил…
– Ну, как? Джиму очень нравятся эти стихи. Он шалеет и резвится от восторга, когда я декламирую.
– Ой, держите меня, а то упаду, – схватилась Тамила за живот.– До слез рассмешил. Ну, Рафаэль, тебе следует, не картины малевать, а выступать в цирке клоуном или участвовать в качестве юмориста в концертах звезд эстрады. Деньжищи бы загребал совковой лопатой и нам бы что-нибудь перепало.
– Да, стихи изумительные, способны вызвать жалость к бедным насекомым, – следом рассмеялась Виола Леопольдовна. – Это какой-то геноцид по отношению к блохам. Не ровен час, что при усердии догов, придется этих насекомых, хоть они и паразиты, заносить в Красную книгу.
– Эти твари очень плодовиты и неистребимы, их, что в небе звезд, – успокоил художник.
– Рафаэль, сейчас же смени тему. Забодал ты всех своим Джимом, будто на нем свет клином сошелся,– потребовала Тамила. – Перед тобой прекрасные дамы, а ты о паршивом псе языком чешешь. Совесть и честь надо иметь.