Драконьер

Чекмаев Сергей

Драконьер

Сергей Чекмаев

ДРАКОНЬЕР

Не то, чтобы Гвор был рыцарем. По крайней мере, никто никогда не бил его прямым клинком по плечу, произнося слова Посвящения. Если так и было, то только в мечтах, ну может, еще в пьяной болтовне. Дабы охали погромче селянские девки, да стискивали от зависти зубы собутыльники. Но здесь, в разоренном Алваре, где каждый пастух, более или менее сноровисто управляющийся с пикой, считался воином, ветеран Вековой войны, переживший Битву Семи Народов и осаду Кимхара, кондотьер знаменитых "черных ландскнехтов" сойдет за настоящего носителя Золотых Шпор.

Поэтому когда на дорогу выскочил герольд в линялом салатово-розовом гамбизоне и совершенно немузыкально трижды протрубил в свой рожок, Гвор лишь ухмыльнулся. Ну да, ну да, как можно забыть этот древний обычай! Сидит себе какой-нибудь местный аристократик в своем замке, тискает по углам дебелых служанок, изредка выезжает на охоту - хотя какая охота в этом краю! - ну еще попытает иногда пришлого колдуна. А если скука совсем уж заела прикажет притащить ведьмочку для костра. И все. Поговорить не с кем, соседи кругом - королевские фохты, жалованные земельным наделом да парой деревенек. Грамоте не обучены, чего с ними обсуждать - виды на урожай? Скотьи болезни и качество навоза? Вот и завели аристократишки себе развлечение: высылают герольдов на все большие тракты да перевозы - пусть зазывают гостей на обед к графу или барону такому-то. Рыцарей странствующих, что полмира повидали, а не будет таковых - и алхимик-малефициус сойдет. У того тоже много чего занятного найдется порассказать. Отказываться нельзя. Во-первых - неучтиво, а во-вторых, всякие захолустные прыщи с титулами мнят себя крутым начальством, могут и обидеться. Характер у некоторых - не дай Предвечный! Заклинит в голове, и прикажет граф-барон дружине: догнать, схватить, заточить в каменный мешок и там сгноить за ненадобностью! Доказывай потом, что ты не то имел в виду.

А герольд тем временем вовсю заливался соловьем:

- Мой повелитель приглашает благороднорожденного и приятнозримого путника разделить с ним скромную трапезу!

Так, не стал герольд вколачивать в землю несчастного путника титулами своего прыща. Значит либо совсем незнатный у него господин, либо, наоборот, считает, что цвета его всякому в округе известны. Ну-ну...

- Что же, звонкоголосый посланник, воистину желудки наши пусты, а ум требует беседы. Благодарю твоего господина и с радостью принимаю приглашение.

Герольд зыркнул как-то странно, но сказал лишь:

- Прошу следовать за мной, благороднорожденный.

Нет, подумал Гвор, он и вправду принимает меня за настоящего рыцаря! В первый раз назвал благороднорожденным для красного словца, ладно, понять можно, но два раза подряд уж слишком. Впрочем, ничего такого уж загадочного в этом нет. Панцирь с черным оплечьем, боевой конь, привычный к литому нагруднику - любому пахарю видно, что передние ноги высоко не поднимает, армигер всамделешний сзади семенит, держась за стремя, - ну чем не рыцарь!

С Прямого тракта свернули на хорошую мощеную камнем дорогу. У посланника лошадь была - кляча клячей, еще полгода и пора на скотобойню, но он, похоже, привык. Да, не шибко богатая земля. Чтобы не ставить герольда в неудобное положение, не обогнать невзначай, Гвор то и дело сдерживал Седого поводьями. Шипастые подковы звонко высекали искры из старых булыжников.

Ехали молча. Герольд, видно, не мог заставить себя первым заговорить с рыцарем, Гвору же говорить не хотелось, и он молчал. Слышалось лишь тяжелое дыхание оруженосца. Ничего, Рамай, крепись, скоро приедем - отдохнешь впрок.

Наконец из-за ближайшего холма неровными зубами поднялись сторожевые башни замка. Гвор опасался худшего и был приятно удивлен - несмотря на явные признаки обветшания, стены выглядели крепкими, а сам замок - весьма и весьма... Да...

Потом Гвор увидел щит над въездными воротами и опешил. Во как! Черный гриф, когтящий добычу на красно-зеленом поле! Да это же маркграф Бассет, князь марки! Что же это он так обездолел-то, а?

Знамя с грифом Гвору довелось видеть при штурме Лахоской цитадели. Тогда король бросил "черных" ландскнехтов на стены, пообещав тем, кто останется в живых, город на один день и одну ночь. "Черные" резались как демоны, не считая убитых, и когда северная стена была занята, когда рухнул подрубленный мечом золотистый стяг Лахоса, король приказал князьям марки довершить дело. Гвор с дюжиной выживших ландскнехтов стоял, устало опустив меч, и смотрел, как сплошное море княжьей панцирной пехоты захлестывает последних защитников.

Ворота остались позади, проехали и переднюю стену, а Гвор все не переставал удивляться странному запустению и даже какой-то бедности. И это замок князя марки! Да стены крепки, но местами требуют ремонта. Стражники, стоящие у подъемного механизма, взяли на караул, как положено, но Гвор наметанным глазом разглядел поизносившиеся котты с выцветшим шитьем. Тот же черный гриф, конечно, но бледный какой-то. Люди выглядят усталыми, лица осунулись.

Спаси-защити, Предвечный! Гвор едва удержался от восклицания вслух. Вот почему я герольда-то не опознал. Гамбизон у него такой застиранный, что зеленый цвет стал салатовым, а красный - бледно-розовым! У стражи те же цвета, кольчужные безрукавки местами покрыты ржавым налетом, оружие местное, самокованое, никаких богросских клинков, никаких трофейных, тех же лахоских алебард, а ведь каких-то полтора года назад маркграф Бассет взял на Севере неплохую добычу. Гм... Есть над чем подумать.

С поклоном подбежал низенький толстячок, ливрейный слуга:

- Мой господин, спрашивает тебя, о благороднорожденный, окажешь ли ты ему честь поприветствовать его или предпочтешь сначала отдохнуть с дороги?

Гвор спешился, закинул поводья, кивнул армигеру - проследи, и только потом ответил:

- Хороший воин приветствует союзника, не дожидаясь рассвета. (Во загнул! Это из старого Кодекса, пусть знают с кем дело имеют...) Веди меня, честный прислужник.

Лестницы, длинные коридоры, едва освещенные коптящими факелами, полутемные залы... Далековато забрался маркграф. Гвор шагал неутомимо, а вот толстячок запыхался, дышал громко, со свистом. Наконец подошли к высоченной двухстворчатой двери с медным узорочьем. Оковка изъедена зеленью, старое тутовое дерево потемнело от времени. По бокам застыли даже глазом не моргнут - глыбообразные стражники. Ну, хоть у этих с оружием и доспехами порядок.

Хрипло дыша, ливрейный почтительно осведомился:

- Как прикажете доложить о себе, благороднорожденный?

- Хм... Твой хозяин помнит меня как черного кондотьера Гвора из Керкелеса. Так и доложи, только не зови больше благороднорожденным, хорошо?

Толстячок изменился в лице. Интересно, каких баек о "черных" ландскнехтах он уже успел наслушаться? Однако в голосе его страха почти не было:

- Понял, господин.

И споро юркнул за дверь. С минуту ничего не было слышно, потом досадливое восклицание и усталый голос: "Зови, чего уж теперь!"

- Кондотьер "черных" ландскнехтов, Гвор из Керкелеса!

Дверь распахнулась, и все тот же толстячок сделал приглашающий жест.

Маркграф Бассет сильно сдал с тех пор, как Гвор видел его в последний раз. Лицо князя марки избороздили морщины, волосы еще больше серебрились. Когда он встал, приветствуя гостя, стало заметно, что и тело уже с трудом повинуется хозяину.

Гвор, прекрасно сознавая разницу в ранге и возрасте, поклонился первым.

- Приветствую тебя, прекраснозримый и победнославный маркграф! Прими два моих поклона - как повелитель западной марки Алвара и как верный соратник!

Да-а-а... Трапеза маркграфа могла бы показаться насмешкой, если бы он не сидел с Гвором за одним столом и не ел то же самое. Конечно, луженый желудок кондотьера перемалывал, бывало, и не такое, в походах не до разносолов, но... Чтобы князь марки довольствовался жестким мясом дикого муфлона! А где же нежнейшее мясо молодой телочки из тучнейших стад? А это разве хлеб? Наполовину из ржаного семени! Слов нет, Гвору сойдет и такой, но, насколько он знал, аристократским зубкам не по нраву ничто кроме свежайшего пшеничного каравая. Да за один такой хлеб маркграф давно должен был повесить своего повара!