Сын розовой медведицы

Сперва желтолицые по-рыбьи открыли рты, как будто им не хватало воздуха, а потом вскрикнули разом и бросились бежать в противоположную от него сторону. Кто боится, тот спасается бегством. Таков закон леса и гор. Здесь не было ни леса, ни гор, но закон действовал одинаково. Ну что ж, испугались, тем лучше. Хуги подошел к костру, посмотрел на булькающую в ведре воду, потом на деревянное блюдо, наполненное только что вычищенной рыбой. Протянул руку, взял одну и поднес ко рту. Она была посоленной и показалась необыкновенно вкусной. Он съел вторую, третью, с удовольствием и восторгом вонзая в свежую и вкусно-солоноватую мякоть зубы. Он не был голоден, но ел, потому что все его существо просило соли. Вскоре вся рыба была съедена, возле блюда осталась лишь кучка костей. Тут он обратил внимание на плоский длинный предмет с деревянной ручкой. Поднял, разглядывая. На нем отражались блики солнца. Хуги провел по тонкому ребру пальцем и чуть не вскрикнул. Острая боль впилась в палец, как жало осы бембекс. Блестящий плоский предмет полетел на землю, а на пальце появилась кровь. Безобидная с виду вещь, оказывается, кусалась. Значит, могли укусить и другие вещи этих желтолицых. Что ж, он больше ни к чему не притронется, и если придет еще раз напугать желтолицых, то съест только рыбу.

На другой день пришел снова. Но на берегу не было уже ни шалаша, ни большой паутины на кольях, ни пустого изнутри дерева на воде, ни самих желтолицых. Двуногие существа, наверно, так перепугались, что решили убежать совсем.

Ему очень хотелось соленой рыбы, и он надеялся, что рано или поздно все же найдет их и опять заставит убежать.

Но Хуги обманулся. Однажды, блуждая по берегу, услышал вдруг рыбный запах. К нему примешивался запах двуногих существ. Все было как и в прошлый раз. Не пренебрегая осторожностью, он прокрался по камышам и увидел на прибрежной поляне уже не один, а несколько шалашей. Возле них что-то делали желтолицые. Их было много, гораздо больше, чем тогда. Но Хуги это не смутило. Чем больше двуногих, тем больше рыбы. Недолго размышляя, смело вышел из укрытия и направился к рыбачьему стану. Как и следовало ожидать, в стане поднялся невообразимый переполох. Двуногие забегали, засуетились и действительно стали разбегаться. Хуги почувствовал себя смелее. Откуда мальчику было знать, что желтолицые не разбегались, а, наоборот, решили отсечь ему пути отступления. Не знал он и того, что здесь были все предупреждены о его существовании и готовились сделать облаву. Но он пришел сам.

Реальную опасность для себя Хуги понял тогда, когда почти дошел до шалашей. Оглянувшись, увидел сзади желтолицых. Они были и сбоку, перебегая от куста к кусту и стягивая кольцо. Двух или трех увидел впереди. Его прижимали к озеру.

Надеяться было не на кого. Старый опытный проводник, никому не дававший его в обиду, находился сейчас далеко и преспокойно, ничего не ведая, спал в своей уютной берлоге под корневищем упавшего дерева.

Хуги, однако, не растерялся. Рявкнув по-медвежьи, он угрожающе присел, скаля зубы. Страшен и неестествен был этот оскал на человеческом лице с дико загоревшимися глазами. Желтолицые даже отпрянули, но потом снова пошли на него. Их кольцо стало теснее. В легких и просторных одеждах, сшитых из синей далембы, бритоголовые, с круглой макушкой, на которой росли длинные волосы, заплетенные в косу, люди были суровыми и предельно настороженными. На желтых широких лицах выражалась непреклонная решимость поймать его. Они были сильны, потому что их было много. С каждым в отдельности он справился бы шутя, потому что все время учился добывать пищу ловкостью и силой, они же, пропитанные рыбьим запахом, только и умели, что процеживать воду.

Прямо на него надвигались двое. Один высокий, в подкатанных до колен штанах, другой толстый, коренастый, с длинными жиденькими усами на безбровом лице. На голом рубцеватом теле Хуги обозначился каждый мускул. Так близко еще никогда не подходили к нему двуногие. Еще момент, и он будет схвачен. Но недаром Хуги умел выбирать моменты. В ту секунду, когда на него уже готовы были броситься, он бросился сам. Тело почти распласталось в воздухе. От сильного толчка высокий отлетел в сторону, но толстый успел схватить Хуги за руку и повернуть к себе. Но уже в следующий миг и сам покатился, как катится с горы камень. Минутное напряжение огласилось воплем желтолицых. На Хуги кинулись со всех сторон, но было поздно. Прорвав живую цепь окружения, он, словно выпущенная из лука стрела, стремительно понесся от озера. Ноги едва касались земли. За ним бросились вдогонку, но разве можно догнать того, кто был способен соперничать в беге даже с кабаргой?

Вскоре его потеряли из виду.

Спустя полчаса Хуги был в предгорьях. Озеро Эби-Нур больше не манило вкусной соленой рыбой, которую умели добывать желтолицые. Теперь так легко он не поверит их кажущейся пугливости. Они трусливы, когда их мало, но когда много, они смелы и коварны. Что ж, он запомнит и это.

Отдышавшись от бега, Хуги долго смотрел на сверкающую под солнцем чашу огромного озера, чьи окрестности были так богаты теплом и пищей. Над озером по-прежнему не умолкал гомон зимующих на нем птиц, и под этот гомон он решительно повернулся и, больше не оглядываясь, пошел навстречу белой цепи гор, синеющей в дымке теплого марева.

13

В конце декабря Хуги пересек хребет Борохоро и спустился к истокам реки Или. Когда-то здесь вот так же в одиночестве бродила Розовая Медведица, подчиняясь неуемному духу бродяжничества.

На берегах Или он снова встретился с двуногими существами. Но теперь был опыт, было знание, что лучше всего держаться от них подальше. И он ушел, не желая рисковать своим благополучием.

Но на новом месте, где вдоволь было разнообразной пищи, его чуть не постигла беда, более ужасная, чем встреча с двуногими.

Он шел по каменистому склону, ища на ночь уютное и безопасное место для ночлега. Обычно выбирал его среди камней, недоступных для хищника. Или это была глубокая ниша в скале, или узкая щель с выступом. Натаскивал туда травы, веток и спал, чувствуя себя в безопасности. Временное логово найти было всегда нетрудно. Имелись и постоянные, которые Хуги занимал по месяцу и больше, пока не переселялся в более богатый дичью район.