Якудза

— А этот… Иисус?

— Иисус Навин? Из той же серии. Библейский полководец, который, несмотря на то, что Бог сказал ему тщательно хранить и выполнять закон, который завещал Моисей, — то есть заповеди, и «не убий» в том числе — вырезавший море народу для того, чтоб евреям комфортно жилось в земле обетованной. Кстати, Бог Иисусу усиленно помогал, в ходе одной битвы даже остановил заходящее солнце, чтоб протеже мог при свете без помех докромсать очередную партию аборигенов. Короче, с точки зрения христианства, клевый был царь во всех отношениях. А с точки зрения его жертв? Но если честно, сам тащусь от этого Навина. Реально был крутой и отмороженный чувак. Я, кстати, потому и фамилию его себе взял. Уважаю… Кстати, у древних викингов — по тогдашним меркам, отнюдь не тупорылых дикарей, судя по их культурному наследию и песням скальдов, от которых и сейчас многие народы тащатся, — был интересный метод воспитания воинов. Сначала ребенок должен был убить цыпленка. Причем, голыми руками. Потом курицу тем же способом. А потом — раба. Ребенок — раба. Голыми руками. Причем, с точки зрения викингов, это отнюдь не было дикостью. Это было нормой жизни. Формировался боевой дух будущего воина, необходимый в битвах за новые земли. Неудивительно, что они завоевали Англию.

— Но так ведь можно все оправдать, — растерянно проговорил Витек.

— Именно, — усмехнулся Стас. — Только не оправдать, а объяснить. Оправдываются виноватые. В твоем случае ты убивал только по необходимости. И убивал кровопийц и уродов. А иначе сейчас бы гнил в земле сам. Если помнишь со школы, Пересвет — схимник! То есть, наиболее аскетичный и близкий к Богу монах, убил Челубея — и потому герой народный вот уже шестьсот с лихуем лет.

— Но и Челубей, вроде, убил Пересвета… — неуверенно сказал Витек.

— Правильно понимаешь. И он тоже герой. Только с точки зрения своего народа.

Витек опустил локти на колени и обхватил руками голову. Голова была легкой и пустой, как футбольный мяч. В ней не было ничего. Ни одной мысли. И чужих голосов там, кстати, тоже не было.

Толстый бизнесмен с ужасом глядел со своей стены на сидящую перед ним троицу. И хотя кляпа у него во рту не было, а веревки, под весом тела глубоко, до мяса врезавшиеся в кожу, причиняли невыносимую боль, он за все золото мира не решился бы раскрыть рта. Он чувствовал всеми своими измученными болью, просящими о пощаде нервами — скажи он хоть слово, обрати на себя внимание — и все. О нем вспомнят и не помилуют. И сейчас, пусть даже вот так, вися на стене, он хотел жить и тянул мгновения, отдаляя страшную минуту.

— А как же Бог? — тихо спросил Витек.

— Это ты опять насчет «не убий»? — небрежно поинтересовался Стас. — Снова придуриваешься? А как насчет всего, что я тебе только что говорил? История любой религии, в том числе и христианства — это море крови, включая крестовые походы и костры инквизиции. Почитай Библию на досуге, например, ту же книгу Иисуса Навина. И что? Десятки тысяч людей, убитых руками христиан. «И предали заклятию все, что в городе, и мужей и жен, и молодых и старых, и волов и овец, и ослов истребили мечом». Это цитата. Непонятно только, чем им ослы-то не угодили?

— А ты часом не сатанист? — осторожно спросил Витек.

— Вряд ли, — рассмеялся Стас. — Признаться, Ла Вея с Кроули читать приходилось, но и там бреда предостаточно. Так что, Витя, исходя из того, что кумиров себе создавать не стоит, единственный мой судия не Бог и не Сатана, а я сам. И мои ошибки — это мои ошибки, которые я сам признал ошибками. На которых я учусь и которых стараюсь не повторять.

Витек подумал, что сейчас Стас высокопарностью речей, произносимых высоким штилем, здорово смахивает на покойного Саида. Случайно ли?

— Но ведь у других людей может быть другое мнение… — попробовал возразить он.

— А на чужое мнение мне глубоко положить, — сказал Стас. — Прислушиваться стоит лишь к тем людям, которые добились в жизни большего, чем ты. И то добились вещей, которые ценны для тебя, а не для кого-либо другого. Но только прислушиваться, а не воспринимать их слова как руководство к действию. Только я таких на сегодняшний момент в поле своего зрения не обнаруживаю…

Афанасий скучал отчаянно. Он уже устал зевать и выразительно поглядывать на часы. Наконец, он не выдержал.

— Пацаны, ну поимейте совесть-то. Кончайте порожняки гонять, а? Жрать уже охота — сил нет. Щас с голодухи у жирного ляжку оттяпаю и зажую на раз-два-три.

— Милости просим, — хмыкнул Стас. — Приятного аппетита. Но Афанасий прав, — вздохнул он. — Пора нам заканчивать душеспасительные беседы. Кукушке полегчало?

— Чему? — недоуменно спросил Витек.

— Головушку, головушку попустило? Мертвяки шебуршиться перестали?

Витек машинально потер виски кончиками пальцев.

— Да вроде бы…

— Ну и ладушки, — весело подытожил Стас. — Тогда быстренько кончай с этими — и поперли в ресторацию.

Там сегодня Артавазд знатные свиные ребрышки организовал — пальчики до локтей оближешь.

Ребрышки — это было, наверное, неплохо: желудок уже подавал сигналы о необходимости присутствия в нем чего-то подобного. Только первую часть Стасовой фразы Витек не совсем понял.

— С кем кончай? — спросил он.

— Как с кем? — удивился Стас. — С этими.

Он кивком головы указал на распятых.

Жирного бизнесмена била мелкая дрожь. Хотя в помещении было достаточно прохладно — в спортзале ощутимо работали кондиционеры — трясущиеся капли пота скатывались по его лицу на воротник рубашки, потемневший от впитавшейся в него влаги. Он судорожно и бестолково сжимал и разжимал пальцы рук, будто пытался дотянуться до вбитых в стену костылей, хотя, даже если бы ему это и удалось, вряд ли что-то изменилось бы в его судьбе.

Парень в черном еще не пришел в себя после удара Афанасия, и только еле слышный хрип, прорывающийся из его рта сквозь кляп, свидетельствовал о том, что он еще жив.

Теперь Витек понял все.

— Нет, — твердо сказал он. — С меня хватит.

— Странно, — ровно произнес Стас. — А мне показалось, тебе это нравится. Похожим голосом кричат только во время высшего кайфа. Например, при оргазме. Или когда берут действительно крутой вес и крышка улетает в космос. Но твой крик был гораздо круче.

— Я тогда… кричал?..

— Было дело, — хмыкнул Афанасий.

…Голос. Прекрасный, словно музыка сфер. Словно глас божества, снизошедшего с небес… Значит, это был просто собственный первобытный, дикий вопль убийцы, всем телом впитывающего жизненные силы только что умерщвленного врага…

— В общем так, — сказал Стас, поднимаясь с кресла. — Хрен с тобой, золотая рыбка, не хочешь — не надо.

Но тогда я их отпущу. Пусть и дальше трахают детишек, а потом делают из них фарш. Только теперь это будет на твоей совести.

Витек уже тоже был на ногах и теперь медленно переводил взгляд с одного распятого на другого.

Это было жалкое зрелище. Бизнесмен смотрел на него, как раненый заяц на охотника, медленно поднимающего ружье. С его отвисшей губы вниз через подбородок протянулась нитка слюны, медленно расширяя границы темного пятна на рубашке. Витек стоял и смотрел, и сейчас ему больше всего на свете хотелось, чтобы муки этого человека прекратились раз и навсегда.

— Это правда? — тихо спросил он.

Бизнесмен молчал. И смотрел, трясясь и не мигая. Только к темному пятну на воротнике прибавилось того же цвета пятно, стремительно расползающееся по брючине.

— Они говорили правду? — так же тихо повторил вопрос Витек, делая шаг вперед.

Глаза бизнесмена вылезли из орбит. Он вдруг заверещал тонко и неестественно, задергался, словно марионеточный паяц — и внезапно резко обвис на своих костылях, выпучив глаза и закусив до крови почти половину вывалившегося наружу языка. Но боли он уже не чувствовал. Теперь ему было все равно.

— Надо же, — удивленно качнул головой Афанасий. — Сдох. Со страху.

— Точно сдох? — не менее удивленным голосом спросил Стас.

— Что я, жмура не видел? — оскорбился Афанасий. — Во дает дядя Витя. Прям в реале палач какой-то. От одного его вида люди дохнут.