Якудза

Витек невольно залюбовался этим танцем смерти. То, что это именно танец смерти, сомнений не было. Потому как такой удар — выверенный годами тренировок, с вложением всех ста двадцати-ста тридцати килограмм литых мускулов, да еще туда, куда надо, и к тому же голым кулаком, не защищенным боксерской перчаткой или хотя бы каратистским «блинчиком», — это, скорее всего, смерть. Или страшное увечье на всю жизнь. И еще неизвестно, что хуже.

Стас нанес прямой удар предплечьем в грудь нарисованной жертвы — и одна из цепей не выдержала, лопнув с натужным звоном. Мешок провис набок. Стас с досадой пнул снаряд, матюгнулся, повернулся, взял с рядом стоящей скамьи полотенце — и тут увидел Витька.

Витек не стал дожидаться покровительственных взмахов хозяйской длани и шагнул вперед.

Стас снова не счел нужным поприветствовать гостя.

— Люблю этот удар, — кивнул он на грушу. — Если проходит — то все. Или ребрам кирдык, или трахее. Куда попадешь, значит, тому и кирдык. И по-любому, тому, кому он прошел, звездец. А знаешь, откуда я его взял? Из тупой компьютерной игрушки типа «Мортал комбата». Век живи — век учись.

Что такое «Мортал комбат», Витек не знал и потому информацией не проникся. Хотя, удар, надо признать, был впечатляющий. Стоило запомнить и отработать на досуге.

Стаса же, похоже, невнимание к его познаниям в науке набить лицо ближнему слегка задело. Он бесцеремонно начал вытираться полотенцем, не забывая подмышки и нимало не стесняясь присутствия гостя.

— Так чем обязан? — спросил он, не прерывая своего занятия тоном типа: «А не пора ли вам, юноша, по известному адресу?»

— Я Афанасию долг пришел вернуть, — скучно сказал Витек.

— Какой такой долг? — удивился Стас, нюхая полотенце и недовольно морща при этом нос.

— Я у него машину купил. И денег остался должен. Пришел вернуть, — механическим голосом говорящего автомата объяснил Витек.

— Это его табуретку на колесах, что ли? И за сколь прибарахлился?

— За шестнадцать.

— Круто, — усмехнулся Стас. — И откуда же у вас, молодой человек, позвольте поинтересоваться, такие деньги?

— Заработал, — по-прежнему безразлично ответил Витек.

Стас отложил полотенце, присел на скамью и потер лоб.

— Ну, заработал, так давай мне. Я передам.

Витек покачал головой.

— Я ему должен. Ему и отдам.

— Не доверяешь, значит?

Витек молчал.

— Не доверяешь. И правильно делаешь. Как говорил цыган в анекдоте, никому верить нельзя, самому себе верить нельзя…

И заорал неожиданно и зычно:

— Афанасий!!! А-фа-на-сий!!! Эй там, ёп-перный театр, Афоню позовите кто-нибудь!

Из-за стеклянной перегородки, за которой по-прежнему глухо трещали выстрелы, словно чертик из табакерки, выскочил Афанасий в грязном пятнистом камуфляже. При виде гостя на лице его промелькнула легкая ухмылка.

— Тебе долг принесли, — сказал Стас, кивая в строну Витька.

— Весь? — изумился Афанасий. Ухмылку с его лица как ветром сдуло.

— Весь, — сказал Витек, доставая из кармана пачку долларов, перетянутую черной резинкой. — Восемь тысяч.

— Так, — сказал Афанасий, слегка меняясь в лице. Он взял деньги, повертел их, отыскивая что-то, одному ему ведомое, и, отыскав, с глухим «У-ф-ф!» опустился на скамью рядом со Стасом.

— Настоящие? — кивнул на деньги Стас.

— Самые что ни на есть, — покачал головой Афанасий. — Настоящее не бывает.

Он оторвал взгляд от пачки и уставился на Витька.

— А теперь давай начистоту, парень. Что с Дрыном?

— С кем? — не понял Витек.

— С Дрыном. Это ты у него деньги отобрал?

— Эти — деньги — я — заработал, — раздельно каждое слово повторил Витек. — И вернул тебе долг. А как я их заработал — это не твое дело.

Ноздри Афанасия начали раздуваться. Сейчас он совсем не был похож на деревенского увальня. На скамье сидел матерый уголовник, реально собирающийся «мочить» вконец оборзевшего «фраера».

Но «мочить фраера» ему не дали.

Стас положил тяжелую руку на плечо Афанасия.

— Остынь, братуха, — сказал он. — Как ни крути — а Виктор прав. Хошь по понятиям, хошь по жизни.

— Так он же…

— Итак, Виктор, — перебил Афанасия Стас. — Ты мое предложение обдумал?

— Это насчет работы? — мрачно поинтересовался Витек.

— Это насчет нее.

— А у меня есть выбор?

— Честно говоря, вряд ли, — хмыкнул Стас.

— Понятно. Ну, если подлянки свои прекратите — то можно попробовать.

Стас рассмеялся.

— Подлянки? Ты о чем это, Витя?

— Сами знаете о чем, — хмуро ответил Витек. — Что ни день — не ты, так твои мордовороты как лоха обуть пытаются.

— Так лох — он для того и существует, чтоб его обувать, — вкрадчиво сказал Стас. — Это своих обувать западло.

— Я теперь свой?

— Теперь да.

— А денег своим сколько платят?

— Две штуки в месяц для начала тебя устроят? Плюс премиальные. За особые задания.

— Две штуки чем? Долларами?

— Нет, керенками.

— Если долларами, то устроит. Правда, смотря чего делать надо.

— Для начала домой иди, — сказал Стас. — Отдохни, трахни там кого-нибудь, в кабак сходи — только не нажирайся. С завтрашнего дня у тебя начнется веселая жизнь. В десять ноль-ноль будь любезен быть здесь.

Витек не заставил себя долго упрашивать.

С шипением закрылись за ним бронированные створки.

Афанасий резко повернулся к Стасу.

— Не, ну теперь ты мне скажешь, на кой тебе сдался этот валенок? — резко спросил он.

На поясе Стаса зазвонил мобильник. Стас махнул рукой Афанасию — подожди, мол, — и щелкнул трубкой.

— Да, слушаю.

— Стас! — завопила трубка. — Это Длинный! Тут такое, блин!!!.. Не, ну такое!..

— Короче, — потребовал Стас.

— Ну, мы с Дрыном вчера начали…

— Подробности не по телефону.

— Ну, короче, все как ты сказал. Только, значит, вскрыли, так вылетает этот лох. Я в темноте не разобрал, но, по-моему, он Дрыну каким-то дрыном в лобешник засветил, аж треск пошел. Дрын с катушек — хлоп.

— Дрыну дрыном — это сильно. А ты?

— Ну это… он и меня приложил… так, что я еле-еле смог ноги сделать. А меня ментовской патруль через квартал тормознул — куда бежишь, зачем бежишь. Короче, пока они там все про меня выяснили, я всю ночь в обезьяннике просидел. Только откинулся — и сразу тебе звонить. Стас, это… слушай, по ходу, лох Дрына вглухую сделал — у него башка в натуре как арбуз затрещала…

Стас не дослушал возбужденные вопли, доносящиеся из трубки, и медленно задвинул назад крышку мобильника.

— Что-то типа этого я и ожидал, — задумчиво произнес он. — А вот тебе и ответ, Афоня, на все твои вопросы. Лох-то наш за неделю пятерых человек завалил. Такой лох — он дорогого стоит.

— Это точно, — сказал Афанасий. — Только что ж это получается? Он Дрына грохнул и мне же вернул мои бабки, которые я Дрыну дал за то, чтоб он мою тачку дернул и мне пригнал? У меня ж клиент заряжен, который за мое точило с ходу двадцатку грина дает! А я, выходит, твоему Вите его за восемь продал?

Стас развел руками.

— Теперь уж ничего не попишешь. Твоя была идея. Бывает.

Афанасий рассвирепел.

— Да я ж еще своим гаишникам триста грин за спектакль отстегнул! Да я его…! Да он мне…!

— Погоди, Афоня, охолони.

Стас похлопал Афанасия по загривку, словно хозяин брыкающегося коня.

— Ты ж все бабла влегкую срубить хочешь…

— А кто этого не хочет? — окрысился Афанасий. — Ты что ли не хочешь?

Стас рассмеялся.

— Ежели хочется бабла легкого да чтоб по жизни сидеть в тепле и ни фига не делать, для этого много учиться надо. Фидлера с Кортасаром читать, слова умные учить, типа там — симулякр или, скажем, дискурсы легитимации…

— Не, такой фени мне не освоить, — покачал головой Афанасий.

— Понятно. Тогда, выходит, книжки писать — это не твое. А то подумай. За книжки с симулякрами иные писатели в столице за раз по сотке косарей грина отхватывают.

— Да ну?! Не звездишь?