Якудза

Итак, на кровати, эротично раскинувшись, спала Александра. На инвалидном Витьковом диванчике были аккуратно расстелены разорванные полиэтиленовые пакеты, на которых в свою очередь были сложены ее юбка и пиджак, свернутые строго по швам и уложенные друг на дружке аккуратно и симметрично, как обмундирование новобранца в армии перед какой-нибудь инспекторской проверкой. На спинке единственного стула, уцелевшего после разгрома, висели женский бюстгальтер и чулки. Створки шкафа, стоящего рядом с диваном, были распахнуты, стопки чистого белья в нем разворочены — видимо, в поисках свежего постельного комплекта.

— Лихо подруга распорядилась, — пробормотал Витек, потирая шею и задумчиво рассматривая полуоткрытое, выглядывающее из-под одеяла полушарие груди. — Мало того, что целыми днями всей своей кодлой мудохают кому не лень, теперь еще и из собственной койки выперли. Да еще и дрыхнут в ней в чем мать родила.

И заорал что есть мочи, с подвывом, пиная дореволюционный матрас:

— Это кто тут спит в моей кроватке?!

Александра лениво открыла один глаз и сладко зевнула.

— Ну, мудак… — сонно протянула она и закрыла глаз обратно.

— Кто мудак? — негромко спросил Витек и пнул матрац снова — на этот раз зло и намного сильнее.

Не открывая глаз, Александра вытащила руку из-под подушки. В ее ладошке уютно пристроился маленький пистолет. Щелкнул предохранитель, и девушка ласково промурлыкала:

— Хватит пинаться, ладно? А то ногу прострелю.

— Ну не сука?.. — восхитился Витек.

— Угу, — ответили с кровати. — Кофе девушке свари.

— И в постель подать? — язвительно осведомился Витек.

Ответа не последовало. Только шевельнулось одеяло, и грудь исчезла под кружевами, вышитыми сестрой на пододеяльнике.

Больше смотреть было особо не на что. Разве только на сопящую в кружева мордашку. Или на пистолет. Но пистолет — черт бы с ним. Бюст незваной гостьи воодушевлял Витька намного больше. Но бюста больше видно не было, а поэтом, чтобы восхищаться чертами лица прекрасной дамы, Витек не был. Тем более что с чертами, помнится, у Насти-то было получше. Хотя, фигура, конечно…

Мучаясь размышлениями, что в девушках предпочтительнее — лицо или фигура, Витек поплелся на кухню.

— Кофе ей вари… — возмущался Витек, ковыряясь в рядах пустых и полупустых банок, заполняющих полки. — Черт, нету ни фига. Франкенштейн, скотина, все выжрал. Стало быть, хрен тебе, милая, а не кофе. Обойдетесь чайком. С утра оно и полезней будет… А ведь, действительно, мудак. Чего напрягаюсь? Стервь подколодная, не могла меня на диван пристроить, шмотье свое разложила. Шмотки ей дороже живого человека! «Кофе», блин… И вообще, какого черта она тут делает?

Он закинул в рот десяток таблеток цитрамона, оставленных на всякий случай медицински грамотным Севой-Франкенштейном, и надолго присосался к крану, жмурясь от наслаждения. Почему-то казалось, что ледяная струя размывает тупую боль в шее и монотонное гудение в обласканной Стасовым кулаком голове.

Наконец Витек оторвался от крана, залил чайник водой, поставил его на плиту, после чего, усевшись за стол, положил лицо на руки и… незаметно для себя задремал.

— Дрыхнешь?

Витек вздрогнул и проснулся. Только что приснившийся ему роскошный бюст навис над ним во всей своей притягательной реальности.

— Кофе готов? Не слышу аромата.

Александра стояла над ним, расчесывая влажные после душа волосы.

Дорогое нижнее белье, скорее, не скрывало, а подчеркивало все выпуклости и вогнутости данного от природы и вдобавок грамотно тренированного тела.

Под рабочими доспехами, в которых Витек видел ее в клубе, конечно, угадывалось кое-что соблазнительное. Особенно после купания в бассейне. Но чтобы так…

У Витька пересохло во рту.

«Нет, все-таки фигура — это фигура», — проскрипела в мозгу корявая мысль.

— Ну, чего уставился? Кофе где?

— А я те чо, нанимался? — окрысился Витек.

— А ты танцуешь только за деньги? — насмешливо спросила Александра. — И сколько нынче стоит чашка кофе? Я заплачу.

— Знаешь что! — взъярился Витек.

— Что?

Она стояла, опершись плечом о косяк двери и скрестив руки на груди. Все знала про себя, зараза, и про фигуру, и про ноги, и про то, как оно все в совокупности с длинными черными волосами ниже плеч, ресницами и огромными глазищами действует на мужиков. Вот что, значит, бывает, когда с некоторых девушек смывается деловой макияж, больше похожий на слой строительной побелки… И куда девалась бизнес-вумен в строгом костюме с пучком волос на затылке? Красавица… И смотрела — мол, и чего ты сделаешь, смелый и решительный, и куда ты денешься с подводной лодки?

Витек поднялся с табуретки и шагнул к ней. И обнял… почти. Да только…

— Х-ха! — знакомо выдохнула Александра.

Витек как таракан на булавку насадился солнечным сплетением на маленький, но острый кулачок. Да так удачно, что только охнул, схватился за живот и медленно осел обратно на табуретку.

— Похоже, сэр, вы меня неправильно поняли, — с сожалением сказала Александра, беря с полки банку из-под чая и заглядывая в нее. — И вообще, хреновато тут у вас. Кофе нет, биде нет, манеры у хозяина — как у колхозного сторожа. К тому же чайник твой почти весь выкипел, пока ты тут щеки давил…

Витек продышался немного на своей табуретке и теперь смотрел, как Александра ловко заваривает чай и сооружает яичницу из четырех чудом оставшихся в холодильнике яиц. Причем вместо масла девушка плеснула в сковородку немного воды.

— Ну как, очухался? — спросила она между делом.

— Слушай, — задумчиво спросил Витек. — Ты мне можешь объяснить одну вещь?

— Хоть две, — милостиво разрешила Александра.

— Тогда две. С какой радости меня ваша кодла метелит почти каждый божий день? И ты в том числе?

— Воспитываем, — сказала Александра, ставя горячую сковородку на стол и уминая яичницу прямо со сковородки. — В рамках программы заботы о ближнем. Тебя, Витя, если не лупить, то как дураком был, так дураком и помрешь. Ты не обидишься, если я все съем? Жрать хочу, как барракуда.

— Правильно, — кивнул Витек. — Меня кормить не надо. Я с весны закормленный. К тому же, яичница на воде…

— Ну и молодец, — сказала Александра, ловко орудуя вилкой. — А насчет воды — это тоже от твоей дремучести. Масло — штука вредная. Особенно для фигуры. А уж то, что в ваших палатках продается…

— И второе. Ты зачем это с собой делаешь?

— В смысле?

— Ну… штукатуркой лицо замазываешь?

— А, это, — рассмеялась Александра. — Это чтоб всякие разные, — она выразительно посмотрела на Витька, — не лезли. Кулаки на фиг об вас отобьешь, ногти переломаешь, маникюрить нечего будет. Но это все лирика. На вот, держи, — сказала она, неизвестно откуда вытаскивая пачку долларов и бросая ее на стол. — Вчера Стас мне выделил двоих своих амбалов с машиной и сказал тебя домой доставить. А когда придешь в себя, премиальные вручить. В себя ты не приходил упорно, мы уж думали, что все, отпрыгался. Ну, ребят я к ихним бабам отпустила, а сама, как ответственное лицо, осталась дежурить.

— На моей кровати, — вставил Витек. Но Александра не прореагировала, продолжая уплетать яичницу и одновременно разглагольствовать с набитым ртом.

— Ну вот, как видишь, ты не помер, все окончилось хорошо, к шишке на черепе лед приложишь, позавтракать можешь в ресторан какой-нибудь съездить — тут на тыщу местных ресторанов хватит — а у меня дел сегодня по горло, почавкать могу и не успеть. Так что, милый, не обессудь.

Витек нахмурился.

— Я не возьму, — сказал он.

— Чего не возьмешь?

— Деньги не возьму.

— Ну и дурак, — безапелляционным тоном сказала она, для убедительности тыкая в его сторону вилкой. — Дают — бери. У тебя сроду таких денег не было и не будет. Стас так просто никому ничего не дает. А эти деньги ты заработал.

— Заработал?

— Угу. И как заработал — неважно. Деньги не пахнут. А насчет его предложения подумай. Когда Стас работу предлагает, народ обычно не отказывается, а в ножки ему кланяется.