Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 35

Сестра Елизавета была далеко на севере вместе со своим викингом и скальдом Харальдом Суровым. Тяжело было прощаться Анне с матерью. Гордая Ингигерд, властная и сильная, позаботилась, чтобы дочери получили отличное воспитание и образование. Они умели вышивать шелком и золотом, знали врачевальное искусство, как и сама Ингигерд, умели рассказывать и знали наизусть саги, тем более что в них пели и о матери, и об отце, читали и по-русски, и по-скандинавски — об этом мать заботилась неукоснительно.

Анна вспоминала киевские сады при княжеском дворце, где было так много плодовых деревьев: по весне белой и розовой пеной покрывались цветущие вишни, яблони, сливы, груши, высокими свечками тянулись каштаны. Между деревьев отцовские садовники сажали розы, лилии, шафран, фиалки, нарциссы. В просторной столовой у матери каждый день за обедом усаживалось не меньше тридцати-сорока человек. Здесь было скромнее, чем в княжеском дворце, убранном драгоценными тканями, серебряными подсвечниками, мозаикой из Византии, даже мебель была украшена золотом, разноцветными эмалями. А какие богатые были у отца застолья! Чего-чего только не было на княжеском столе: гуси, утки, куры, лебеди, зажаренные целиком… Икра, молоко, масло, грибы, вино, сладости, рыба самых различных видов. Кабанов, баранов, быков жарили на гигантских вертелах. Из муки и меда выпекали пряники, в них добавляли привезенные с Востока пряные травы. Особым почетом пользовалась мята — ее клали в напиток, называемый «мед». В огородах сажали сельдерей, репу, кресс-салат, свеклу, капусту, тмин, цикорий, хрен.

В комнате матери всегда стоял запах дорогих благовонных притираний. После того как Харальд Суровый побывал на службе у византийской императрицы Зои, известной во всей Европе необычайно моложавым видом и искусством самой составлять ароматные кремы (в сагах рассказано, как Зоя влюбилась в Харальда и хотела оставить его при себе), он привез в Киев Ингигерд, давно начавшей стареть, эти бесценные флаконы. (Для Зои доставлялись травы и корешки из Индии и Эфиопии, круглый год в ее дворцовых покоях в Константинополе горели жаровни, и императрица сама над ними колдовала.) Каждый такой флакон стоил немало золота.

Ингигерд выучила дочерей и верховой езде. Ею увлекались при дворе византийских императоров, но во Франции на Анну смотрели с изумлением, когда она садилась на лошадь для верховой прогулки или тем более когда отправлялась на охоту. Именно русская королева принесла эту моду во Францию.

В Древней Руси каждая женщина умела прясть, ткать и шить одежду. В бедных семьях это служило зачастую важным источником дохода семьи, в богатых — необходимым условием воспитания. Считалось, что хозяйка непременно сама должна все уметь — иначе не сумеет распорядиться и слугами. Она должна научить прясть, ткать и шить каждую служанку и рабыню. Ведь именно женщина в доме вела хозяйство, и чем больше оно было, тем больше умения и знания требовалось от госпожи. Примером этому служила Ингигерд-Ирина — дочь шведского короля и княгиня Древней Руси. Она вникала во все и все умела. Конечно, было еще и умение повелевать, но ведь и это своего рода наука и искусство. Во многих семьях тогда именно женщины являлись главой семьи, управляя всем. Ничто в жизни не проходило мимо них.

Разумеется, Анна была христианкой, но ведь христианство не впиталось еще в плоть и кровь каждого: не прошло и ста лет после его принятия. Язычество было необычайно сильно в быту и повседневной жизни. Ходили в церковь, но продолжали верить в русалок-берегинь, колдовство и чародейство, леших, домовых. Языческая стихия жизни еще была разлита повсюду.

В 1054 году, в год смерти Ярослава Мудрого, в Киеве совершилось разделение церквей на католическую, подчиненную Римскому Папе, и православную, признающую только власть константинопольского патриарха. Но Анна уже была во Франции, и, разумеется, она не могла выбирать: ей нужно было признать власть Римского Папы, чтобы жить в мире со своим народом. Да и эти тонкие различия казались пока еще отвлеченным, далеким от жизни богословием.

Главным было другое: Анна была молода и красива, ей хотелось любить, но Генриха I любить было невозможно.

Анна скучала по сестрам. Не только по Елизавете, но в особенности по младшей — Анастасии. Анна баловала ее. Ей доставляло удовольствие наряжать ее в свои платья, вешать на грудь ожерелья, примерять ей свои браслеты и перстни. Вспоминала детство: еще жива была старая нянька отца — князя Ярослава, дочь языческого жреца-волхва. Она была искусна в волхвовании и «чарах», как все шепотом передавали друг другу. Поговаривали, что она и яды могла изготовить из трав. Заговаривала зубную боль, лечила раны, принимала роды. Даже Олав Толстый, которого потом объявили Святым, несчастный норвежский король, всю жизнь любивший Ингигерд, всегда внимательно приглядывался к тому, что делала нянька, — он ведь тоже умел лечить людей.





Нянька любила Анну за страстность, горячность крови, за то, что ни к чему в жизни та не была равнодушна и не боялась признаться, что любила и что ненавидела. Не скрывала ни приязни, ни неудовольствия. Нянька не любила брата Всеволода — любимца отца: он слишком много, по ее понятиям, проводил времени в церкви, чтобы угодить отцу и митрополиту.

Анастасия тоже стала королевой — в Венгрии, а она так же далека, как и Русь. Муж Анастасии король Эндре I начал править в 1047 году, и ему ко дню коронации император Византии Константин IX Мономах прислал корону сказочной красоты.

Византийский император был заинтересован в союзничестве Венгрии. Но для него имело значение и то, что Эндре I венчался королем вместе с дочерью Ярослава Мудрого. А ему правитель Византии отдал в жены для сына Всеволода свою любимую дочь. (Впоследствии она станет матерью киевского князя Владимира Мономаха.)

Эта корона-диадема представляла собой настоящее чудо ювелирного византийского искусства: семь золотых створок, закругленных сверху и украшенных перегородчатой эмалью, были соединены друг с другом. Они изображали Константина IX Мономаха, известного покровителя искусств, его супругу императрицу Зою, красавицу в зубчатой короне, и ее некрасивую сестру Феодору. По обе стороны от этих царственных персон были еще фигуры символические — Правосудия и Смирения, столь необходимые правителям.

Эндре I правил страной до 1061 года. На озере Балатон, где стоял его дворец для отдыха, вместе с ним любила бывать Анастасия, и полуостров до сих пор называется по-славянски — Тихань — может быть, в память королевы. Она и в детстве была тихой. На вершине холма Тихани и доныне стоит аббатство, основанное мужем Анастасии. Подземная часовня, где похоронен Эндре I, нерушима свыше девятисот лет. Надгробие его сохранилось до наших дней. Плещется тихо Балатон, незримо исчезла, растаяла жизнь Анастасии. А корону-диадему Эндре I, которая хранится теперь в Национальном музее в Будапеште, в 1861 году случайно нашел какой-то крестьянин — откопал в земле.

Анна хотела поскорее родить ребенка, чтобы к нему привязаться, перестать скучать по Киеву, родителям, сестрам и братьям. Но детей все не было и не было. Горячие молитвы не помогали, и Анна по обету выстроила в Санлисе монастырь Святого Викентия. Может быть, это помогло, а может быть, пришло время ей стать матерью. Сын Филипп родился в 1053 году, еще при жизни Ярослава Мудрого, и дед прислал для внука из Руси богатые подарки — успел прислать. Потом родились Гуго и Робер, рано умерший. Дети отнимали много времени и душевных сил, но природа щедро одарила Анну. Судьба наградила ее и счастьем любви. Жизнь Анны, как и жизнь ее матери Ингигерд-Ирины, можно было описать пожалуй что в рыцарском романе. Вот он.

Самым могущественным, богатым и независимым владетелем земель во Франции, даже богаче и независимее короля, был граф Рауль III Крепи де Валуа. Рауль влюбился в русскую красавицу королеву, и Анна ответила ему взаимностью. Вероятно, их отношения начались еще при жизни Генриха I, потому что он пожаловался на жену Римскому Папе Николаю II. Папа состоял в переписке с Анной, и это заставляет предположить, что Анна знала и латинский язык. Николай II пишет послание Анне, где хвалит ее достоинства, одобряет за помощь бедным и просит «поберечь короля». Однако Генрих I был уже тяжко болен и скончался в 1060 году. Королем стал малолетний Филипп, а Анна — регентшей при нем. Вдова с сыновьями поселилась в замке Санлис, среди густых лесов.