Страница 74 из 81
И когда он отклонился в сторону, чтобы его стошнило, Блей держал его голову, пока желудок не опустел. Сэкстон краем сознания отметил голос мужчины, когда он снова обращался к нему. Но, Боже, он не понимал ни слова.
Тогда Куин присел на корточки. Губы Брата двигались, и его разноцветный взгляд был серьезным, обеспокоенным и полным сочувствия.
— Я не могу… — Сэкстон снова постучал себя по уху. — Я не слышу, что ты говоришь…
Кивнув, Куин сжал плечо Сэкстона. Затем мужчина посмотрел на Мэнни и Дока Джейн, склонившихся над Раном.
Избранная… здесь была Избранная, осознал Сэкстон.
Подождите, они бы не привели ее, будь Ран уже мертв, ведь правда?
— Кто-нибудь, поговорите со мной! — закричал Сэкстон.
Все замерли и посмотрели на него. Тогда на пути возник Рейдж, он показал рукой в другую комнату.
— Нет, — Сэкстон покачал головой. — Нет, я не… не забирайте меня от него… я не… — Лицо Рейджа оказалось прямо перед ним.
— У него есть пульс. Они дадут ему вену, а потом зашьют ножевое. Я отведу тебя в гостиную, и мы позволим им заняться делом…
— Нет! Не вынуждайте меня оставлять…
— Ты хочешь, чтобы они отвлекались на тебя, пока работают над Раном?
Сэкстон моргнул. Такой логики было вполне достаточно, чтобы на время успокоиться.
Он попытался встать, однако ноги не слушались, и он избежал падения лишь потому, что успел выбросить в сторону руку. Блэй и Куин помогли ему подняться и отвели в гостиную.
Он упал на диван и посмотрел на свои ладони. Колени. Рубашку.
Он весь был в крови.
Сэкстон взглянул на дверь. И услышал свой голос:
— Камера. Там есть камера в углу карниза.
Откуда-то появился Брат Вишес.
— Ты знаешь, где распределитель?
Сэкстон откашлялся и сказал хриплым голосом.
— Там… внизу, есть ноутбук. Пароль «Минни». Всё там.
— Я разберусь с этим.
Когда Брат выскочил из комнаты так, как будто дело касалось его лично, Сэкстон опустил голову… и заплакал.
Ну почему у него так быстро забрали его любовь?
***
На другом конце города Ново расхаживала по своей квартире, если это помещение можно было так назвать: ей потребовалось четыре шага, чтобы покрыть расстояние до ванной. Четыре шага вернуться к дивану.
Прополощите и повторите, образно выражаясь.
В ней поселилось какое-то тревожное возбуждение, как будто вселенная раскололась прямо в Колдвелле, и произошла какая-то космическая перестройка, повлиявшая и на ее мир. С другой стороны, может, она просто бредила после суточного голодания.
До визита Пэйтона она ощущала себя намного лучше.
Ничего удивительного.
Она впала в шок, почувствовав отголоски его крови над своим подвалом, но если учитывать все, что произошло, можно было не удивляться, что он пришел. И у нее возник соблазн проигнорировать его появление, но рано или поздно он бы нашел дорогу к ее квартире… и действительно, это был лишь вопрос времени.
Поэтому она взяла быка за рога и вышла к нему сама, чтобы доходчиво объяснить что-к-чему.
Так и вышло.
Он мудак, а она жертва, которая отказывается быть жертвой.
Бла-бла-бла.
Но вот в чем проблема: кое-что не сходилось.
«Я отказываюсь платить за чужие грехи».
— Это просто слова. Просто грёбаная брехня, — пробормотала Ново, делая очередной круг по квартире.
Быстро взглянув на электронные часы у изголовья кровати, она посчитала, сколько часов до рассвета: два. У нее осталось около ста двадцати минут, прежде чем она застрянет здесь на весь день.
Было только одно место, куда она могла сейчас направиться. И, к сожалению, это было последнее место в мире, где она хотела бы сейчас оказаться.
Но что-то гнало ее отсюда.
Как птица, стремящаяся к полету, она внезапно бросилась к выходу, словно боялась, что судьба закроет дверь для свободы выбора и заблокирует ее навсегда.
Оказавшись на улице, Ново быстро зашагала по стопам бесчисленных людей и вампиров, что протоптали дорожку по снежному тротуару. Она двинулась дальше, не только чтобы найти место для дематериализации, но и давая себе время и возможность передумать.
Взывающий да обрящет?
В конце концов, она укрылась в неосвещенном дверном проеме… и после нескольких попыток отправилась из центра города, мимо внешнего кольца пригорода, в заросший, затопленный болотами лес.
Материализовавшись, она оказалась среди знакомого и одновременно такого чужого пейзажа.
Дом, который она когда-то арендовала, теперь был заброшен — окна разбиты, дыры в крыше, во дворе находился спутанный клубок виноградной лозы, также виднелись дикие кусты и саженцы, которые скоро станут деревьями. Фактически вся собственность, казалось, вернулась в лоно дикой природы, шесть или семь акров заросли так, что не было видно дома по соседству.
Снежная пелена, ровная, нетронутая, за исключением некоторых оленьих следов, казалось, накрыла весь дом подобно савану. Точнее, как крышка гроба.
Должно быть, она последняя жила в этом месте.
Возможно, ее трагедия прокляла эту землю и дом.
Или… может, владелец просто не смог больше платить ипотеку, и банк, отобрав имущество, не сумел его никому продать… и потом прошел год, наступила зима, трубы полопались… и в итоге получилось то, что получилось.
Эквивалент рака, пустившего метастазы, только у недвижимости.
Ново шла вперед, не торопясь обходить здание… но всем путешествиям, большим и малым, когда-то приходит конец.
И вот она оказалась перед заболоченной равниной, которой, казалось, не было ни конца, ни края. В действительности, болота протянулись примерно на милю, вдали виднелись предгорья, перетекающие в горы, которые, в конечном счете, обхватывали озеро Шрун Лэйк с другой стороны.
Даже в таком беспорядке она точно знала, где похоронила ребенка. Там, под когда-то маленьким кустом, который стал намного выше, и кучкой камней, которые она выложила когда-то, которые так и остались на своем месте.
И над снежным покрывалом возвышался небольшой холм.
С каждым шагом тяжесть в ее сердце росла… пока она совсем не перестала дышать. И затем она наклонилась и положила голую руку на снег.
Перевернув ладонь, она вспомнила волдыри.
Когда это случилось, было так же холодно, как и в эту ночь. Но она решила копать. Она использовала кухонный нож, чтобы взрыхлить твердую, замерзшую землю, а затем раздирала почву голыми руками. Три фута вниз, она не могла копать дальше, потому что рук уже не хватало.
Тогда она вернулась в дом.
Ребенка она обернула в кухонное полотенце, чистое, без единой дыры.
Вернувшись к могиле, она наклонилась и положила крошечный комок на землю. В вырытую ямку первыми попали именно ее слезы. И затем она голыми руками вдавливала куски замерзшей земли, ее кровь смешивалась с глинистой почвой.
Беспокоясь, что хищники найдут это место, она вернулась в дом. У заднего входа лежали камни, отложенные для какого-то дизайнерского проекта на террасе, который так и не осуществили. Один за другим она перенесла их на могилу и выложила в форме пирамиды.
А потом сидела на холоде, пока не затряслась от переохлаждения.
Прямо как сейчас.
Только обжигающий свет самых ранних рассветных лучей побудил ее вернуться внутрь… и она тогда ушла не потому, что хотела жить, а потому, что решила смыть свою кровь с кухонного пола.
А также из-за старого поверья о том, что самоубийцам закрыт вход в Забвение.
С наступлением темноты она выкопала этот куст и пересадила его… а потом ушла, не зная, куда направляется.
Первые несколько дней она провела на улицах, защищаясь от солнца в переулках за мусорными контейнерами. Ей хотелось верить, что, в конце концов, она встретится со своим ребенком.
Она до сих пор этого хотела.
Как ни странно, она вспомнила, насколько оживлен город днем. Она знала лишь ночной Колдвелл, поэтому движение на городских улицах, говор прогуливающихся людей и оживленная атмосфера стали для нее полной неожиданностью.