Подфлажник

Утро родило новый чудесный день. Сквозь жидкую молочную дымку уже пытались пробиться первые лучи утреннего солнца, а с первыми лучами следовали и первые посетители судна. Это были портовые власти. Быстро набрав номер телефона третьего помощника, боцман сообщил ему о гостях и начал готовиться к встречи властей. Традиции в Новороссийске оставались такими же, как во времена СССР. Всё так же, уверенной вереницей, следовали на судно представители разных «карательных» органов. Среди них находились пограничники, таможенники, врач, эколог, портнадзор и прочая «иже с ними» братия. Залесский положил перед трапом мат, пропитанный хлором, и стал ожидать гостей. Сразу после прибытия третьего помощника, власти стали подниматься на судно. Сначала поднялся врач, он справился у третьего помощника о больных и прочем санитарном состоянии, после чего прошёл на борт судна, а за ним последовали и все остальные. Третий помощник провёл всех в салон команды, где были подготовлены необходимые на приход судовые документы и стояли столы, накрытые для лёгкого фуршета.

Перекусив и закончив с формальностями, первыми покинули судно пограничники, а все остальные начали свою «копательную» работу, как говорится: «Чем больше накопаешь, тем больше унесёшь». Врач, вместе с главным таможенником, сразу кинулся проверять провизионные кладовые. Эколог пошёл вместе со стармехом в машинное отделение, проверять наличие льяльных вод и пломб на трубопроводах, через которые откачивали фекалии и льялы. Туго зная своё дело, ринулись в бой таможенники. Как обычно, им захотелось проверить каюты членов экипажа, на наличие запрещённых, для ввоза в Российскую Федерацию, предметов. Боцмана направили сопровождать таможенника, проверяющего каюты расположенные на главной палубе. После осмотра всех кают, Николай завёл таможенника в свою каюту и, только тут, его осенило: «Я же забыл двадцатку спрятать». Но было уже поздно. Таможенник начал досматривать рундук, тумбочки, заглянул под диван, где нашёл с десяток компакт дисков с записями каких-то компьютерных программ на итальянском языке.

– Что это? – спросил таможенник обычным принятым для них тоном.

– Это осталось по наследству от предыдущих боцманов, – стал прояснять ситуацию Николай. – Судно работало на итальянской линии, вот ребята, где-то, на свалке и подобрали.

– И, что там? Порно? Фильмы какие-то, а? – продолжал свой допрос таможенник, сверля боцмана своими хитрыми всевидящими зелёными глазами, расположенными на лоснящемся, гладко выбритом грушевидном лице.

– Я понятия не имею. По всей видимости, какие-то компьютерные программы. Мы пробовали прогнать их на судовом компьютере, но он их не принимает. Закодировано паролем, – продолжал своё объяснение Залесский, пытаясь хоть как-то смягчить обстановку. – Хотите, можете сами проверить.

– Вы знаете, что такая продукция запрещена для ввоза на территорию нашего государства? – не унимался серьёзный таможенник, краснея, в основном, больше от любопытства, чем от проявления чуткости стража закона. – Вы понимаете, что это может быть контрабандная партия?

– Я тоже не знаю, что там, – категорически заявил Николай, показывая, что его желание продолжать разговор, исчерпано. – Вы можете все их забрать и проверяйте сколько душе угодно, для меня они никакой ценности не имеют.

– Ладно, разберёмся, – подвёл итог таможенник и положил в карман зелёной тужурки три компакт-диска, задавая боцману очередной вопрос: – Где ваша декларация?

– На столе, – спокойно ответил Залесский.

– Хорошо. Валюта вся задекларированная? – ехидно спросил груше подобный, проворно изучая содержимое навесного шкафчика.

Николай понял, что этот назойливый тип уже нашёл его заначку и спокойно сказал:

– Нет не вся, кажется, я забыл указать двадцать долларов.

– Как это вы забыли? Вы, что не знаете, валюта должна быть вся занесена в декларацию. Есть закон и надо его исполнять.

– Я знаю, но мне вернули долг, когда я уже заполнил декларацию, – попытался

схитрить Залесский. – Думал сумма не значительная, может, пронесёт. Что тут преступного? Я же, не прячу и не утаиваю.

– Я вижу, что вы не утаиваете, – таможенник достал из книжечки двадцатку, посмотрел на неё внимательно, проверил на свет и спросил: – Что будем делать?

– Поступать по закону, если не знаете, что делать, – виновато ответил боцман.

– По закону положен штраф, объяснительные, акты, протоколы, короче полдня

волокиты. Вы этого хотите?

– А что, вы предлагаете? – спросил в отчаянии Николай, направив на таможенника свой потухший взгляд.

– А что, вы предлагаете? – переспросил таможенник.

– А что, я могу предложить? – поинтересовался Залесский, рассуждая вслух, как бы, между прочим, – может угостить вас чем-нибудь?

– Угостите, – коротко промолвил груше подобный, и, подняв на боцмана свои зелёные глаза, продолжил, – двадцатью долларами.

Залесский промолчал. В какой-то момент мелькнула мысль, что они и ему, вроде бы, совсем не лишние. «С чего это вдруг, разбрасываться своими кровными». Но таможня не спешила заканчивать досмотр. Вцепившись за двадцатку, словно, кот за мышь, глаза его горели азартом алчности к доступной купюре номиналом в двадцать американских долларов. Он сел на диванчик, достал сигаретку и, боцман понял, что этот так просто не уйдёт. Он опустил голову, понимая, что двадцатку уже потерял, хоть штрафом, хоть так, но лучше её отдать и хлопот меньше будет. Так и решил.

– Раз так, тогда берите.

– Ну, спасибо, – поблагодарил обрадованный таможенник, пряча «трофей» во внутренний кармашек тужурки, он поднялся и вальяжно покинул гостеприимную каюту украинского моряка, бывшего собрата по «социалистическому лагерю».

Через час комиссия полностью закончила свою работу, и боцман снова занял место вахтенного у трапа. Стоя на вахте, ему пришлось провожать «усталую» комиссию. Члены комиссии покидали судно с радушием в глазах и полными пакетами «трофейных» подарков. Сойдя на берег, они повеселевшие и, явно, довольные своей работой, шли в сторону административного здания, находившегося в глубине территории порта. Уходила комиссия. Уходили таможенники, растворяясь в рабочей суматохе порта, а с ними вместе удалялась, кровно заработанная боцманом Залесским, американская купюра номиналом в «двадцать зелёных долларов».

6.

Спустя некоторое время после утреннего туалета, Ирина покинула гостиничный номер и направилась к выходу в фойе. Возле лифта она встретила горничную и справилась, как пройти к центральной проходной торгового порта. Словоохотливая горничная охотно согласилась помочь Ирине и, уже, через несколько минут, Залесская шла по широкому проспекту в сторону проходной торгового порта. Свернувши налево, она немного пропетляла по узким припортовым улочкам, пока, наконец, отыскала прямой путь к проходной. Прибыв на проходную и встретившись с массой новых накопившихся проблем, её оптимизм пропал, словно, утренний туман в солнечную погоду. Именно, возле проходной в порт началось всё самое интересное. Хочешь узнать, где находится судно? Надо зайти на территорию и позвонить из административного здания диспетчеру, но, чтобы зайти туда, надо иметь пропуск. Круг замкнулся. Доживши до тридцати с лишним лет, Ирина впервые столкнулась с такой невыполнимой проблемой, от чего, очень расстроилась. «Как быть? Что делать? К кому обратиться за помощью?» В её голове стали, вдруг, возникать, безответные вопросы. В отчаянии она попыталась упрашивать бойца военизированной охраны, чтобы тот пропустил её, хотя бы в административное здание. Но ВОХРовец туго знал своё дело, он служил порту верой и правдой, поэтому, ни на какие уговоры не шёл и, ни за какую валюту не покупался. Он «мзду не брал, ему за державу обидно было». Как человек, он понимал Залесскую. Понимал, что она из Одессы приехала. Понимал, что уже двое суток мучается, но помочь не мог или не хотел. Он хорошо выучил, одну единственную, фразу: «не положено». После всех стараний, Ирина впала в полное отчаяние, ещё никогда она не чувствовала себя так беспомощно, как в эти минуты. Если разобраться, так это была её первая самостоятельная поездка в отдалённую местность. Она-то дальше Измаила и не ездила никуда. Отчаяние переросло в злобу, но злиться, особо, не на кого было, ведь её, по сути, здесь никто не ждал, а мобильные телефоны, только стали появляться и ещё не всем были доступны. Вот и злоба прошла быстро, словно, разряд молнии. Снова наступило отчаяние. На глазах стали появляться редкие слезинки. Они медленно накапливались: капелька за капелькой. Тёплые и солоновато горькие от обиды на всех и вся, они текли медленной струйкой вниз по лицу, затем процесс усилился, и они потекли быстрее и сильнее, от нахлынувшего потока негодования и бессилия в решении наболевшей проблемы. Плача, она выкрикивала какие-то непонятные слова, но её «абракадабры» никто не хотел понимать, к ним, просто, никто не хотел прислушаться. В глазах у Ирины всё стало мутным и расплывчатым, всё поплыло вместе с потоком слёз. Ничего и никого, не различая, она присела на какую-то скамеечку, выплакалась и потихоньку стала приходить в себя. Слёзы кончились, и нахлынувшая вихрем истерика, стала проходить. Залесская сидела, хлюпая носом, и вытирала платочком глаза. «Хорошо, что я не накрасила ресницы», – промелькнула умная и здоровая мысль. Ира разглядывала свой платочек и слегка ещё всхлипывала. Именно в такой тупиковой ситуации и встретил её Алексей, который шёл на работу вместе с напарником из Новороссийска.