Страница 8 из 15
– Ты спятила, – дрогнувшим голосом проговорил Золотарев. – Я не верю тебе.
– Да мне плевать, во что ты веришь, – весело сказала она.
– Давай остановимся и поговорим нормально.
– Знаешь, что у меня в рюкзаке? – тихо спросила Шанита, даже не обратив внимания на предложение Евгения. – В мыльнице лежат пальцы ног твоей подружки, все десять штук. Из них можно сделать бусы или браслет. А в пластиковой бутылке со спиртом – язык, нос и уши. Кстати, в ушах даже остались ее сережки. Я просто забыла их вынуть. Вообще-то я планировала срезать с лица Нади кожу, но она постоянно рвалась, и я бросила это дело, только в крови перепачкалась. Но знаешь, что самое удивительное? Она еще жива. Лежит у меня в ванной, связанная и истекающая кровью. Ты ведь примерно то же самое намеревался сделать с ней сегодня ночью на даче? Вместе со своими приятелями-садистами?!
– Хватит! – завизжал Евгений, и байк снова опасно завилял, словно полностью разделяя нервное состояние своего хозяина. – Ничего этого не было! Ты специально придумала, сумасшедшая сука!!
Шанита осторожно просунула красный от крови нож между шлемом и воротником косухи Евгения. Когда острое лезвие коснулось шеи, он отрывисто вздохнул.
– Что ты чувствуешь? – шепотом проговорила она. – Что ты чувствуешь, когда от смерти тебя отделяет всего пара миллиметров? Пара миллиметров и доли секунды?
– Не надо, – всхлипнул Золотарев. – Убери нож. Прошу тебя. Я все сделаю.
– Нет. Это я все сделаю, – ласково поправила его Шанита. – У меня с собой набор скальпелей. Еще я взяла кусачки и молоток. Еще есть терка, совсем новая. Знаешь, что за несколько минут человеку можно содрать лицо? У меня есть перчатки, так что я справлюсь. А, про паяльную лампу забыла. Мы не должны допустить лишнюю кровопотерю. Так, Айболит? Ведь так тебя принято называть среди таких же психов?! Куда ты сегодня навострил лыжи?!
Она услышала, как Евгений снова издал хлюпающий звук.
Гравийка закончилась, и теперь мотоцикл медленно катился по бетонным плитам. Из-за неровных стыков байк постоянно подскакивал, и Шанита убрала нож. Рука могла дрогнуть на ухабах, а в ее планы не входило ранение хирурга в шею – оно могло бы оказаться фатальным.
– Да. Такие дела, дядя Женя, – с печалью промолвила она. – Я знаю о тебе все. Сегодня вечером тебе был нужен биоматериал для извращенской вечеринки. Но твоя подруга сошла с дистанции, и взамен ее появилась я. Ты быстро сообразил, что вместо Нади вполне могу подойти и я. Действительно, какая разница, кому высверливать влагалище, твоей подружке или мне?
– Пожалуйста…
– Сегодня вечером ты сдохнешь в мучениях, – оборвала его Шанита. – Помнишь, как сказали в каком-то ужастике? «И о твоих муках даже в аду будут слагать легенды…»
Свет от каплеобразной фары «Индиана» ярко-желтым ланцетом рассекал пелену сгущавшихся сумерек. Впереди снова замаячил лес, ощетинившийся громадными елями, – черный, молчаливо-угрюмый, от которого даже за сотни метров сквозило холодом и тревогой.
Вскоре бетонные плиты закончились, и теперь мотоцикл мягко катил по лесной дороге.
– Шанита, – жалобно пискнул Золотарев, тут же почувствовав, как лезвие царапнуло беззащитную шею.
– Тссс, дядя Женя. Просто смотри вперед, – сказала она и безжизненно улыбнулась.
В то время как «Индиан» все дальше и дальше углублялся в лесные дебри, кутеж в придорожном кафе, из которого уже почти три часа не вылазила троица, продолжался.
– … и это… там, в общем, две мокрощелки было, Тани-Мани всякие, я их погонял уже и не помню… Потом прикандыбал Митрич с двумя коробками шмали, и мы еще раскумарились в придачу…
Голос Паши напоминал густую липкую патоку, она лениво сочилась и растекалась в пространстве, заполняя каждый квадратный сантиметр душного бара, и толстяк вымученно скрипнул зубами.
Когда история бывшего уголовника, обильно сдобренная «вощем-та», «это самое» и «типа», а также жаргонными словечками закончилась, блондин по имени Сева громко заржал, запрокинув голову.
Сергей зажмурился. Сиплое дыхание со свистом вырывалось изо рта, как воздух из продырявленной шины.
– Серж, ты че-то совсем скис, – озабоченно произнес Павел. Он вытащил сигарету из помятой пачки, привычным движением сунув ее в пустую дырку, там, где когда-то был зуб.
– Нормуль, – выдавил Сергей. Он вытер блестящий от пота лоб и заторможенно посмотрел на приятелей, словно видел их впервые в жизни: – Жарко здесь, пацаны. Прямо, мля, как в парилке.
Павел обменялся с блондином удивленными взглядами. Никто из них не ощущал духоты, так как окна заведения были открыты и температура внутри бара была вполне комфортная.
– Пошли проветримся, – предложил Паша, вертя в руках зажигалку, но толстяк пьяно замотал головой:
– Не. Мутит меня. Я лучше посижу, и все пройдет.
Бывший зэк пожал плечами.
– Ну, как знаешь, – не стал настаивать он.
Сергей хрипло вздохнул. Спина взмокла настолько, что футболку можно было выжимать, под мышками образовались громадные полукружья пота.
Ему становилось все хуже и хуже. Шею, казалось, сдавливала невидимая петля, намертво вгрызаясь в кожу, и с каждой минутой она затягивалась только туже. Сердце учащенно колотилось, словно игла в швейной машинке, и Сергею чудилось, что с каждым стуком этот трепыхающийся гребаный мешочек с трубочками внутри его распылял по его измученному телу серную кислоту, которая заживо разъедала его изнутри.
Моргая, он посмотрел на свои пухлые руки. Ему показалось, что вены вспучились, медленно извиваясь, как толстые ленивые черви. Кисти горели, как если бы под кожу напихали тлеющих углей.
«Еперный театр, – подумал он, ловя языком едкую каплю пота, шлепнувшуюся с носа. – Там внутри не кровь, а ядреная срань, как в вулкане…»
Липкая духота нависала со всех сторон ноздревато-гадостной пеной, сводя с ума. Хотелось сорвать с себя одежду и остаться совершенно голым, но краем воспаленного сознания Сергей понимал, что и это не спасет.
«Впиться в кожу ногтями… содрать ее до мяса, добраться до чертового зуда…»
Толстяк испугался своих мыслей и туманно посмотрел на мизинец. Там, где краснела едва заметная ссадина. Багровая точка внезапно расцвела ярко-алой розой.
Сергей потрясенно разинул рот. На его глазах распускающая лепестки роза постепенно преображалась в тусклый гноящийся глаз. И этот глаз подмигнул остолбеневшему парню, роняя на пол вязкие кляксы гноя. От гадостного клейстера курились струйки тошнотворной вони.
– Твою мать! – заорал он, вскакивая с места. – Б… дь!!!
Сергей остервенело стиснул пальцы в кулаки. Он тяжело дышал, с присвистом, пытаясь привести свои мысли в порядок. Но какой там, в задницу, порядок, когда из собственного мизинца на тебя таращится чей-то выпученный глаз, слезящийся липкой дрянью?!
Левой рукой молодой человек случайно задел кружку с остатками выдохшегося пива, и та, совершив неуклюжий кульбит, полетела на пол. Послышался звон стекла.
– Серега? Серега, ты чего?!
Он поднял трясущуюся голову. Приятели с тревогой смотрели на него, Паша даже вынул сигарету из щербатого рта. Немногочисленные посетители бара тоже удивленно повернули головы в его сторону.
– Херово мне, пацаны, – прохрипел Сергей. Он медленно опустил глаза и, глубоко вздохнув, разжал пальцы.
Никаких роз и чертовых глаз. На ладонях – белые вмятины-полумесяцы от толстых ногтей. И маленькая ранка на мизинце.
Обычная ссадина, вернее даже не ссадина, а малюсенькая точечка, как от иголки, размером даже меньше спичечной головки.
«Что за хрень? – в ужасе подумал толстяк. – У меня глюки?!»
– Я… в сортир, – едва ворочая языком, промычал он, и друзья молча закивали. Казалось, они даже были рады, что тот их покинет на какое-то время.
С трудом подволакивая ватные ноги и спотыкаясь на каждом шагу, Сергей двинулся к кабинке, над которой поблескивала латунью табличка «WC» с изображенным под ней силуэтом писающего мальчика.