Воин Донбасса

Алексей в Сокольниках был несколько раз — присматривал местность перед выходами. И всегда поражался, с какой поистине фашистской жестокостью действовали украинские нацисты. А там как раз стояли с их стороны нацистские силы и прежде всего — всё тот же «Айдар».

Посёлок этот превратился если не в Сталинград, то только потому, что домики были маленькие, деревенские. Были украинские — с четрёхскатной крышей, будто пирамидка, были русские — с двускатной, были и смешанного типа — вроде и четырёхскатные, но с неким треугольным скворечником наверху как продолжение боковых скатов. Или, вернее, их начало.

Но домики именно что — были.

Каких типов больше, определить уже затруднительно — уж очень сильно разрушено всё. Иные дома без крыш, а иные и без стен. Постарались укры одинаково по всем. Видно, нацистская программа украинизации Донбасса не делала различий между национальной принадлежностью местных жителей.

Конечно, Кравченко, русский с украинской фамилией, вполне себе понимал, что в «украинском» доме могли жить русские, а в «русском» — наоборот. Если не вообще какие-нибудь греки. Ну, условно. У греков, вроде, в Донецкой области своё село есть, место компактного проживания, но Алексей не знал ни имени его, ни местонахождения. Так, слышал краем уха. А здесь поначалу вообще-то сербы жили. Которых князь Потёмкин сюда пригласил. Отсюда, видно, и название районного центра — Славяносербск.

В общем, была бы здесь, на Донбассе сборная солянка из национальностей, если бы не империя, которая всех не объединила под одним знаменем и одной властью, не печалясь о национальной принадлежности своих граждан. Живёшь в общей стране, законов не нарушаешь — вот и молодец, так и живи дальше. А если ещё и на империю хорошо работаешь — то и карьеру в ней сделаешь. Вплоть до места в самой высокой элите. Особенно в советские времена, когда к тому же было отменено и сословное деление.

Так и сложился здесь на Донбассе за столетия тот самый имперский народ. Народ, который ощущает себя русским не по национальности, а по принадлежности к общей стране. А имперцы все, в общем, мыслят схоже: «Жила бы страна родная — и нету других забот!»… И понимают друг друга, даже если между их империями рознь. Потому мы давно простили немцев, но не простили их фашизма. И не забыли. Потому и Победа — наша, хотя сами тогдашние победители почти все вымерли. Потому что эта победа не над немцами, а над фашизмом.

Это только для нациста все чужие. Включая и своих, когда они не хотят принимать людоедскую, по сути, идеологию «Нация — превыше всего». Нация базируется на национальности, а не на народе. Оттого чистый нацист и готов уничтожить хоть весь народ, если тот с ним не согласен. Что вот и демонстрируют сегодня нацисты из «Айдара» и прочих нацформирований, здесь, на Донбассе. Вот в этих самых Сокольниках. Можно было бы сказать — с блеском демонстрируют, если бы от этого не исходило такой замогильной, дьявольской черноты…

Вот они, могилы. Одна прямо у дороги, перед разнесённым двором, — крест. Без надписи. Безымянная жертва нацизма… Как в сорок первом, ей-богу!

Аналогично — Раевка. Там, правда, только стрелковка участвовала, так что это явно укровская ДРГ из «зелёнки» действовала. Скорее всего, на отходе, чтобы довыявить огневые точки. Но, может, всё проще — по пьяни. Такое тоже сплошь и рядом.

А с другой стороны, этот день, да вообще эти новогодние дни выдались определённо тихими. Нет, в Донецке что-то творилось, по новостям передавали, в аэропорту бои идут, но без разбитого в квартире нетбука Алексей был отрезан от интернета, и подробностей не знал. Здесь же, относительно Донецка, было тихо. Начальник штаба Куга довёл до них, офцеров, как положено, сводку — но это была вполне обычная сводка. Обстрелы, перестрелки, действия ДРГ — обычная картина обычного дня периода Минского перемирия.

Так что этот день пришлось посвятить своим новым прямым служебным обязанностям — боевой подготовке. Ну, если так можно назвать то, чем пришлось заниматься на самом деле, — какая уж тут учёба для матёрых мужиков, прошедших хорошую школу реальной войны, да под началом толкового командира. Каковым и был Перс, всё больше нравившийся Алексею.

Поэтому он больше приглядывался, присматривался к людям, определяя, кто как двигается, кто как смотрит, кто как ведёт себя. С ними ему ещё ходить на боевые, и он хотел заранее определить перспективных бойцов в свою группу. Перспективных для своей именно группы.

Эх, сюда бы своих хоть пару расчётов! Нет, лучше четыре! Тогда бы у него сразу была бы полноценная группа, в которой всё уже отработано, где — главное — взаимодействие чуть ли не на уровне рефлексов получается!

Алексей знал за собой это качество и даже несколько нескромно им гордился, — он действительно умел хорошо сколачивать разведгруппы из недавно ещё незнакомых бойцов. Вот кто скажет, что Еланчик у него в роте только с 14 декабря? Две недели вместе, три выхода — и вот вам спец! Не всё ещё умеет, конечно, но как скрадывается! А как охранение отрабатывает! Не хуже Злого — а Юрка ведь профессионал. А Ведьмак, Дядя Боря, Доба, Шрек! Да, ребята, вас бы сюда… Не спецназ ВДВ, конечно, кирпичи об голову не ломают. Но именно в разведке, в искусстве скрадываться на местности, незаметно оказаться позади врага, в искусстве таиться в засаде и устраивать оппоненту зловредные взрывоопасные сюрпризы — тут действительно удалось добиться впечатляющих результатов. В последнее время бригадное начальство стало серьёзно подхваливать его подразделение, но самое главное — по слухам, начало им подхваливаться перед своим руководством.

Ну что ж, по тем же слухам, в ОРБ тоже собрались бойцы не слабые. Но их ещё надо узнать. Среди них ещё надо найти не только лучших, но — «своих». А эти два понятия далеко не совпадают в реальной жизни: лучших и так командиры знают, а потому кто их тебе отдаст! «Свои» — они у каждого. Хоть война, конечно, такая штука, которая всё равно заставляет всё перетасовывать…

Словом, второй день новой службы был больше посвящён не боевой подготовке, а, скорее, выяснению, в каком тут состоянии само представление о «разведывательно-боевых задачах».

Нет, то, что действия разведгрупп в современных войнах превратились из вида боевого обеспечения в способ вооружённой борьбы, тут понимали все. Испытали на собственной шкуре, можно сказать. Да и более того: собственно, вся война на Донбассе состояла именно из такого вида боевых действий. Чисто позиционные дела летом были редкостью и начались, по сути, только с начала перемирия. Но тут уже не бои — а позиционное сидение. С перестрелками. И даже в этом случае диверсионно-разведывательные группы работают вдоль всей линии нитки соприкосновения. Причём часто это не какая-то плановая деятельность, хотя бы тактической нацеленности, а просто военное состояние. Состояние, когда война сама себя поддерживает: ДРГ выходят в поиск, чтобы не дать возможности просочиться ДРГ противника, не дать им возможности нагадить. Но, конечно, постараться по возможности самим нагадить врагу…

То есть весь конфликт здесь — это сплошные действия ДРГ. Более или менее численных, более или менее вооружённых, более или менее поддержанных техникой и артой. Даже укропы, при всей их замшелой тактике, действуют в основном тоже не составом батальонных тактических групп, а сколачивают группы поменьше. Их, конечно, всё тянет на опыт Второй мировой войны, поскольку, видимо, ему больше всего обучались в их незалежных училищах, — чтобы позиции окопанные, артиллерийская поддержка, бросок танковых клиньев, атака пехоты… Ну, типа как их 30-я бригада под Металлистом в августе, когда в день в лобовых атаках по 20–30 человек теряла. Или эти бесконечные атаки на родной Александровск…

С одной стороны, да, успех был. Как они лихо — когда это было? — а, точно, 14 августа, чёрный день! — колонной прошли через Юбилейный, Лутугино и аж до Хрящеватого! А с другой стороны, и пожгли ведь мы их немало возле той же самой Георгиевки! Потому как нельзя бронегруппу такого размера гнать по дорогам, когда марш ни флангово не обеспечен, ни, главное, соответствующей организацией пехоты.