Воин Донбасса

Ну, а там уж понабежали — милиция, прокурорские, фээсбэшники. Оказалось, многим нужен был олигарх тот на пожевать, многих он обидел. Сняли со всех показания. А мне шеф, убывая освобождать заложницу, — жена друга его где-то в другом месте содержалась — велел за этим Загалатием приглядывать, чтобы, мол, нужные показания дал. Вот тогда мне его фамилия врезалась. Ну, допрашивали его отдельно, конечно, но я успел ему до того шепнуть привет от шефа с советом вести себя предусмотрительно. Шеф так и велел: скажи, мол, именно это слово — «предусмотрительно». Ну, тот не полный дурак — сказал всё, что надо, тем более, что если умолчать о предыстории с перевербовкой, то и запутаться особенно негде было. Да, босс сам обвинил начальника охраны в похищении. Да, тот его ударил. Да, этот выстрелил. Всё.

Главное, пояснил Юрка, очень многие хотели порвать того олигарха. И государство, и «коллеги» его. Многих обидел, гадёныш, да и на активы его лапу наложить многим интересно было. Так что на мелких нестыковках правоохранители внимания не заостряли, а позже и такие настоящие документы всплыли по делам его разным, что убийство охранника эпизодом прошло. Адвокаты, конечно, к нестыковкам придирались, но только для того лишь, чтобы задвинуть этот эпизод за край картины. Мол, мы вполне можем развалить это дело, но если вынесете его за скобки, то на том и договоримся. А поскольку шеф уже тогда под крышей ЦК работал, то и его из картины изъяли. Все довольны, все смеются.

Олигарх от нар отмазался таким образом, но по остальным делам прижали его плотненько, так что пришлось ему бизнесом своим расплатиться с обиженными. И с государством, конечно. А потом он в Англию слинял.

Во, закругляя историю, рассказанную прежде всего для Еланчика, ибо Алексей её знал, наставительно поднял палец вверх Злой. Вот как шеф наш заложниц освобождать умеет. Нет, вы тоже, не спорю, неплохо спланировали операцию. Чувствуется школа Ященко. Но жаль, что бандосов покрошить не удалось. Миролюбивые слишком оказались. А там-то одному тот терпила-безнес хребет вынес ногами — говорю же, явно из подготовленных дядька был. Помер бандюган едва не на месте. А остальных троих СОБР побил сильно, одного вообще на инвалидность отправил.

Ладно, вступился за командира Еланчик, Буран-то наш-от тоже одному пулю в брюхо вогнал. Да и мы с тобою наших неплохо помяли. Мой-от точно месяц даже ширинку себе одной рукою тока расстегать сможет. Так што ты командира нашего не замай тут!

Да я что, я ничего, белозубо, довольно рассмеялся Злой. Я его разве ж могу замать? Да ни в жисть!

Вот тут Юрка, хороший парень и надёжный боец Юрка ошибался. Просто не знал ещё, в чём ему признается любимый командир через несколько минут и один тост…

А командир что… командир не знал, как сказать про их отношения с Настей. И говорить ли вообще. В конце концов, это было её решение. И, может быть, пусть она и разбирается со своими любовниками?

Но Алексею такая мысль показалась гнусненькой. Трусливой. В конце концов, это его косяк. И надо разрулить его самому.

И он бухнул:

— Давай, Юрик, накатим ещё по одной. А то я тебе сказать должен кое-что, после чего ты… в общем, может, уже и не захочешь со мной выпить…

Глупо сказал. Но уж как получилось.

А Злой подобрался:

— Чё-та с трудом представляю, командир… Что случилось?

В общем, рассказал Лёшка. Как получил то ли совет, то ли команду переночевать у Насти, что выпили с нею, что потом само как-то вышло, что… В общем, вышло. Сам понимаешь…

Юрка слушал мрачно. Помрачнел и Еланец.

Вокруг веселился народ, нагоняя пропущенное вчера. На стене в телевизоре о чём-то стонала какая-то певичка, сопровождаемая бегущими титрами с призывами к знакомствам разной степени лёгкости. В проёме между залами стояла официантка Юлия, оглядывая свою жующую паству. Всё было хорошо, правильно.

Всё было плохо.

— Знаешь, Буран, — наконец, сказал Злой. — Не то огорчает, что вот так вот ты переспал с моей девушкой. Что мы, Настю не знаем? Она сама выбирает. И оно понятно было сразу, что меня она так, на время выбрала. На посмотреть, можно сказать. И чтобы тебе досадить. Но…

Он замолчал.

Еланец длинно вздохнул — видать, вспомнил своих трёх жён, бывших и нынешних.

Алексей молчал. Он не знал, что говорить.

— Ну, то есть, сразу видно было, что на тебя она запала. Но ты с Ириной, вот она и… — проговорил Злой, вертя рюмку в пальцах. — Но не в том дело…

Наследие Ященко определённо заразительно для всех членов его команды!

— А в том дело, — продолжал Юрка, — что рассказал ты мне о том.

Алексей поднял бровь.

— Так-то оно ладно — перепихнулись и всё. Не жена, чай, мне Настя, — Злой прокашлялся. — В том дело, что важно это для тебя оказалось. Ты ж не просто извинился, ты же сейчас тему закрыл. Ты так сказал, что, получается… Получается, что забираешь ты девушку мою у меня.

Кравченко попытался сделать отрицательное движение, но был остановлен резким жестом товарища.

— Если бы она сама мне сказала, — продолжил глухо Злой, — дала от ворот поворот, то был бы один расклад. Ну, понравился, потом разонравился, другой понравился. Не жена, говорю же. Но тут сказал ты. И так сказал, что понятно всё, в общем, Нет, ну, не удержался — понятно. С такой девушкой в одной комнате переночевать и удержаться невозможно. Но ты, получается, не разок не удержался, а вот так вот взял и окончательно решил забрать её. А у тебя ведь и так девушка есть…

Юрка посмотрел на Алексея пусто. Отстранённо, как будто издалека. Как будто с дороги, по которой уезжает далеко и навсегда.

— И получается, Лёша, так, что забрал ты у меня мою девушку, у боевого товарища. Когда у самого есть. И получается, не от голода на бабу переспал ты с ней, а от любви. Да оно и заметно было, хотя бы даже по новогодней ночи позавчера. Совсем забрал, получается…

Еланчик, добряк Еланчик тоже сокрушённо вздохнул. По его лицу было видно, что он переживает за обоих.

— Слышь, Анатольич, — он чаще всего звал Юрку по отчеству, как и большинство других друзей и сослуживцев. — Ты не заводись тока. Мои-то бабы три знашь скока крови с меня попили! И всё через любовь ту. Я как от Ноташки-от ушёл? Ток всё то Анька створила-то. В голову вбила себе, что любит меня, да и пошло оно так-от. То в могазине прижмётся, то кудой пригласит, да бутылочку поставит. То я в ройон, ну, на автобусе, — так и она, это, дела там у неё находятся. А Ноташка-то злится, это, лютует прямо — да на меня всё. Ну, я так-то походил-походил, с казачками нашими бутылочку распили — да и ушёл от неё. Той, Аньке-то, и говорю: «Хочешь, чё ли?». А она: «Ребёночка хочу, да». А Ноташка моя биться к ней приходила, потом уже, когда разошлись. Да тока поздно было.

Это я, Юрко, чё сказать-то хотел. Это ты на комондира-то камня не держи. В этих делах завсегда те бабы сами всё решают. Мы, мужчины, то есть, слабы перед ними-то, ежели им в башку втемяшится выбрать которого. Не волен он был, думаю, Буран-от.

Немудрящим своим рассказиком — а может и добавил чего — Еланчик несколько разрядил обстановку. Да, в общем, так оно и было вчера — её была инициатива во вчерашнем, Настина. Но прятаться за девушку Алексей не хотел. Что говорить — сам был только «за». А уж после…

Юрка всё так же вертел рюмку. Потом скомандовал:

— Наливай по одной.

Всё же чокнулись, не стал Злой командиру своему бойкот устраивать. Но сказал, не поворачиваясь к Еланчику, а всё так же пристально-отстранённо смотря на Алексея:

— Да знаю, Витька, что бабы нас выбирают. Я об том же и говорил. Нет у меня зла ни на Настю, ни на командира. Но я, Лёша, не пойду с тобой теперь в ОРБ. Потому как… Всё понимаю. Но по факту ты у меня девчонку отнял. Уже одну за собой имея. Бабу-то я себе найду ещё. Но одного боюсь. Боюсь я, Лёша, что на выходе, в острой какой ситуации, влетит в голову мысль лишняя, — и пропущу я момент, когда тебя подстраховать нужно будет. Не потому, что нарочно, а замешкаться она меня заставит, мысль та. А я того не хочу, чтобы тебя из-за меня завалили…