Страница 15 из 65
А так ли это?
Наверное, до сегодняшнего дня о приобретениях можно было бы даже не заикаться, кроме дикого напряжения нервов и мозгов всё остальное было облачено в серые тона. Ах, надо послушать ещё одну песню, а то, столько размышлений и не с кем поделиться и обсудить.
Вера вновь нажала кнопку «play».
Плачь, плачь, плачь моя гитара,
Сердце тонет в море грусти.
Омут пьяного угара
Не излечит, не отпустит.
Плачь гитара, плачь родная,
Детство, юность вспоминая.
Жизнь дороженька кривая
Приютила в новом крае.
Плачь гитара, плачь подруга
По земле далёкой ныне,
Где зимой мороз и вьюга.
Летом грозовые ливни.
Плачьте струны под руками
По хорошим, добрым людям,
Что делили вместе с нами
Праздники и серость будней.
Плачь, плачь моя гитара
Сердце тонет в море грусти.
Я скучаю — это кара,
Что зовется Беларусью.
Вера подумала, слушая печальный голос барда — нет, далеко не всё благополучно и у Олега, и у его семьи, сколько неприкрытой тоски в этих песнях.
Ладно, послушаю ещё одну песню и пойду приму душ, может и правда позвонит Галь, а вдруг ещё и приедет к ней в Ашдод.
От этих мыслей щёки полыхнули пожаром, тепло распространилось по всему телу, и она поймала себя на том, что глупо улыбается неизвестно чему, а точнее, кому.
Мотнула головой и вслушалась в слова следующей песни:
Цветы, деревья, лунный свет,
Пустыня, море, горы, ветер… —
Всё вроде наше здесь, и нет.
А сколько надо трудных лет,
Чтоб стали наши краски эти?
Мы можем скрыть печаль свою,
Тайком излить тоску в подушку.
Что делать мне, ведь вам пою
О том, что помню и люблю.
Как петь об этом равнодушно?
А будут слушать, буду петь.
Печалью, радостью делится.
В пожаре судеб мне гореть,
А в песне жить и умереть
И с новой вновь на свет родиться.
До сегодняшнего дня и Вера бы думала — а, сколько надо долгих лет, чтоб стали наши краски эти…
Но, после поездки в Беер-Шеву, встречи с пожилым человеком в автобусе, знакомым Олега Фрейдмана, а особенно, после знакомства с Галем, ей уже казалось, что всё вокруг родное или становится родным, ведь, как легко она разговаривала на иврите с парнем, откуда только к ней нужные слова приходили.
Вдруг до её слуха дошёл телефонный звонок из аппарата, стоящего в салоне, она вздрогнула и посмотрела на часы, было восемь.
Открыв дверь своей спальни, услышала, как её сестра разговаривает по телефону с кем-то на иврите.
Особой сообразительности ей тут не надо было, Люба любезно общалась с Галем.
Сестра, повернувшись на скрип двери, махнула рукой Вере, подзывая к себе и вручая трубку телефона, шепнула:
— Приятный молодой человек, вежливый.
Вера приложила телефонную трубку к уху и выдохнула:
— Да!
И смутилась, переходя на иврит:
— Кен…
И она услышала уже знакомый смех Галя.
— Вера, я правильно произношу твоё имя?
— Правильно.
— Всё это время после того, как мы расстались, учился произносить твоё имя.
Ты, когда сможешь быть готовой, чтобы мы встретились и ты начнёшь меня учить русскому языку.
Я уже знаю, что да, это кен.
И он снова рассмеялся.
— Прости, но мне надо хотя бы полчаса, чтобы собраться.
— Порядок, именно столько мне ехать от Ришона до Ашдода.
Диктуй адрес, я буду тебя ждать напротив подъезда.
Положив трубку на аппарат, Вера встретилась глазами с сестрой и взгляда не отвела.
— Люба, мне сейчас некогда разговаривать, надо быстренько принять душ, одеться, слегка подкраситься и это всё за полчаса.
— А разве я тебя держу, ты уже у нас девочка самостоятельная, сегодня же позвоню родителям и сообщу про твои подвиги.
— Вот-вот, позвони, а то мне сейчас некогда и сообщи им про моё поступление в университет, что подготовительный и первый курс у меня бесплатные, и мне предоставили общежитие…
— И, что ты завела себе местного парня?
— А почему и нет, можешь и про это рассказать, мне скрывать нечего, через два месяца мне уже девятнадцать.
Глава 8
Принимая душ, одеваясь, накладывая макияж, Вера всё время разглядывала своё тело и лицо, то так, то в зеркале.
В отражении она ловила в своих глазах, играющих оттенками от серого до голубого, огоньки радости от предстоящей встречи.
В прихожей, оглядывая себя в последний раз перед выходом, Вера неотвязно думала об очень симпатичном, и на первый взгляд, внимательном парне, о будущей линии своего поведения с ним, а главное, её волновало, каким он будет с ней — учтивым ли, вежливым или нахальным?
Кровь то приливала, то отливала от лица — как быть, может сразу же, как сяду в автомобиль, тут же полезет целоваться и щупать её, воспользовавшись теснотой, что тогда делать и, как вырваться от него?
Нет, не похоже, он не выглядит, как пошлый приставака, хотя девчонки-официантки рассказывали и про таких парней, которые в первый же вечер норовили затащить в постель и хуже того, овладеть девушкой прямо в машине или где-нибудь в уединённом месте на природе.
Голова шла кругом, она в свои почти девятнадцать лет даже ни разу толком не целовалась.
Не считать же за настоящий, тот робкий поцелуй Петьки, которым он её наградил перед уходом в армию.
Спускаясь в лифте, вспомнила события полуторагодичной давности — когда после застолья, по поводу проводов Петьки в армию в кругу его семьи и немногочисленных друзей, она тоже присутствовала там вместе со своей подружкой Светкой.
Начали расходиться, он вызвался проводить девушек до дому.
Первой по пути жила Света и они, распрощавшись с ней, пошли дальше к дому Веры, хотя раньше Петька никогда не проявлял к ней особых знаков внимания.
В подъезде парень вдруг осмелел и позволил себе прижаться к девушке и втиснуть в её сжатые уста, свои пахнущие алкоголем мокрые от вожделения губы.
Они так постояли несколько секунд, Вера даже не успела решить для себя, как на это реагировать, потому что из квартиры вышел папа и позвал дочь — он их срисовал в окно, когда они подходили к дому.
Вот, в общем-то и всё, весь её любовный опыт, не считая нескольких писем Петьки из армии, где он клялся ей в вечной любви.
Нет, Вера не была настолько наивная девушка, чтобы не понимать ту химию, происходящую между мужчиной и женщиной и более того, её тело уже давно отзывалось на вожделенные мысли и взгляды парней, но она никогда не давала себе развить в этом направлении фантазию, подавляя силой воли в самом зародыше.